ВАГРИЯ. ВАРЯГИ РУСИ ЯРА. Очерк деполитизированной истории. ЧАСТЬ ЧЕТВЕРТАЯ. ВОЗДЕЙСТВИЕ ВАГРИИ НА ИСТОРИОГРАФИЮ И ГЛОТТОГЕНЕЗ. (продолжение 3. части 4.)
|
ВАГРИЯ. ВАРЯГИ РУСИ ЯРА. Очерк деполитизированной истории. ЧАСТЬ ЧЕТВЕРТАЯ. ВОЗДЕЙСТВИЕ ВАГРИИ НА ИСТОРИОГРАФИЮ И ГЛОТТОГЕНЕЗ. (продолжение 3. части 4.) В. А. Чудинов |
|
Обсуждение. «Яркие скандинавские черты, выявленные в материальной культуре Городища, в наши дни уже не кажутся неожиданными на фоне раскопок Старой Ладоги. Благодаря кропотливому изучению вещевого комплекса поселения Г. Ф. Корзухина, а особенно в последние годы О. И. Давидан убедительно показали, что скандинавы присутствовали в Ладоге с самого начала ее возникновения, и среди них были как мужчины, так и женщины. Как и на Городище, в Ладогу предметы северных типов попадали разными путями: вместе с самими норманнами, в результате торговли, частично их производство было налажено на месте» [95, с. 163]. Это не удивляет, ибо уже Нестор отмечал, что Рюрик поселился в Ладоге. Однако скандинавы понимались и понимаются отечественными исследователями именно как германцы. Абзацем выше тот же Е. Н. Носов пишет: «Скандинавские исследователи А. Стальсберг и И. Янсон, авторы специальных статей о контактах Скандинавии и Руси по материалам археологии, отмечают, что те вещи и детали погребального обряда на территории Руси, происхождение которых можно установить, связаны в первую очередь со Средней Швецией [129, с. 74; 179, с. 120–121]. Находки с Рюрикова городища,
имеющие много аналогий в материалах Бирки, полностью подтверждают этот вывод» [95, с. 163]. Иными словами, для Е. Н. Носова скандинавы – это шведы. Хотя, если делать правильные выводы, то следовало сказать, что население и Бирки, и Бюрге, и Готланда, и, вероятно, всей Швеции того времени еще, видимо, было русским. Примерно того же мнения оказываются и другие отечественные исследователи. «По мнению Л. Н. Кирпичникова, в низовьях Волхова образовалось русско-норманнское ярлство, задачей которого было оборонить северные рубежи страны от подымавшихся к самостоятельности финских племен. В приведенном утверждении несколько озадачивает определение Ладожского ярлства как “русско-норманнского”. В переводе на юридический язык оно должно означать совместный русско-шведский суверенитет над Ладожской землей. Ярлство в таком случае оказывается сродни современному совместному предприятию с ограниченной ответственностью, в котором акции сторон поделены 50 на 50» [138, с. 218–219]. Иными словами, удивление П. П. Толочко вызывает не появление шведов германского происхождения в то время, когда их еще не было, а пропорции между русскими и шведами. «Таким образом, имеющиеся находки с Городища свидетельствуют о том, что в составе его жителей в IX–X вв. были славяне и скандинавы», – делает вывод из своей главы Е. Н. Носов [95, с. 166]. На самом же деле и новгородцы, и смоляне, и варяги, и скандинавы были не кем иным, как русскими. Промежуточный итог. Рассмотрение скандинавских, якобы шведских украшений из Рюрикова городища под Новгородом (11), двух подвесок с якобы руническими надписями и одной подвески из Гнёздова под Смоленском показало, что все они принадлежали варягам или скандинавам русского происхождения. Ни о каких германцах тут речи нет. К ЧЕМУ ПРИВЕЛА ДИСКУССИЯ ПО НОРМАННСКОМУ ВОПРОСУ Рассмотрев предыдущие совершенно однозначные доказательства отсутствия германских варягов и скандинавов до XI в., а также совершенно русское происхождение князя Рюрика, обратимся к материалам дискуссии по норманнскому вопросу. Сначала рассмотрим самые общие выводы ряда исследователей. Германцы в далекой древности. По этой теме высказывается польский исследователь Л. Лечеевич из Вроцлава. Он пишет: «Позволим себе начать с норманнов на Скандинавском полуострове, Ютландии и ближайших островах. Как и вся германская раса, они принадлежат к индоевропейскому населению, которое возделывало землю и разводило животных со времени неолитической революции» [212, с. 124]. При такой конструкции фразы возникает представление, что и германцы как индоевропейцы жили в Скандинавии и на Ютландском полуострове со времен палеолита. Но это вовсе не так. Мы уже рассматривали соответствующие надписи из Германии, и сейчас я о них только напомню. Неолитическая надпись из Германии. Отмечено, что «на фляге из Вестеренгеля обычные спиральные фигуры выполнены исключительно асимметрично» [73, с. 72, рис. 37] (см. рис. 30). На наш взгляд, речь идет о надписи, схожей с трипольскими, которую мы читаем: ВЛЕЙ! И СЬЛЕЙ ВОДОЮ! Вероятно, в этом узкогорлом сосуде хранилось вино. Как видим, надпись