Александр Кирнос СЧАСТЛИВАЯ рассказ
Александр Кирнос
СЧАСТЛИВАЯ
рассказ
Человек рождается не по своей воле, никто его не спрашивает, хочет ли он жить на этой земле, зачастую рождение - результат случайного стечения обстоятельств, а родители абсолютные дилетанты, и, если даже Всевышний, создав первую пару людей, через несколько часов разгневался и выдворил их из рая за проступок, все последствия которого они не могли осознать, то, как можно было требовать терпения от Сони, которая не знала, что она беременна до тех пор, пока ребёнок ножкой не толкнул её под сердце.
Чудом выжившая в блокадном Ленинграде, вывезенная на Урал в тяжелейшей дистрофии, Соня заснула однажды под одной шинелью с выздоравливающим после ранения солдатом, который напоил её горячим сладким чаем с сухарями. Через месяц он выздоровел окончательно, и его снова отправили на фронт, а ещё через восемь лун родилась Вера. Соня назвала её так, потому что верила, что тот, кто там наверху вершил судьбами мира, не посмеет отобрать у неё Володю, не показав ему ребёнка.
Шла война и, наверное, ангелы были очень заняты или её молитвы были не очень верно поняты, но что-то не сложилось. Через год Соня, работавшая медсестрой в госпитале, в обожжённом, слепом, одноногом танкисте узнала своего Володю, выходила его, забрала к себе и в конце войны они все втроем вернулись в Ленинград.
Володя чуткими нервными пальцами прикасался к Верочкиному лицу, быстрыми лёгкими поцелуями покрывал крохотные пальчики её ног. Верочка заливисто хохотала, а Соня молча глотала слёзы, не зная благодарить или проклинать того, кто вернул ей искалеченного мужа, но не дал ему возможности хотя бы один раз взглянуть на дочку.
Зимними вечерами все жильцы коммунальной квартиры собирались в их комнате, Володя доставал из футляра единственный военный трофей, уцелевший в бедламе эвакогоспиталей аккордеон фирмы Вельтмайстер, смахивал бархоткой несуществующую пыль и, нежно перебирая перламутровые клавиши, медленно начинал свою любимую песню. "Под го-о-о-родом Горьким", - глубоким глуховатым баритоном выводил он. "Где ясные зойки", - тоненьким дискантом подтягивала Верочка.
Уже в первых числах мая с аккордеоном и Верочкой добирался Володя до ближайшего маленького сквера на углу Малого проспекта и 9-й линии Васильевского острова, Верочка садилась у его ног, и они запевали любимую песню. Прохожие бросали медяки в жестяную кружку, а уже ближе к вечеру подкатывались на деревянных платформах два приятеля Володи и все вместе они шли домой, Володя в центре, его друзья по краям, сомлевшая Верочка сидела на плечах одного из них. Жёсткое стаккато Володиных костылей и деревяшек, которыми отталкивались безногие, сопровождало их марш. В комнате мужчины молча выпивали по стакану водки, и гости растворялись в зыбком мареве белой ночи.
Соня, выбиваясь из сил, дежурила в больнице сутки через сутки, в свободное время подрабатывала дворником, а когда ей было совсем невмоготу, ездила на Пискарёвское кладбище и долго молча сидела у дальней левой от входа братской могилы беседуя с родителями и Богом. Волны надежды и отчаяния то вздымали её всё выше и выше, то безжалостно обрушивали вниз, и третьей послевоенной весной, когда устье Невы было в чёрных оспинах от рыбаков, ловящих корюшку, она не выдержала.
Похоронили её на Смоленском кладбище, Володю пристроили в дом инвалидов, где он вскоре умер, а Верочку отдали в интернат.
В интернате Верочке объяснили, что её не хотели, что она случайно родилась, а раз так, думала Верочка, если она была игрой случая, то и весь мир тоже всего лишь игра случая. Маму она помнила смутно, об отце старалась забыть, её семьёй стал интернат, где росли такие же, как она, случайно родившиеся и случайно уцелевшие дети войны.
Верочка не могла простить родителям многое, но, прежде всего то, что они родили её, а потом выбросили одну в огромный, чужой и холодный мир. Соня была виновата в том, что у неё не хватило сил, и она покончила с собой, а Володя вообще не имел права быть отцом, как можно такое себе позволять, если ты идёшь на фронт.
