Брест
Отто Скорцени.
Николай Андреевич Ломакин, в июне 1941 года — сержант:
Вечером 21 июня группа младших командиров 45–й авиабазы 74–го авиаполка прибыла на станцию Брест–Центральный. Нас возглавлял старшина Павел Баснев. Мы — это Русанов, И. Горовой, Копейкин, А. М. Сидорков, В. Н. Галыбин, И. А. Игнатьев, Ковальчук, Макаров, Горьев, я и др. Всего человек 30. Ехали в Пружаны получать пополнение. Нам не удалось закомпостировать билеты, и военный комендант вокзала приказал ждать до утра. Ждать так ждать — решили мы и стали думать, как скоротать время. Кто пошел в агитпункт, а кто в парк.
Отдыхать расположились в зале ожидания. И, как всегда бывает в дороге, долго болтали о том о сем. Под утро нас все–таки сморила усталость.
Проснулся я от какого–то грохота. На окнах отсветы пожаров. Толкаю младшего сержанта Галыбина.
— Володя, вставай, брат.
И тут услышал зычный голос старшины:
— Подъём! Быстро выходи на западную сторону!
— Что случилось? — на ходу спрашивают ребята.
— Провокация, — резко бросает Баснев.
Выскакиваем на перрон.
— Задача — не подпустить к вокзалу!
Занимаем позицию.
К Басневу подбежал какой–то командир, что–то сказал и тут же исчез.
— Не провокация, война это. Нам приказано задержать фашистов как можно дольше, дать возможность отправить поезда.
Распоряжение старшины было как нельзя вовремя. В прорезь прицела вижу, как серо–зеленые фигуры все ближе подходят к нам.
— Огонь! — раздается команда.
Мушка прыгает, руки дрожат. Стреляю. Выстрелы вокруг. Вдруг вижу: кто–то из наших упал, закричал раненый. Теперь обретаю спокойствие. Передо мной враг! И он наседает.
Создается угроза уничтожения нашей группы. Отстреливаясь, отходим в здание.
Второй рубеж.
Обстановка накаляется. Гитлеровцы рвутся к вокзалу. Беспрерывно обстреливают из пулеметов, автоматов. Они не хотят разрушать здание. Забрасывают гранатами. Мы отвечаем огнем из винтовок и пистолетов. На привокзальной площади трупы фашистских солдат. Враг свирепеет. С каждым часом сдерживать его натиск становится труднее.
А потом — третий рубеж, подвалы.
Здесь собралось до 60–70 военных. Среди гражданских 2–3 женщины. Теперь старшим стал лейтенант–пограничник. Помню имя его — Николай. Он созвал по одному–два представителя от каждой группы, так как здесь находились бойцы и командиры различных частей. На этом совете решили: оружие и боеприпасы пополнять во время вылазок из подвалов, в плен не сдаваться, держаться до последнего.
Ведя огонь из подвальных окон, мы заставляли гитлеровцев ходить с опаской, мешали нормальной работе станции. Как–то немецкий солдат шел с двумя женщинами по мосту. Сержанты Сидорков и Игнатьев выстрелили. Фашист упал, а женщины разбежались. После этого немцы днем по мосту не ходили.
Дерзкую вылазку совершили Игнатьев и Русанов. Ночью они напали на немца–радиста и принесли радиостанцию. Правда, связи ни с кем установить не удалось.
Не давали мы покоя гитлеровцам, и они стали забрасывать подвалы гранатами, дымовыми шашками.
На четвертый или пятый день в люке раздалось:
— Руссиш зольдат, сдавайсь. Срок до двадцать часов.
Вечер. Молчим. Требование повторилось. Мы оставили его без ответа. Раздался глухой взрыв. Подумалось, что это опять дымовая шашка. Но нет. Дерет в горле, трудно дышать. Спасла большая тяга в котельной. Воздух очистился. А потом они закрыли окна толстым листовым железом. Штыками мы с трудом сбрасывали эти листы.
Однажды к нам прорвались вражеские автоматчики. Они на ходу вели огонь. Встретили их как подобает. Потеряв 13 убитыми и ранеными, фашисты бежали. А нам досталось их оружие.
С каждым днем становилось все труднее. Решаем женщин и детей отправить на поверхность. Теперь остались только военные, железнодорожники, несколько человек из милиции.