читается по-русски. Чуть позже, в эпоху бронзы можно было обнаружить другую надпись. В. А. Семенов [125, с. 5 рис. 2] атрибутировал один из наскальных рисунков Фенноскандии из монографии М. Молмера [219] как «Тор и Хюмир ловят рыбу» (см. рис. 29). На наш взгляд, ряд деталей рисунка (а–е, кроме ж) не могут быть объяснены изображениями фрагментов снастей, а являются знаками слогового письма, которое мы читаем: НА ЛОВЪ РЪБЪ. НЕРЕСЬТЪ. Мифологические персонажи тут не упомянуты, и, судя по надписи, писали в этом регионе Фенноскандии славяне, а не германцы. Собственно говоря, ничего другого здесь и не могло находиться. Взаимоотношение славян и скандинавов. Л. Лечеевич продолжает: «Контакты с наследием Рима здесь проявились раньше и были более плодотворными во многих областях культуры, чем это произошло с их соседями по Балтике. Это было, вероятно, благоприятное воздействие на этносы, возникающие с германским народом в Средиземноморском регионе, но дело не только в этом. Особенные жизненные условия должны были привести к большей, чем где бы то ни было, открытости к иноземным воздействиям. Славянские общества, занимавшие центральную и западную часть Европы, отличались во многих отношениях. Они также принадлежали к индоевропейской группе и занимались земледелием и животноводством со времени неолитической революции. Однако, в противоположность норманнам, они были целиком внутриконтинентальными общинами» [212, с. 124]. Прерву цитирование, чтобы показать, насколько ложно это мнение, по крайней мере, в двух отношениях. Во-первых, этруски, посланные Русью на завоевание Северной Италии, основали Рим и римскую культуру, так что славянское воздействие на Рим было неизмеримо большим, чем воздействие Рима на германцев и, в свою очередь, опять на славян. Во-вторых, приведенные в этой книге тексты, встречающиеся на археологических артефактах из Вагрии и Скандинавии, подтверждают, что варяги и скандинавы были моряками, пиратами, но никак не представителями внутриконтинентальных общин. Я просто показываю, насколько академическая точка зрения расходится с реальными фактами. Продолжим цитирование: «Фактом является то, что отношение длины прибрежной линии к площади занятой территории у западных славян было почти в 30 раз меньше, чем это было у скандинавов» [212, с. 124]. Но ведь скандинавами и были славяне, точнее – русские, так что Лечеевич сравнивает одних славян с другими, но вовсе не славян с германцами! «Плодородная земля у подножия центральноевропейских гор ограничивает, а в низинах создает различные препятствия для развития зерновых культур. Возделывание земли было основой славянской экономической структуры, отличавшей их от других обитателей варварской Европы» [212, с. 124]. Опять мы видим желание принизить славян: именно они создали античную цивилизацию и вовсе не были варварами! «С другой стороны, имеется растущее число археологических доказательств того, что ремесленники вели подвижный образ жизни. Это может объяснить, среди прочего, поразительное сходство техники исполнения и форм орнаментации гребней и других изделий из рога от Ирландии до современной России. Петрографический анализ показал, что значительное число славянского типа глиняной керамики было сделано в Швеции из местного сырья. Определенная часть оборонительных сооружений открытых на севере русских поселений также указывает на присутствие строителей из Померании» [212, с. 125]. Опять-таки речь идет об общеславянском рынке изделий и рабочей силы. |
|
«Могилы членов социальной элиты скандинавского происхождения были открыты на многих кладбищах с VIII по X в. на южном и западном побережье Балтийского моря (Мензлин, Эльбиг, Гробин и т. д.)» [212, с. 124]. И это понятно, славяне предпочитали хоронить славян на своих кладбищах, в славянских странах. Можно было бы и дальше цитировать названного автора, однако ясно одно: показывая сходство культур славян и якобы чуждых им скандинавов, он по сути имеет дело с близкими культурами западных славян и скандинавов-русских. Современное понимание варяжской проблемы. Здесь мы будем исходить из весьма любопытной статьи Е. Н. Носова о современных археологических данных по варяжской проблеме [97]. Вначале освещается история вопроса: «Проблема была поднята еще в середине XVIII в. в трудах работавших в Академии наук в Санкт-Петербурге немецких ученых Г.-З. Байера и Г.