Мороз, по которому будем скучать

От молотобойца до врача

Владимир Васильевич родился в селе Тесь — на малой родине Константина Черненко, как говорят жители села, добавляя значимости своей земле, хотя Генеральный секретарь ЦК КПСС (с 13 февраля 1984 года по 10 марта 1985–го) на самом деле появился на свет по соседству — в селе Большая Тесь. В детстве будущий кандидат медицинских наук даже представить не мог, что когда–нибудь наденет белый халат. Правда, его отец, работавший кузнецом, помимо профильной деятельности, иногда принимал хворых.

– Врачей в моей семье не было, но папа умел заговаривать на кудельке — останавливал кровотечение и лечил бельмо, — признаётся дипломированный врач анестезиолог–реаниматолог.

— Кстати, благодаря отцу у меня появилась первая запись в трудовой книжке — «молотобоец». Он же у меня кузнец, так вот я был у него подмастерьем. Видели, наверное, когда на картинках изображены двое мужчин в фартуках: тот, у которого маленький молоток, — кузнец, а тот, что с большим, — молотобоец. Вот им–то я и работал.

Стать врачом Владимиру Морозу советовала мама, её ученица даже готова была помочь при поступлении в Красноярский государственный медицинский институт. Но тогда будущий главный врач Норильской станции скорой медицинской помощи упирался: «Лучше пусть меня режут, нежели я буду кого–нибудь резать». Но, видимо, надеть белый халат было предначертано судьбой. Когда Владимира Мороза призвали в армию, он попал на Тихоокеанский флот. Во Владивостоке он прошёл отбор в школу санинстукторов и три года отслужил им на эсминце «Веский». Так что после армии ему была прямая дорога в Красноярский государственный медицинский институт.

– Да, студенческие годы не зря называют самыми счастливыми и весёлыми, а студенты–медики — те ещё ребята, — с улыбкой вспоминает Владимир Мороз. — Но главное, там я познакомился со своей женой. Она у меня врач–невролог. В советское время самостоятельно выбрать место работы было невозможно, существовало строгое распределение. Но мне повезло, меня направили в Норильск, а моя жена — коренная норильчанка. Наверное, это тоже судьба. Здесь жили её родители, квартира была, так что мы как молодая семья никаких проблем не испытывали. 28 августа 1985 года я приехал в Норильск, а 1 сентября уже приступил к работе.

Его медицинский путь в нашем городе начался с отделения анестезиологии и реанимации Норильской городской больницы. На операциях Владимир Мороз проводил наркоз, а после вёл больных, которых помещали в послеоперационную реанимацию. Он даже прошёл обучение в клинической ординатуре по специальности «анестезиология–реаниматология» в Московском институте хирургии им. А. В. Вишневского, готовясь к работе в новой больнице, построенной в Оганере. Но туда его так и не взяли, и основным местом работы Мороза до станции скорой медицинской помощи был родильный дом. Десять лет своей медпрактики он помогал появиться на свет маленьким норильчанам.

– Была практически стопроцентная укомплектованность врачебными кадрами и средним медицинским персоналом, — подтверждает анестезиолог–реаниматолог. — Когда я приехал в Норильск, устроиться смог только на полставки, потому что не было свободных мест. Только через полгода один из врачей переехал на материк, и тогда я получил полную ставку. Да, такой раньше была норильская медицина.

Мы не судьи, мы врачи

Владимир Мороз уверен, он честно прошёл свой врачебный путь. Со своими медицинскими случаями, которые врезались в память на всю жизнь, потерями, с которыми, к сожалению, врачам приходится сталкиваться, с выбором, который нужно делать здесь и сейчас, и с ответом, который нужно держать после.

– Если вспоминать, то таких случаев можно насчитать около ста. Всё было: и страшные дорожно–транспортные происшествия, и падения с высоты, и тяжёлые роды, и бытовое насилие, и даже одна авиакатастрофа, — перечисляет Владимир Мороз.

* * *

– Самолёт Ан–2 совершал рейс из Снежногорска в Норильск, а на нём летела свадьба. «Аннушка» потерпела крушение в горах, погибли несколько человек. Молодая жена выжила, но её лицо было сильно обезображено. Первое, что она спросила, когда пришла в сознание: «Доктор, что у меня с лицом?» А что мы ей скажем? У неё был тяжёлый перелом лицевого отдела черепа, очень много швов наложили стоматологи, они просто занимались филигранной вышивкой, чтобы восстановить её внешность. Но после долгого лечения она вышла из больницы здоровой и даже без тяжёлых последствий.

* * *

– Раньше в Норильске было несколько воинских частей. В одной из них взорвалась ракета, мальчишку–военного облило ракетным топливом и взрывной волной оторвало одно лёгкое. Пока везли в больницу, в машине скорой помощи боролись за его жизнь — проводили интубацию, а у него только одно лёгкое! Это тот тяжёлый случай, когда нам, к великому сожалению, не удалось спасти человека.