Прошла неделя. Я сидел в центре подвала, когда послышался странный звук. Он нарастал, напоминая шум падающей воды. Все всполошились. Бросились в боковые отсеки. Подвалы заливали потоки грязной воды. В подвальных кладовых ресторана хранились мешки с сахаром, солью, печеньем. Все это затапливалось. Становилось труднее и труднее двигаться. Вот уже поставлены один на другой ящики. Те, кто послабее, — на них. Боремся за каждый метр, за каждый отсек.
Положение отчаянное. Вода все выше, достигла груди. Командиры собрались вокруг лейтенанта. Мы все слышим. Принимается решение идти на прорыв. Уж лучше погибнуть в чистом поле на зеленой траве, чем в этой зловонной жиже. Николай приказал сосчитать патроны и гранаты. Выяснилось, что боеприпасов не богато. Провели тщательную разведку. Выбраться можно только через котельню.
Ночь. 2 июля. Все собрались у люка угольного бункера.
Что ждет наверху? Удастся ли вырваться? Эти мысли одолевали каждого. По одному выбираемся и скапливаемся под перроном. Первым вылез сержант Копейкин, за ним Горовой, Ковальчук, Русанов, я, Галыбин, Макаров, замыкающий старшина Баснев. Вышли лейтенант Николай, два милиционера и несколько гражданских.
Все! Затаив дыхание, ждём команду. И вот короткое, резкое, как бич, хоть и произнесенное шепотом: «Вперед!»
На пути — паровоз. Подскочили к нему, и тут нас обнаружили. Стреляют. Но поздно! Проскочив паровозы, проволочную изгородь, кирпичную стену, бежим огородами, садами Граевки. Благополучно выбрались на северную окраину города и укрылись в нескошенных хлебах.
Тревога у немцев постепенно улеглась. Тихо.
Где наши? Где фронт? Мы начали свой путь. Чем дальше на восток, тем опаснее идти большой группой. И тогда разбились на мелкие. С Володей Галыбиным мы долго шли лесами и болотами, встречали много хороших людей, которые поддерживали нас. Но особенно мне запомнился Александр Ильич Скакун из деревни Зарудье II, Дрогичинского района, Брестской области. Это был человек с открытой душой. Помню, он говорил:
— Испокон веков никто никогда не побеждал русских, а теперь и подавно никакая сила не сломит. Попомните мое слово. Мы еще увидим, как немцы будут драпать без сапог. Но никуда они не уйдут. Будем преследовать их на каждом шагу. Ребята вы боевые, для вас и здесь найдется дело.
Разговор с Александром Ильичем решил нашу судьбу. Через некоторое время мы оказались в партизанах. Я был бойцом, а затем командиром роты отряда им. Макаревича, а Галыбин возглавил партизанский отряд им. Кутузова Пинского соединения.
Самуил Львович Ушеров, в июне 1941 года — райвоенком Бреста:
Брестский областной и городской военные комиссариаты размещались в двухэтажном каменном здании, окруженном кирпичным забором, на улице Дзержинского, в доме № 19. Массивные железные ворота в фасаде закрывали проезд. Райвоенкомат находился неподалеку за углом (улица Советских пограничников).
В субботу вечером мы были с женой в гарнизонном Доме Красной Армии. Выступали минские артисты. Зрительный зал едва мог вместить всех желающих попасть на концерт. Возвратились домой поздно.
В четыре часа утра началась страшная канонада. Вскочил с постели и машинально схватил телефонную трубку. Связь уже не работала. Света не было. Быстро оделся. Жена растерялась и никак не могла одеть плакавшего сынишку. До сих пор не могу забыть ее лихорадочно горевшие, полные страха и отчаяния глаза.
Не успел выбежать в коридор, как раздался стук в дверь. Я услышал знакомый голос облвоенкома Михаила Яковлевича Стафеева (мы были соседями по квартире): «Самуил Львович, быстрей в военкомат!»
Минут через двадцать после начала обстрела работники райвоенкомата — военнослужащие и гражданские — были на месте.
Вслед за нами прибежали жены и дети. Немало собралось и семей военнослужащих гарнизона.