-Ф. Миллера, с критикой построений которых выступил М. В. Ломоносов. В дальнейшем этот вопрос постоянно фигурировал в отечественной историографии, то затухая, то вспыхивая с новой силой, отражая, в конечном счете, сложный путь движения общественной и научной мысли в России. Освещению данной проблемы в русской науке посвящено множество работ и сейчас вряд ли имеет смысл их повторять [79, 120, 147, 165, 171 и др.]» [97]. Далее излагаются две различные точки зрения: «В определенной степени, то явно, а то и завуалированно, подход к рассмотрению этого вопроса подпитывается двумя тенденциями. Одну из них можно назвать “российской”. За ней стояла приверженность к национальному самоутверждению, отстаивание национального самосознания, признание самобытности русско-славянской культуры, отрицание всякого рода иноземных влияний. Тенденция вполне понятная, если следовать течению русской общественной мысли, и в истории России отнюдь не новая, а в иных проявлениях и формах живущая и сейчас. Вторая тенденция – “скандинавская”. Она основывается на романтической идеализации викингов и их эпохи, “золотого периода” скандинавской истории [244]. Эта тенденция особенно ярко проявилась во второй половине XIX в. “Викинги” – образ националъной гордости скандинавов. Они предстают как бесстрашные путешественники и доблестные воины, опытные мореходы и искусные ремесленники, торговцы и колонисты-землепашцы, основатели городов и государств, посланники и князья, телохранители византийских императоров, носители цивилизаторских тенденций и всего самого прогрессивного. Обе названные тенденции взаимно исключают друг друга, отталкиваясь от разной национальной почвы. Стоящий за ними наивный патриотизм (естественный для любой массовой культуры), периодически подогреваемый политически, ощутимо чувствовался на протяжении всего XX в. Достаточно вспомнить широкое использование викингских символов в нацистской пропаганде [244, с. 76–78], достаточно взглянуть на десятки современных популярных книг и множество так называемых документальных фильмов о викингах, потоком появляющихся на Западе, как достаточно, с другой стороны, обратить внимание на статьи типа “Рюрик – солевар из Старой Русы” [6], публикуемые в российской массовой литературе и наполненные наивной гордостью за славные дела древних новгородцев, чтобы убедиться в справедливости сказанного» [97, с. 151–152]. В данном случае я полностью согласен с исследователем, который демонстрирует нам две крайности в споре, две ложные точки зрения. Но то – популизм. А что говорит в данном случает академическая наука? «Однако нас в данном случае будут интересовать не эти популярные издания, рассчитанные на массовую публику и коммерческий успех, а движение мысли в академической сфере. Здесь же наблюдается определенная закономерность. Суть ее заключается в том, что в начале нашего столетия подход к вопросу о варягах на Руси в академической науке, под которой я понимаю науку, основанную на всестороннем критическом источниковедении, по существу, стал достаточно однозначен, и позиции наиболее крупных отечественных исследователей русской истории сближались. Именно это позволило Ф. А. Брауну в 1925 г. заключить, что “дни варягоборчества, к счастью, прошли” (цитирую по [165, с. 12]). Подобная ситуация в историографии объясняется тем, что этап формирования академической базы основных научных дисциплин, питающих историю, к этому времени завершился» [97, с. 152]. Обращаю внимание читателя на слова о «всестороннем критическом источниковедении», куда, к сожалению, совершенно не входила и не входит микроэпиграфика, образцы которой я демонстрирую едва ли не на каждом рисунке. Поэтому считать, что современное источниковедение является всесторонним, у меня нет оснований. А что касается того, что «этап формирования академической базы основных научных дисциплин, питающих историю, к этому времени завершился», то могу лишь сожалеть о поспешности данного вывода. Именно он и является ахиллесовой пятой современной археологии. Дореволюционная историография. «Трудами А. А. Шахматова была заложена фундаментальная основа русского летописания, остающаяся таковой и в наши дни. Развитие либеральной русской исторической науки достигло своих вершин в сочинениях В. О. Ключевского и его школы. В числе блестящих представителей исторической мысли нельзя не упомянуть С. Ф. Платонова и А. Е. Преснякова. В области исторической географии появился прекрасный труд С. М. Середонина. Кропотливые сборы А. А. Спицына привели к формированию достоверной фактологической базы археологических источников древнейшего периода истории Руси» [97, с. 152]. Ни один эпиграфист тут не упомянут, как если бы эпиграфика вообще не была историческим источником. «Если отрешиться от частностей, то, в традиционном понимании предшествующей историографии, все названные исследователи, а они представляют не