* * *

– На одном из рудников сорвался кусок скалы и придавил молодого человека. Ему сильно пробило плечо. Хирурги установили специальный протез и шунты, после пришлось проводить гемосорбцию руки — очищали кровь от токсичных веществ, принудительно проводили по венам и артериям. В итоге руку восстановили.

* * *

– К нам на скорую помощь как–то пришёл сотрудник управления здравоохранения, чтобы просто сделать ЭКГ. И представляете, он упал в обморок. Целый час три наших бригады заводили ему сердце. Завели! Сегодня он жив–здоров, у него всё хорошо.

* * *

– А ещё запомнилась девчушка, которая на осенних каникулах пришла на работу к маме–повару. Ребёнок засунул руку в мясорубку, и малышке полностью раздробило кисть. Помню, тогда заведующая отделением сказала, что не может на такое смотреть, и отправила меня проводить наркоз. Утром уже в отделении реанимации девочка мне говорит: «Дядя, скажите, что с моей ручкой?» Я ей говорю, что не знаю. А она отвечает: «Нет, вы точно были на операции, я ваши глаза помню». Надо же, мы все на операциях в масках, а она как–то меня запомнила. Кисть, понятно, мы ей не спасли, но девочка восстановилась. Помню, как перед выпиской бегала по всей больнице.

На вопрос, как можно не сломаться после потери пациента, опытный врач отвечает, что держит психоэмоциональная подготовка.

– Конечно, потом долго анализируешь, всё ли ты сделал или можно было предпринять что–то ещё, — объясняет Владимир Васильевич. — Но действительно есть такое состояние человека, как мы говорим, некурабельный, то есть получивший травмы, несовместимые с жизнью. Зачастую мы даже можем спрогнозировать итог, но всегда продолжаем бороться и поддерживать жизнь столько, сколько можем. Ни один настоящий врач не сдаётся сразу, я это точно знаю. Этой стойкости начинают учить ещё в институте. Там сразу предупреждают, вы не всегда будете на коне. Будьте готовы к тому, что люди будут умирать, тем более у хирургов, анестезиологов и на скорой помощи. Но вы обязаны бороться за человеческую жизнь! Даже если пациент — преступник. У меня такой случай был. Мужчина только вернулся из мест лишения свободы и поселился у сожительницы с ребёнком. Пока женщины не было дома, малыш сильно плакал и бывший сиделец его убил. После этого, видимо, осознав, что сделал, напился уксуса. Милиционеры привезли его в наше отделение реанимации, у него был ожог пищевода и трахеи. Мы знали о преступлении, но боролись за его жизнь. Видимо, где–то там, наверху, решили его судьбу за нас — он не выжил. Но мы делали всё от нас зависящее, потому что мы не судьи, мы врачи.

А потом добавляет, забегая вперед:

– Почему мы оформили нашу станцию скорой помощи так ярко? У нас очень много зелени, на стенах — картины, а на Новый год чуть ли не в каждом закутке стоят наряженные ёлки. Мне хочется, чтобы наш человек, даже если у него какая–то трагедия личная или профессиональная, чувствовал себя как дома. Чтобы сотрудник скорой помощи понимал, что здесь он не один, он может переговорить со мной, поделиться проблемами с коллегами, его выслушают и обязательно поддержат. У нас нет штатного психолога, просто потому что по штатному расписанию мы не можем его себе позволить. Зато мы есть друг у друга, мы друг друга и спасаем.

Моя команда

24 сентября 2001 года Владимира Мороза назначили главным врачом станции скорой медицинской помощи. Было тяжело, признаётся врач: свой среди чужих, чужой среди своих. Но его приняли, а со временем стала подбираться единая команда «морозовцев».

– Когда я пришёл на скорую помощь, было 20 бригад на 210 тысяч населения, — перечисляет глава норильской станции. — Автопарк был старый, прямо на ладан дышал, тогда мы ещё базировались на улице 50 лет Октября, где сейчас находится гараж «Автохозяйства». С оборудованием было тяжело, но мы добились того, что все наши бригады сейчас оснащены всем необходимым. Помню, как в 2007 году пришла первая партия новеньких автомобилей, мы уже располагались на улице Талнахской, 14. Это была гордость! Тогда мы относились к управлению здравоохранения. Не знаю, насколько это моя заслуга, но мы добились того, чтобы стать самостоятельной структурной единицей.

Кажется, что с силой Мороза можно было добиться и того, чтобы Норильская станция скорой медицинской помощи не перешла в ведение краевого здравоохранения. Тем более что три созыва он был депутатом городского Совета.