Безответственность взрослых ужасала её. Оставшись одна совсем маленькой, она очень рано почувствовала, как страшно самой принимать решение, любое решение, ведь последствия могут быть непредсказуемы и винить будет некого, а Верочка не хотела жить с чувством вины, из-за которого умерла её мать. Но и слепо исполнять чужую волю Верочка тоже отказывалась, она помнила, что стало с её отцом, а Верочка не хотела быть несчастной.
- Я всё равно буду счастливая, - шептала она сама себе долгими зимними ночами. Верочка стремилась к независимости, она не доверяла ничему, ни предопределению, ни случаю, в глубине души полагая, что эти противоположности на самом деле две стороны одной медали.
Уже в медицинском училище она познакомилась со странной неулыбчивой девочкой, которая жила недалеко от Исаакиевского собора на улице Плеханова. Свою квартиру она называла Ноевым ковчегом, а когда Верочка поинтересовалась, что это, долгим пристальным взглядом посмотрела на неё, и ничего не ответив, ушла. Но через две недели она передала ей пакет с толстой тяжёлой книгой, сказав, что читать её можно только дома. Так Верочка впервые познакомилась с Библией, но первые же страницы поразили её жестокостью Бога, вышвырнувшего из рая Адама и Еву, и она утвердилась в своей правоте: нельзя прощать взрослых за то, что они делают с детьми, и нельзя иметь детей, если ты не готова отдать всю себя ребёнку до тех пор, пока он в тебе нуждается. Но ведь, если ребёнка любить, то он будет нуждаться в тебе всегда, и ты не сможешь распорядиться своей жизнью, не сможешь даже умереть, с ужасом поняла Верочка.
Она рано стала женщиной, но ни один из встреченных ею мужчин не затрагивал её сердца, она холодно и расчётливо выбирала того, кто мог оградить её от неведомого ужаса.
Когда ей было 25 лет, на пляже в Зеленогорске её внимание привлёк высокий немолодой мужчина с властными серыми глазами и удивительно пластичными руками. Длинные пальцы скрипача дисгармонировали с широкими запястьями и рельефными мышцами штангиста. Виктор был известным хирургом, от звонка до звонка прошедшим войну, о чём она узнала, когда увидела его в операционной клиники, где работала после окончания медучилища.
В присутствии Виктора она чувствовала себя удивительно спокойно, тогда же она впервые перестала интересоваться, была ли её жизнь случайностью или предопределением. Виктор был человеком, который имел право принимать решения, и Верочка ни минуты не сожалела о том, что вскоре без раздумий отдалась ему в кабинете, где он остался на ночь после тяжелой длительной операции. Единственное, что её мучило, это неизвестно откуда взявшееся воспоминание об этих гибких пальцах, которые уже когда-то давно ласкали её.
Верочка заинтересовалась эзотерикой, буддизмом, ей страстно хотелось узнать, кем она была в прошлой жизни и где она встречалась с Виктором. Виктор, улыбаясь, соглашался быть кем угодно: лордом Бекингемом, герцогом Ришелье, Фуке, Рахманиновым - для Верочки было несомненным, что у мужчин, которые любили её в прошлых жизнях, были длинные, гибкие пальцы.
Как-то на пляже в Зеленогорске, где Верочка впервые пять лет тому назад увидела Виктора, она поранила ногу об осколок бутылочного стекла и Виктор, утешая её, лёгкими поцелуями перебирал пальцы её ног и она, впервые за всё время их отношений, счастливо и беззаботно смеялась. И только, когда они вернулись в Ленинград и Виктор уехал к жене, а Верочка осталась одна в комнате коммунальной квартиры старинного дома на Васильевском острове, единственное окно которого выходило в двор-колодец и куда никогда не заглядывало солнце, в той самой комнате, куда семья вернулась после эвакуации, Верочка вспомнила, кто был тот единственный мужчина в её жизни, на чьи ласки и поцелуи откликалась каждая клеточка её тела.
Эту белую июньскую ночь Верочка провела без сна, плакать она так и не научилась и только до крови искусала себе губы. Утром она пошла на Смоленское кладбище, после долгих поисков нашла могилу родителей и долго сидела у заросшей бурьяном плиты, пытаясь понять, в утешение или насмешку дарована была ей встреча с Виктором. Ржавые колёсики где-то на небесах со скрипом шевельнулись, и через четверть века вместо рано умерших родителей в её жизни появился мужчина, с которым она снова почувствовала себя ребёнком, расслабившись и забыв о коварстве судьбы и жестокости Бога.
Через две недели Верочка поняла, что она беременна, а ещё через неделю Виктор умер от остановки сердца, так и не узнав, что он стал отцом.