только себя, а направления в науке, – норманисты. Это совсем не значит, что норманизм победил. В своей крайней форме он также проиграл. Суть заключалась в том, что не зыбкое “национальное” своеобразие и анализ выборочных сведений определяли теперь научную мысль, а реальный исторический факт, устанавливаемый на основе комплексного источниковедения. Были или нет варяги на Руси, сыграли или не сыграли они значительную роль в ранней русской истории, являлись ли первые князья скандинавами и т. д. – подобные вопросы стали достоянием прошлого. Требование времени заключалось в оценке роли скандинавов на Руси в различные хронологические периоды и в различных сферах жизни древнерусского общества в свете установленных достоверных фактов» [97, с. 152]. Я не имею ничего против такого подхода, если только под варягами и скандинавами понимать русских Руси Яра, стоявших на более высокой ступени развития культуры, чем русские Руси Славян, и потому имевших отличные от них изделия. Однако Е. Н. Носов, несомненно, имеет в виду под варягами и скандинавами германцев, которые стали таковыми, видимо, не ранее XI в. «Весьма показательными в этой связи представляются рассуждения В. О. Ключевского в его “набросках по варяжскому вопросу”. “Я, собственно, равнодушен к обеим теориям, и норманнской, и славянской, – писал В. О. Ключевский, – и это равнодушие выходит из научного интереса. В тумане ранних известий о наших предках я вижу несколько основных фактов, составляющих начало нашей истории, и больше их ничего не вижу. Эти факты, которые приводят меня к колыбели нашего народа, остаются те же, с тем же значением и цветом, признаю ли я теорию норманистов или роксоланистов. Поэтому, когда норманист или роксоланист начинают уверять, что только та или другая теория освещает верным светом начало русской национальности, я перестаю понимать того и другого, то есть становлюсь совершенно равнодушен к обоим” [61, с. 113]» [97, с. 152–153]. Здесь я вовсе не могу согласиться с тем, что с приходом варягов и скандинавов начинается история русского народа, хотя именно так казалось историографам XIX в. Что же касается «фактов», то они, как было выяснено выше, могут быть плоскостными, а могут быть объемными. Так, археология в XX в. действительно подтвердила приход скандинавов и варягов с территории современных Скандинавии и Германии, создав «факты» плоскостные, передающие географические перемещения части населения. Но эти же «факты» не показывают этнической составляющей данного населения, которое было русским и по графике надписей, и по языку, и по пантеону богов. Иными словами, археология, которая в XIX в. еще не давала нынешнего подтверждения присутствия скандинавских и варяжских изделий в Северной Руси в силу своей неразвитости, а тем более изучение летописания не позволили установить этническую составляющую терминов «варяг» и «скандинав». Поэтому, приветствуя с общеметодологических позиций переход историографии от исторических гипотез к историческим фактам, все же хочу отметить, что сами факты отражали тогда лишь физическую, пространственную составляющую, но не социальную, этническую компоненту, образуя только поверхностную фактологию. Понятно, что с позиции даже плоскостной фактологии можно оставаться равнодушным к достижениям историографии гипотетической; однако с позиции глубинной, объемной фактологии эти же факты оказываются лишь одной из проекций истины, в которой гипотеза норманизма (прихода варягов и скандинавов из Западной Европы) сплавляется с гипотезой антинорманизма, славянизма (славяно-русской этнической принадлежности варягов и скандинавов) в нерасторжимое целое. Так в физике когда-то полностью исключающие друг друга корпускулярная и волновая точки зрения слились в единую квантовую механику, изучающую поведение микрочастиц. |
|
«Мне думается, что при нормальном (естественном) развитии исторической науки пресловутый “норманнский вопрос” был бы закрыт к тридцатым годам, а позиции отечественных и западных исследователей значительно бы сблизились, и различия определялись бы различиями научных школ, а не границами политических систем» [97, с. 153]. Мысль интересная, но под «границами политических систем», как можно будет убедиться в рассмотрении дальнейшего текста Е. Н. Носова, он понимает только позиции советской историографии, которая якобы в чисто политических целях отстаивала славянскую позицию, но не позиции германских стран (Германии, Дании, Швеции, Норвегии), которые с не меньшим упорством считали варягов и скандинавов до XI в. германцами. Если уж оставаться равнодушным (по В. О. Ключевскому) к норманистам и славянистам, то