– Нет, — качает головой Владимир Мороз, — это точно не в моих силах. Но и под их началом можно эффективно работать. После перехода в край я ничего не потерял. Да, мы пытались отстаивать свою самостоятельность, но не победили. Это же вертикаль власти, все регионы объединили под началом Минздрава. Сейчас все жалуются, что в составе краевой структуры нам ничего не дают — ни денег, ни оборудования. А мне почему–то дают. Может, потому что я оптимист, мне абсолютно всё равно с какой властью работать. Главное, работать! Да, после модернизации здравоохранения норильской медицине пришли, мягко говоря, кранты. Люди стали уезжать, но наша станция как–то держится. Может потому, что раньше мы сами готовили себе докторов, интернатуру проходили у нас. Я как кандидат медицинских наук имел полное право готовить специалистов здесь. Мне удалось не потерять и не потеряться, и это при том что я продолжаю настаивать: врачи должны зарабатывать не менее 300 тысяч рублей в месяц за одну ставку, а не за полторы или две. Может, поэтому я и пошёл в депутаты. Мне нужно было, чтобы на нашу медицину обратили внимание. Тяжело, не сразу, но нас всё–таки услышали. Благодаря городу в том числе мы сделали ремонт на центральной станции, восстановили подстанцию Талнаха, обустроили там гараж на три автомобиля, привели в порядок подстанцию Кайеркана, получили новые машины, включая технику высокой проходимости — Камаз скорой медицинской помощи.

А до появления новой техники и обустройства кайерканской подстанции во время сильных ветров и при закрытой дороге Морозу приходилось договариваться с Заполярным филиалом о том, чтобы помогли доставить рожениц в Норильск. Врачи буквально ловили проходящие мимо Кайеркана тепловозы и поднимали рожениц в кабины машинистов. При Морозе норильская скорая помощь первой в Красноярском крае начала проводить тромболитическую терапию, чтобы спасать людей с инфарктами миокарда. «Морозовцы» фиксировали нарушения на дорогах, когда автотранспорт не пропускал машины скорой помощи, мчащиеся на вызов, обращались в ГИБДД, проводили рейды. Сегодня, признаётся врач, ситуация изменилась — как только реанимобиль включает проблесковые маячки, норильские автомобилисты уступают ему дорогу. Владимиру Васильевичу хочется, чтобы люди уважали врачей. Конечно, им говорят спасибо, но не так часто, как ругают. Говоря это, он достаёт из своего стола вещицу, которая хранится там уже много лет.

– В прошлом году на нас пожаловалась женщина, — рассказывает без пяти минут пенсионер. — Якобы после приезда скорой помощи у её мужа пропал нательный крест с цепочкой. А я даю стопроцентную гарантию, что мои врачи не имеют к этому отношения. Никогда такого не было! Смотрите, что я храню в своём кабинете, это золотая серёжка с драгоценными камнями. Она лежит здесь с начала моей трудовой деятельности на скорой помощи. Её принесли диспетчеры, сказали, что кто–то обронил. То есть украшение у меня хранится уже 21 год на случай, если кто–нибудь когда–нибудь вернётся и заберет его. Я сказал, что даже после моего отъезда она должна остаться здесь. А вдруг? Поэтому да, мне обидно, когда необоснованно ругают врачей. Своих я никогда никому не позволял трогать, сам разбирался во всех случаях, будь то конфликт на вызове, смерть человека или авария с автомобилем скорой помощи. У нас отличный коллектив — есть взаимовыручка и взаимопонимание. Поэтому я не боюсь уезжать, не боюсь их оставлять. Здесь работает цельная команда.

Дедушка Мороз

Он переезжает в Москву к дочкам и внучкам. Кстати, его девочки стали врачами, Владимир Мороз основал династию людей в белых халатах. А в его трудовой книжке всего две записи — молотобоец и врач. Конечно, ему непросто уезжать, над этим он тоже много думал. Семья подсказала, что нужно делать.

– Мне же не пятьдесят лет, когда ещё можно побегать, повоевать, полазить на баррикады, — размышляет Владимир Мороз. — Мне шестьдесят шесть, можно, конечно, поработать и до семидесяти. А когда я внучек нянчить буду? Последним доводом в пользу отъезда стала фраза моей дочери: «Ты, наверное, приедешь, когда они замуж выходить будут». Так всё и решилось.

Владимир Васильевич говорит, что на пенсии в кресле–качалке сидеть не будет, внучки не позволят. С ними придётся бегать, как в отпуске, когда они наматывали по 15 километров в день. Смеётся, что в конце концов, организует себе удалёнку и будет следить за работой Норильской станции скорой помощи. Попросит девчонок присылать ему еженедельные отчёты — сколько было вызовов, какие, как отработали.

В конце уже не главный врач скорой помощи, а дедушка Мороз добавляет: «Станцию оставляю на НАШЕГО врача». Кирилл Юрлов — врач анестезиолог–реаниматолог, которого взрастили на Норильской станции скорой медицинской помощи. Он окончил медицинский класс в гимназии № 4, после получения высшего образования вернулся в Норильск и прошёл интернатуру под началом Мороза.

– Да, первое время ему придётся жить в постоянном сравнении, — подытоживает Владимир Мороз. — Ничего страшного. Я тоже через это прошёл, и меня сравнивали. Но я уверен в этом человеке, он будет хорошим руководителем. А я уезжаю со спокойной душой. Просто хочется, чтобы норильчане умели договариваться, слушали и слышали друг друга: власти — простых людей, врачи — пациентов, а пациенты — врачей.