Вскоре начали прибывать военнообязанные запаса — главным образом партийный и советский актив, комсомольские работники. Все они просили оружие. Быстро роздали имевшийся у нас небольшой запас винтовок и патронов. Я приказал уничтожить документы, которые не сможем взять с собой в случае эвакуации. Пытались связаться с председателями сельсоветов по вопросу проведения необходимых мобилизационных мероприятий, но безуспешно.
Рано утром с вокзала прибежала группа политруков запаса — их было человек 18. Эти товарищи были командированы в Смоленск на курсы усовершенствования политсостава, но 21 июня выехать не смогли и теперь явились в распоряжение облвоенкомата.
Майор Стафеев собрал всех нас, работников военкоматов, и дал указание немедленно поднять военнообязанных и связаться с воинскими штабами. Затем в ленуголке он провел короткое совещание, на которое были приглашены и явившиеся партийно–советские работники.
— Мы точно не знаем, что происходит на границе, — сказал военком. — То ли это провокация, то ли война. Я пока не получил никаких распоряжений ни из штаба округа, ни из штаба армии, поэтому речи об эвакуации облвоенкомата быть не может.
Защита Отечества есть священный долг каждого гражданина Советского Союза. Отныне всех военнообязанных считаю мобилизованными в армию. Полагаю, что обстановка скоро прояснится. А пока нам нужно доставать оружие, боеприпасы и формировать команды.
В облвоенкомате во взводе обслуживания было 20 карабинов и винтовок, несколько автоматов и небольшой запас патронов. В областном управлении милиции, которое находилось неподалеку, нам удалось получить 25 винтовок и несколько ящиков с патронами. Из штаба погранотряда принесли ручной пулемет и несколько ручных гранат.
Люди, посланные облвоенкомом в штабы 6–й и 42–й дивизий, 28–го корпуса, а также в обком партии выяснить обстановку, вскоре вернулись. В обкоме уже никого не застали. Штабы передислоцировались, а оставшиеся в служебных помещениях дежурные офицеры сами не знали ничего. Единственно, что удалось уточнить, — начавшиеся события — не провокация, а настоящая война, вероломно развязанная фашистами.
По улицам трудно было передвигаться. Диверсанты вели огонь из чердачных окон, с балконов. Со стороны почтамта обстреливали двор облвоенкомата из ручного пулемета. По городу рыскали бежавшие из тюрьмы уголовники, они грабили магазины, забирались в квартиры, нападали на прохожих.
Решили эвакуировать семьи и вывезти наиболее важную документацию. Начали искать среди присутствующих людей, умеющих водить автомашину. Подошел инженер–автомеханик Брестского областного земельного отдела М. Я. Модарский. Во дворе райисполкома стояла грузовая машина. Он осмотрел ее, завел и подал к облвоенкомату. В кузов посадили восемнадцать женщин и детей, погрузили документы. Старшим назначили адъютанта облвоенкома — младшего лейтенанта Олейника. Все семьи, находившиеся с нами, он должен был несколькими рейсами вывезти в район Кобрина и укрыть в лесу. Машина ушла, но назад не вернулась. Спустя полтора месяца, когда я встретился с Олейником на сборном пункте в Можайском лесу, он рассказал:
— Как только мы выехали из города, немецкие самолеты обстреляли нас из пулеметов. При этом были убиты женщина и 14–летний мальчик, несколько человек ранено.
Олейник, несмотря на ранение, продолжил рейс до Березы–Картузской. Там сдал раненых и выгрузил документы...
Женщин и детей, которые оставались в военкомате, поместили в подвале.
Ко мне подошел политрук запаса.
— Я заместитель директора молочного завода. Разрешите сходить туда, это недалеко, и принести мороженое. Пригодится для детей.
Вместе с товарищем он принес два бидона жидкого мороженого и несколько десятков бумажных стаканчиков. Женщины накормили и на время успокоили плакавших ребят.
С погранзаставы и крепости доносился гул боя, слышалась стрельба в городе. Майор Стафеев приказал начальнику первой части облвоенкомата технику–интенданту второго ранга Лимонникову учесть военнослужащих и гражданских. Всего оказалось около 80 человек. Бойцы взвода обслуживания заняли позицию перед зданием военкомата. На ближайшие перекрестки улиц были высланы патрули.
Около 7 утра наблюдатели доложили, что к облвоенкомату пробирается отряд гитлеровцев. Через свою агентуру враг хорошо был информирован о расположении важнейших учреждений города.