подобное равнодушие следует проявлять как к советской, так и к германской историографии. Но тогда ни о каком сближении позиций советских и западных исследователей не может быть и речи до тех пор, пока и западные исследователи не освоят технику микроэпиграфики и не начнут читать на собственных находках русские надписи. Отношение к ранней советской историографии. «К сожалению, случилось иное. В Советском Союзе насильственным внедрением всеобщей социологизации, примитивного марксизма, всепоглощающих понятий классовой борьбы, феодализма, формационности, как обязательной стадии развития общества история (и археология как историческая наука) были поставлены на службу идеологии. Исконность, национальное своеобразие и экономический детерминизм были положены во главу угла исторических концепций. Все стало объясняться развитием аграрных обществ, накоплением прибавочного продукта, возникновением городов как центров сельских округ, пунктов концентрации дани и размещения феодалов и т. д. Места дальней торговле, торгово-военным путям, иноземным влияниям при таких построениях не оставалось. В такой ситуации вполне естественно варяги оказались не у дел» [97, с. 153]. Согласен ли я с такой резкой критикой советской историографии? Вполне. Однако по принципу «клин клином вышибают» могу отметить не меньшее шараханье нынешней историографии из одной крайности в другую. Выйдя из одной историографической идеологии, в данном случае советской, академическая наука тут же попала в объятия другой историографической идеологии, в данном случае германской. И я точно так же могу предъявить претензии нынешней академической науке истории в том, что она совершенно не занимается исследованием славянского ведизма. Со времен В. В. Седова, И. П. Русановой и Б. А. Тимощука не обследовано ни одно славянское святилище, миниатюры летописей и иконы церквей рассматриваются чисто по-детски, как картинки, вписанные в них тексты не читаются, и точно такое же отношение к найденному археологическому материалу: фиксируется лишь место находки, а этническая принадлежность артефактов не определяется или за основу берется титульная нация сегодняшнего расселения. Если артефакты найдены в Германии, то, стало быть, их сделали предки современных немцев, в Скандинавии – предки скандинавов, на Кольском полуострове – предки саамов, в районе Геленджика – предки нынешних адыгов. Хотя на всех изделиях совершенно явно читаются слова ЯРОВА РУСЬ и большое количество других русских текстов. Но археологи эти слова читать не только не умеют, но и не хотят, а когда я им на это указываю, считают мои построения «патриотическими бреднями, лежащими вне науки». Ибо наука – это только то, что разрешено строить им, небожителям. Именно поэтому сетования Е. Н. Носова на идеологическое засилье в советское время я считаю полуправдой. На самом деле вне государственной идеологии ни одна наука не существует, ни один коллектив историков и тем более археологов не действует на общественных началах, а работает в государственных НИИ, ибо особенно археология оказывается весьма затратной по финансам отраслью знания. «В новые концепции Б. Д. Грекова, С. В. Юшкова, М. Н. Тихомирова и других историков взгляды В. О. Ключевского не вписывались. Роль географического фактора в истории Руси, а он играл немалое место в концепциях многих маститых отечественных исследователей первой четверти века, замалчивалась. Обусловленность природной средой уступила место социологическим объяснениям. Результаты сказались очень скоро. Если репрессии и гонения порой и обходили стороной тех или иных представителей академической науки, то чувство самосохранения и стремление защититься от полной конъюнктурности заставляли их уходить в замкнутое источниковедение. Возникли две науки – официальная, до предела подчиненная идеологии тоталитарного государства и воплощавшаяся в обобщающих трудах, вузовских и школьных учебниках, и конкретная. Именно последняя и была той отдушиной, при которой можно было писать и заниматься “собственно” наукой, оставаясь максимально искренним. Эта работа в области изучения ранней русской истории не прерывалась» [97, с. 153]. И опять речь идет о полуправде. Влияние природной среды нельзя недоучитывать, что показал еще Шарль Монтескьё, однако в обществе, безусловно, сильны и социальные причины. В этом смысле учение Карла Маркса явилось определенной подвижкой в понимании исторического процесса. Однако делом самих историков было понимать географический и экономический детерминизм либо как важные факторы, определяющие исторический процесс в совокупности, либо как единственную причину