Верочка вытащила из шкафа старый Вельтмайстер, к рождению дочери она научилась играть "Под городом Горьким", и уже через два года "где ясные зойки" подтягивала Наденька, и на эту песню, как мотыльки на свет, стягивались довоенные старушки из соседних комнат.
Чудом выжившая в блокадном Ленинграде, вывезенная на Урал в тяжелейшей дистрофии, Соня заснула однажды под одной шинелью с выздоравливающим после ранения солдатом, который напоил её горячим сладким чаем с сухарями. Через месяц он выздоровел окончательно, и его снова отправили на фронт, а ещё через восемь лун родилась Вера. Соня назвала её так, потому что верила, что тот, кто там наверху вершил судьбами мира, не посмеет отобрать у неё Володю, не показав ему ребёнка.
Шла война и, наверное, ангелы были очень заняты или её молитвы были не очень верно поняты, но что-то не сложилось. Через год Соня, работавшая медсестрой в госпитале, в обожжённом, слепом, одноногом танкисте узнала своего Володю, выходила его, забрала к себе и в конце войны они все втроем вернулись в Ленинград.
Володя чуткими нервными пальцами прикасался к Верочкиному лицу, быстрыми лёгкими поцелуями покрывал крохотные пальчики её ног. Верочка заливисто хохотала, а Соня молча глотала слёзы, не зная благодарить или проклинать того, кто вернул ей искалеченного мужа, но не дал ему возможности хотя бы один раз взглянуть на дочку.
Зимними вечерами все жильцы коммунальной квартиры собирались в их комнате, Володя доставал из футляра единственный военный трофей, уцелевший в бедламе эвакогоспиталей аккордеон фирмы Вельтмайстер, смахивал бархоткой несуществующую пыль и, нежно перебирая перламутровые клавиши, медленно начинал свою любимую песню. "Под го-о-о-родом Горьким", - глубоким глуховатым баритоном выводил он. "Где ясные зойки", - тоненьким дискантом подтягивала Верочка.
Уже в первых числах мая с аккордеоном и Верочкой добирался Володя до ближайшего маленького сквера на углу Малого проспекта и 9-й линии Васильевского острова, Верочка садилась у его ног, и они запевали любимую песню. Прохожие бросали медяки в жестяную кружку, а уже ближе к вечеру подкатывались на деревянных платформах два приятеля Володи и все вместе они шли домой, Володя в центре, его друзья по краям, сомлевшая Верочка сидела на плечах одного из них. Жёсткое стаккато Володиных костылей и деревяшек, которыми отталкивались безногие, сопровождало их марш. В комнате мужчины молча выпивали по стакану водки, и гости растворялись в зыбком мареве белой ночи.
Соня, выбиваясь из сил, дежурила в больнице сутки через сутки, в свободное время подрабатывала дворником, а когда ей было совсем невмоготу, ездила на Пискарёвское кладбище и долго молча сидела у дальней левой от входа братской могилы беседуя с родителями и Богом. Волны надежды и отчаяния то вздымали её всё выше и выше, то безжалостно обрушивали вниз, и третьей послевоенной весной, когда устье Невы было в чёрных оспинах от рыбаков, ловящих корюшку, она не выдержала.
Похоронили её на Смоленском кладбище, Володю пристроили в дом инвалидов, где он вскоре умер, а Верочку отдали в интернат.
В интернате Верочке объяснили, что её не хотели, что она случайно родилась, а раз так, думала Верочка, если она была игрой случая, то и весь мир тоже всего лишь игра случая. Маму она помнила смутно, об отце старалась забыть, её семьёй стал интернат, где росли такие же, как она, случайно родившиеся и случайно уцелевшие дети войны.
Верочка не могла простить родителям многое, но, прежде всего то, что они родили её, а потом выбросили одну в огромный, чужой и холодный мир. Соня была виновата в том, что у неё не хватило сил, и она покончила с собой, а Володя вообще не имел права быть отцом, как можно такое себе позволять, если ты идёшь на фронт.
Безответственность взрослых ужасала её. Оставшись одна совсем маленькой, она очень рано почувствовала, как страшно самой принимать решение, любое решение, ведь последствия могут быть непредсказуемы и винить будет некого, а Верочка не хотела жить с чувством вины, из-за которого умерла её мать. Но и слепо исполнять чужую волю Верочка тоже отказывалась, она помнила, что стало с её отцом, а Верочка не хотела быть несчастной.