Когда фашистские автоматчики приблизились, их встретил ружейно–пулеметный огонь. Гитлеровцы залегли. Вскоре атака повторилась. Появились раненые. Одним из первых был ранен майор Стафеев, однако он продолжал руководить боем, воодушевляя бойцов и командиров.
Пользуясь превосходством в живой силе и особенно в вооружении, гитлеровцы потеснили нас. Пришлось закрепиться в самом здании. Облвоенком распределил участки обороны и назначил ответственных лиц. Забаррикадировали парадную дверь, расставили людей у окон. Уничтожили оставшиеся служебные бумаги и документы. Из оконных проемов подвалов, первого и второго этажей наши воины поражали врага. Заместитель политрука Бараненков косил фашистов из пулемета. На самых опасных участках находились коммунисты и комсомольцы: секретарь парткомиссии старший батальонный комиссар Уланов, секретарь парторганизации облвоенкомата майор Белов, офицер третьей части комсомолец лейтенант Михаил Рощин и другие. Раненые отказывались покинуть свой пост.
Первую медицинскую помощь оказывал военврач II ранга Гимпельсон, ему помогали жены командиров и сотрудница областной газеты «Заря» Мария Гамбург. Небольшой запас бинтов вскоре кончился. Женщины рвали белье и готовили перевязочный материал.
Гитлеровцы притащили пожарную лестницу, чтобы проникнуть в здание облвоенкомата через окна второго этажа. Несколько прицельных выстрелов сорвали их вылазку. Подбираясь вплотную, фашисты стреляли из автоматов, забрасывали окна гранатами. Слышались возгласы: «Рус, сдавайся!» На предложение врага мы отвечали огнем.
По указанию Стафеева в период короткого затишья из облвоенкомата были выведены женщины и дети.
Тяжелой была сцена прощания. Никто из нас не надеялся больше встретить своих близких, и каждый из них испытывал такое же чувство. И сейчас еще слышу умоляющий голос сыновей — Бориса и Макса: «Папочка, дорогой папочка, разреши остаться с тобой». Сопровождать семьи поручили старшине Судакову, которого переодели в форму почтового служащего. Он должен был провести их до ближайшей деревни и укрыть у надежных людей.
Для установления связи с частями гарнизона послали начальника второй части облвоенкомата майора Белова. Натянув комбинезон, он перелез через забор и огородами пробрался к своему дому, чтобы взять мотоцикл и выехать в расположение одного из воинских штабов. Больше мы Белова не видели. Как мне сообщили уже после войны, он сражался в партизанском отряде на Брестчине и, по–видимому, погиб.
Между тем гитлеровцы подтянули орудие и начали методически обстреливать здание. Под обломками рухнувших стен второго этажа погибло много людей. От прямого попадания снаряда вышел из строя пулемет. Кончились боеприпасы. Не стало уже медикаментов. Майор Стафеев был вторично ранен, на этот раз тяжело, но сохранил исключительную выдержку и самообладание. Мучительно умирал раненный в живот лейтенант Рощин. Атлетически сложенный, ловкий, с красивым волевым лицом, он отлично владел оружием: на дальних дистанциях вел огонь из пулемета, в ближнем бою метко поражал врага гранатами.
Неожиданно гитлеровцы прекратили обстрел, сняли осаду и отошли. Что бы это значило? Хотелось верить, что подошли наши и фашисты отступают.
Майор Стафеев сказал:
— Нужно использовать эту передышку, немедленно прорываться из вражеского кольца.
Мы вынесли его и еще шестерых тяжелораненых во двор. Несколько человек перелезло через забор на улицу Советских пограничников, и мы стали с рук на руки передавать раненых. Вдруг откуда–то из засады выскочили гитлеровцы. Стреляя из автоматов, они набросились на наших людей и многих пленили. Раненых зверски расстреляли на месте. Здесь погиб и несгибаемый большевик, замечательный командир, герой обороны военкомата Михаил Яковлевич Стафеев.
Во дворе со мной остались Лимонников и два бойца. Услышав гортанные крики немцев, мы бросились в противоположную сторону двора и оказались в саду. К ночи задворками выбрались из города.
Нашей группе удалось вырваться из окружения и присоединиться к отходившим с боями частям Красной Армии.
Написал mercaptan на 1941-1945.d3.ru / комментировать