исторического процесса, отменяющую все прочие причинные обусловленности. И если они стали усердствовать, разбивая лоб, и молиться на Маркса, то мне очень трудно поверить в то, что это было лишь желанием избежать репрессий. Не менее сильной была и иная мотивация: утереть нос «буржуазным историкам», показать, что, опираясь на Маркса, можно продвинуться в понимании истории значительно дальше. На самом деле перед историками в этом направлении открылось огромное поле для творческой деятельности в исследовании влияния социальных факторов, чем они и воспользовались. А то, что археологи вскрывали меньшие площади раскопов по сравнению с зарубежными коллегами, годами не успевали обрабатывать полученный в полевых условиях материал, делали весьма куцые выводы из полученных археологических данных, в этом идеологический отдел ЦК КПСС абсолютно не виноват. Присутствие варяжских или скандинавских изделий на местах их находок никакими Пленумами ЦК КПСС не порицалось. Так что, не отрицая гонений на историографию (а гонениям в советское время подвергались многие науки), все же хочу заметить, что сваливать отставание нынешней отечественной историографии от западной только на идеологию, не вскрывая собственных промахов, не следует, это как раз и передает позицию неискренности. Но помимо социальных факторов существуют и политические, влияние той или иной страны в определенный исторический период. А вот тут-то современная академическая историография и получила максимальный пробел. По сути дела, до моих исследований абсолютно ничего не было известно ни о Яровой Руси, ни о хане варягов Николае Кродо, ни о существовании Руси Славян. Хотя достаточно было всего лишь рассмотреть пару миниатюр Радзивилловской летописи с большим увеличением. Тут уж идеология абсолютно ни при чем. Это – пробел академической историографии в методике исследований. И он обусловлен ее собственным консерватизмом. Довоенные исследования советских археологов. Но вернемся к статье Е. Н. Носова: «Перед самой войной экспедиция В. И. Равдоникаса провела значительные раскопки скандинавского могильника в урочище Плакун в Старой Ладоге, а в 1945 г. в печати появилась первая информация о результатах этих работ [108, с. 40–41]. Тогда же А. Н. Юзефович провел антропологические определения костных останков из могильника у церкви Климента в Старой Ладоге и пришел к выводу, что значительная часть погребенных принадлежала германскому (скандинавскому) типу (работа, написанная для Кратких сообщений Института антропологии и этнографии, к сожалению, не была издана, но сохранилась в архиве и была известна исследователям, занимавшимся Ладогой) [178]» [97, с. 153–154]. И опять полуправда: не указана датировка скелетов. Скорее всего, были захоронены германские воины XI–XII вв. А эти данные автоматически переносятся на более ранних варягов и скандинавов. |
|
«Е. А. Рыдзевская, как историк и филолог работавшая в центральном археологическом учреждении страны ГАИМК – ИИМК АН СССР, в 1930–1940 гг. вела активное изучение скандинавских источников по истории Древней Руси и русско-скандинавским связям [119]. Примечательно, что ее сводка по Старой Ладоге в древнесеверной литературе, остающаяся ценнейшим источником вплоть до наших дней, была опубликована в том же номере Кратких сообщений, что и статья В. И. Равдоникаса о плакунском могильнике [120, с. 51–65]. Конкретные примеры постоянного накопления в 1930–1940 гг. археологических материалов о скандинавских древностях на Руси нетрудно продолжать» [97, с. 154]. К сожалению, опять под скандинавами тут понимаются германцы, а не русские. «Можно было заставить замолчать исследователей, но нельзя было остановить саму мысль и появление все новых свидетельств интенсивных русско-скандинавских контактов. Заложенная школа русской истории, традиции анализа источника, критического отношения к факту и интерпретации, воспитываемые в стенах дореволюционных университетов, не исчезали при идеологическом окрике» [97, с. 154]. Иными словами, люди, не умеющие читать надписи на артефактах, мнили себя учеными, продолжающими «традиции анализа источника, воспитываемые в стенах дореволюционных университетов», тогда как их противники, продолжающие линию М. В. Ломоносова и русских преданий, очевидно, занимались только «идеологическим окриком». И мысль, очевидно, была присуща только норманистам, тогда как их противники, вероятно, были совершенно безмозглыми идеологами и полными неучами, не получившими университетского образования. Странная логика! «Однако в целом разгром, учиненный за железным занавесом на Востоке, отбросил отечественную историю