- Я всё равно буду счастливая, - шептала она сама себе долгими зимними ночами. Верочка стремилась к независимости, она не доверяла ничему, ни предопределению, ни случаю, в глубине души полагая, что эти противоположности на самом деле две стороны одной медали.
Уже в медицинском училище она познакомилась со странной неулыбчивой девочкой, которая жила недалеко от Исаакиевского собора на улице Плеханова. Свою квартиру она называла Ноевым ковчегом, а когда Верочка поинтересовалась, что это, долгим пристальным взглядом посмотрела на неё, и ничего не ответив, ушла. Но через две недели она передала ей пакет с толстой тяжёлой книгой, сказав, что читать её можно только дома. Так Верочка впервые познакомилась с Библией, но первые же страницы поразили её жестокостью Бога, вышвырнувшего из рая Адама и Еву, и она утвердилась в своей правоте: нельзя прощать взрослых за то, что они делают с детьми, и нельзя иметь детей, если ты не готова отдать всю себя ребёнку до тех пор, пока он в тебе нуждается. Но ведь, если ребёнка любить, то он будет нуждаться в тебе всегда, и ты не сможешь распорядиться своей жизнью, не сможешь даже умереть, с ужасом поняла Верочка.
Она рано стала женщиной, но ни один из встреченных ею мужчин не затрагивал её сердца, она холодно и расчётливо выбирала того, кто мог оградить её от неведомого ужаса.
Когда ей было 25 лет, на пляже в Зеленогорске её внимание привлёк высокий немолодой мужчина с властными серыми глазами и удивительно пластичными руками. Длинные пальцы скрипача дисгармонировали с широкими запястьями и рельефными мышцами штангиста. Виктор был известным хирургом, от звонка до звонка прошедшим войну, о чём она узнала, когда увидела его в операционной клиники, где работала после окончания медучилища.
В присутствии Виктора она чувствовала себя удивительно спокойно, тогда же она впервые перестала интересоваться, была ли её жизнь случайностью или предопределением. Виктор был человеком, который имел право принимать решения, и Верочка ни минуты не сожалела о том, что вскоре без раздумий отдалась ему в кабинете, где он остался на ночь после тяжелой длительной операции. Единственное, что её мучило, это неизвестно откуда взявшееся воспоминание об этих гибких пальцах, которые уже когда-то давно ласкали её.
Верочка заинтересовалась эзотерикой, буддизмом, ей страстно хотелось узнать, кем она была в прошлой жизни и где она встречалась с Виктором. Виктор, улыбаясь, соглашался быть кем угодно: лордом Бекингемом, герцогом Ришелье, Фуке, Рахманиновым - для Верочки было несомненным, что у мужчин, которые любили её в прошлых жизнях, были длинные, гибкие пальцы.
Как-то на пляже в Зеленогорске, где Верочка впервые пять лет тому назад увидела Виктора, она поранила ногу об осколок бутылочного стекла и Виктор, утешая её, лёгкими поцелуями перебирал пальцы её ног и она, впервые за всё время их отношений, счастливо и беззаботно смеялась. И только, когда они вернулись в Ленинград и Виктор уехал к жене, а Верочка осталась одна в комнате коммунальной квартиры старинного дома на Васильевском острове, единственное окно которого выходило в двор-колодец и куда никогда не заглядывало солнце, в той самой комнате, куда семья вернулась после эвакуации, Верочка вспомнила, кто был тот единственный мужчина в её жизни, на чьи ласки и поцелуи откликалась каждая клеточка её тела.
Эту белую июньскую ночь Верочка провела без сна, плакать она так и не научилась и только до крови искусала себе губы. Утром она пошла на Смоленское кладбище, после долгих поисков нашла могилу родителей и долго сидела у заросшей бурьяном плиты, пытаясь понять, в утешение или насмешку дарована была ей встреча с Виктором. Ржавые колёсики где-то на небесах со скрипом шевельнулись, и через четверть века вместо рано умерших родителей в её жизни появился мужчина, с которым она снова почувствовала себя ребёнком, расслабившись и забыв о коварстве судьбы и жестокости Бога.
Через две недели Верочка поняла, что она беременна, а ещё через неделю Виктор умер от остановки сердца, так и не узнав, что он стал отцом.
Верочка вытащила из шкафа старый Вельтмайстер, к рождению дочери она научилась играть "Под городом Горьким", и уже через два года "где ясные зойки" подтягивала Наденька, и на эту песню, как мотыльки на свет, стягивались довоенные старушки из соседних комнат.
"Наша улица" № 98 (1) январь 2008