назад» [97, с. 154]. А тут мы с удивлением читаем перл Е. Н. Носова. Итак, из данной фразы можно понять, что железный занавес существовал в нашем отечестве (говорится только о нем) лишь на Востоке, но не на Западе; стало быть, по мнению данного исследователя, с немцами и скандинавами мы могли встречаться, сколько душа пожелает и обсуждать любые проблемы. Далее археолог всерьез полагает, что отбросить можно не историографию, а саму историю, которая спокойно может перемешаться вспять по времени. Понятно, что такого рода откровения допускает только академическая наука; университетские ученые меньшего ранга о существовании некой «машины времени» истории даже не подозревают. «Утрачивались традиции, утрачивалась способность мыслить и критически оценивать источник. Присутствие “правильной идеи” и начальные ссылки на классиков марксизма и “направляющие” статьи оправдывали вольное обращение с материалом в угоду идеологическим догмам. Прямым образом это касалось и археологии, где общие исторические или социологические выводы отнюдь не следуют прямым образом из археологических данных» [97, с. 154]. Опять неясно, какое все это имеет отношение к рассматриваемой проблеме. Если на территории Руси обнаружено присутствие скандинавских изделий, то это – факт (хотя, как мы выше показали, еще не полный, поскольку сами скандинавы были русскими), а потому и вывод (при любом идеологическом давлении) будет однозначным, а именно: Русь была как-то связана (то ли торговлей, то ли переселением людей, то ли трофеями русских воинов) со Скандинавией. Никаких идеологических догм по поводу русско-скандинавских связей в раннем Средневековье в марксизме-ленинизме не существовало, и это я хорошо знаю, поскольку преподавал марксистско-ленинскую философию в советское время в течение 16 лет. Точно так же марксизм абсолютно нигде не призывал вольно обращаться с историческим материалом и ломать историографию применительно к варягам и скандинавам. Похоже, что филиппика Е. Н. Носова направлена не против марксизма-ленинизма как такового, а против попыток его применения к археологии. Но этим как раз и не занимались ни философы марксизма, ни идеологический отдел ЦК КПСС, а исключительно руководство археологическими НИИ. Иными словами, все эти идеологические клише нафантазировали сами же археологи, стараясь быть святее папы и бежать впереди паровоза. А теперь, когда их старое руководство ушло (кто на пенсию, кто в мир иной), виноватыми оказались не археологи, а идеологи. Точь-в-точь как в отношении кибернетики, которую наш первый академик в этой области и разработчик отечественных ЭВМ Аксель Берг в «Философском словаре» назвал «продажной девкой капитализма, призванной оглуплять трудящихся», а позже на этом основании клеймили советскую философию. Но ни у Маркса, ни у Ленина мы не найдем никакого намека на атрибуцию кибернетики как какой-либо отрасли знания – ее тогда не было и никаких предпосылок ее появления также не прослеживалось. Да и трудящиеся ничего не знали ни о какой кибернетике. Просто Берг решил перестраховаться от возможных конкурентов среди своих же отечественных ученых. Так что идеология в советское время выступала сильным оружием для сведения счетов с другими такими же советскими учеными. Сочувствие зарубежным коллегам. «Занавес нанес непоправимый урон и западной археологической науке. Помимо того что и она, особенно в середине столетия, была отнюдь не без идеологических шор, исследователи оказались оторванными от источников, от новых фактов (еще в начале 1960-х гг. официальными властями не поощрялись визиты в СССР скандинавских археологов для изучения в музеях и архивах конкретных материалов эпохи викингов (см. [130, с. 192])» [97, с. 154]. Еще одно удивительное утверждение: оказывается, западная наука, в которой не было никакого марксизма-ленинизма, тоже развивалась отнюдь не без идеологических шор! Но причем тогда марксизм-ленинизм? Не проще ли сказать, что сами отечественные археологи пытались получить, опираясь на марксизм-ленинизм, некие преимущества для развития именно своей школы и именно своего направления исследования? Сходное использование идеологии, хотя и другой, наблюдалось и у скандинавских исследователей. Далее, непонятно, в чем суть «железного занавеса», который обычно приписывался СССР, если «в начале 1960-х гг. официальными властями не поощрялись визиты в СССР скандинавских археологов»? Речь-то идет о скандинавских властях, отнюдь не о советских! «Настольными книгами (своего рода первоисточниками) западных археологов и историков, занимавшихся этим периодом русской истории, до самого недавнего времени оставался (а зачастую остается и сейчас) труд Т. Арне, опубликованный в 1914 г., который, проехав по России и посетив многие музеи, смог издать каталог известных тогда здесь находок скандинавского облика, и книга В. И. Равдоникаса, увидевшая свет в Стокгольме на немецком языке в 1930 г. [185, 223]. Характерно, что даже в солидных исследованиях самого последнего времени многих ведущих западных историков и археологов мы не найдем упоминания о могильнике Плакун, о германских чертах в антропологии Ладоги и Шестовиц, а обнаружим весьма поверхностное знакомство с материалами раскопок древнерусских городов и т. д. [193], хотя многие из имеющихся фактов, казалось бы, находятся в русле их построений. Объяснение лишь одно – эта информация, вполне доступная советским исследователям, на западе долгое время просто не была известна [97, с. 154–155]. Тут Е. Н. Носов явно противоречит сам себе. Только что он сокрушался насчет отставания советской археологической науки от западной в силу влияния марксистской идеологии, как вдруг он полагает, что фактический материал, накопленный отечественной археологией, вполне мог бы пригодиться западной археологии, которая о его существовании даже не подозревает. Говоря без обиняков, это означает, что база данных, накопленная отечественными археологами, существенно опережает западные ожидания – и это вопреки «тлетворному» влиянию марксизма-ленинизма. Иными словами, марксизм был совершенно ни при чем. Успехи советской археологии в 1950-е гг. «Со второй половины 1950-х гг., с ходом хрущевской либерализации жизни страны, начинает ослабевать и идеологический прессинг на общественные науки, что ощутимо проявилось не сразу, а к началу 1960-х гг. Наряду с этим 1950-е гг. явились годами интенсивных раскопок поселений и могильников, которые имеют принципиальное значение для понимания роли варягов в Восточной Европе. Продолжалось систематическое археологическое изучение Ладоги, гнёздовского могильника, крупных курганных комплексов на Верхней Волге и т. д. (обзор работ по этим памятникам с упором на скандинавскую тематику – см. [60, с. 227–230]). Все это давало новый материал, который постепенно входил в научный оборот независимо от характера его общей оценки исследователями непосредственно при публикации» [97, с. 155]. Заметим, что теперь Е. Н. Носов переходит к рассмотрению достижений археологии по десятилетиям в чисто количественном отношении – археологи стали копать курганные комплексы на Верхней Волге, как если бы без хрущевской оттепели их лопаты и метелочки были не в состоянии совершать привычные археологические движения. |
|
Исследования 1960-х гг. «Начало 1960-х гг. ознаменовалось появлением целой серии работ, посвященных изучению археологических материалов, дающих информацию о связях Скандинавии и Руси, что свидетельствовало о явном оживлении интереса к “варяжскому” вопросу. Не стремясь к представлению новой библиографической сводки, назову лишь некоторые исследования, характеризующие, на мой взгляд, существующую тенденцию. Несомненно, следует подчеркнуть роль ?
Загрузка...
Читайте такжеАлександр Новиков подписал постановление об отключении отопления«Смоленская газета»В Смоленске несколько домов на Краснинском шоссе и улице Воинов-Интернационалистов остались без холодной воды«Смоленская газета»Освещенность улиц в Смоленске признали соответствующей нормативным значениямSmolNarod.ru (Смоленск)В тренде на этой неделе
Загрузка...
Персональные новости
Новости последнего часа со всей страны в непрерывном режиме 24/7 — здесь и сейчас с возможностью самостоятельной быстрой публикации интересных "живых" материалов из Вашего города и региона. Все новости, как они есть — честно, оперативно, без купюр. Смоленск на Russian.city News-Life — паблик новостей в календарном формате на основе технологичной новостной информационно-поисковой системы с элементами искусственного интеллекта, тематического отбора и возможностью мгновенной публикации авторского контента в режиме Free Public. News-Life — ваши новости сегодня и сейчас. Опубликовать свою новость в любом городе и регионе можно мгновенно — здесь.
© News-Life — оперативные новости с мест событий по всей России (ежеминутное обновление, авторский контент, мгновенная публикация) с архивом и поиском по городам и регионам при помощи современных инженерных решений и алгоритмов от NL, с использованием технологических элементов самообучающегося "искусственного интеллекта" при информационной ресурсной поддержке международной веб-группы 123ru.net в партнёрстве с сайтом SportsWeek.org и проектами: "Love", News24, "My Love", Ru24.pro, Russia24.pro и др.
|