Блокадная хроника Тани Савичевой
О Тане Савичевой и её блокадном дневнике сегодня знают, наверное, все. Однако знают, как правило, по коротким публикациям, в которых немало неточностей и практически ничего не говорится о том, какой семьей были Савичевы, что случилось с выжившими родственниками и т.д. На «Избранном» — подробное и точное исследование Лилии Марковой — лауреата Золотой медали «Личность Петербурга», ответственного секретаря Межрегиональной Общественной организации ленинградских ветеранов войны и военной службы — однополчан, опубликованное в 2009 г.
<...> О ленинградской школьнице Тане Савичевой, ставшей известной всему миру благодаря её блокадному дневнику, отразившего участь тысяч семей, погибших в осаждённом гитлеровцами городе, написано невероятно много. Тане посвящены стихи, памятники, о ней сложены песни, её именем в 1971 году названа одна из малых планет Солнечной системы, № 2127.
А маленькая записная книжка — обтянутый шёлком, блокнотик, ставший блокадным дневником Тани — это крик души о помощи, о том, что ничего нет на свете страшнее войны. По силе эмоционального воздействия этот документ не оставляет равнодушным никого. <...>
Этот небольшой блокнотик, подаренный братом Леонидом (Лёкой) сестре Нине, служил рабочим справочником чертёжника-конструктора. Половину его страниц Нина заполнила данными котловой арматуры: задвижек, клапанов, вентилей, а другая половина этого самодельного справочника, с алфавитом, оставалась чистой. Этой незаполненной алфавитной части записной книжки и суждено было стать скорбным дневником, в котором синим карандашом сестры Таня делала ставшие бессмертными записи.
В тот год, когда гитлеровские войска вторглись в пределы нашей страны и началась Великая Отечественная война, самому младшему ребёнку в семье Савичевых — Тане — было одиннадцать лет, а если точнее — одиннадцать с половиной. Она родилась 23 января 1930 года (это уточнение привожу потому, что, к сожалению, в некоторых публикациях встречаются разноречивые сведения о возрасте Тани). В конце мая 1941 года она закончила третий класс школы № 35 на Съездовской линии Васильевского острова и должна была в сентябре пойти в четвёртый.
Тане Савичевой 11 лет. Фотография 1941 года из семейного архива Савичевых
На протяжении многих лет учащиеся, учителя этой школы создавали музей. И сегодня на одной из дверей третьего этажа закреплена табличка: «В этом классе училась Таня Савичева».
Жене — самой старшей сестре — 32 года (родилась в 1909 году). После замужества она переселилась с Васильевского острова (Савичевы жили на 2-й линии в доме № 13/6, кв.1) на Моховую улицу (дом 20, кв.11) и, несмотря на развод с мужем, продолжала жить там. Она работала вместе с сестрой Ниной на Невском машиностроительном заводе имени Ленина (Женя — в архиве, а Нина — в конструкторском бюро), сдавала кровь для спасения раненных на фронте бойцов.
Зима в 1941-м началась рано. Она стала суровым испытанием для жителей блокадного Ленинграда: в домах не было электричества, замёрз водопровод, не работало центральное отопление, бездействовал городской транспорт. По заваленным снегом улицам прекратили движение трамваи и троллейбусы, а до завода почти семь километров. Идти приходится пешком. Каждый день. Правда, иногда Женя оставалась на заводе, чтобы сохранить силы, отработать две смены. Но здоровья уже не хватало.
В конце декабря Женя на завод не пришла. Обеспокоенная её отсутствием, Нина помчалась на Моховую навестить сестру, но помочь ей уже ничем не смогла.
И в маленьком блокноте, ставшим впоследствии блокадным дневником, в алфавитном порядке на букву «Ж» появилась первая трагическая запись, сделанная рукой Тани: «Женя умерла 28 дек в 12.30 час утра 1941 г».
Женя Савичева
На саночках родные отвезли её на Смоленское кладбище и похоронили на участке, расположенном на острове Декабристов.
Ещё в 1916 году на этом старейшем в городе кладбище (Смоленском) недалеко от часовни Ксении Блаженной были похоронены, умершие от скарлатины, малолетние братик с двумя сестричками. А в 1936 году рядом с ними похоронили и отца — Николая Родионовича Савичева (он умер в возрасте 52 лет).
Бабушке — Евдокии Григорьевне Фёдоровой (в девичестве — Арсеньевой) в 1941 году 22 июня, в день начала войны, исполнилось 74 года. Блокадная голодная смерть одолела её в самые студёные, морозные январские дни.
Третья степень алиментарной дистрофии — это медленное умирание или срочная госпитализация. Но бабушка от больницы отказалась и смерть не заставила себя долго ждать. В блокнотике на странице с буквой «Б» Таня пишет: «Бабушка умерла 25 янв. 3 ч. дня 1942 г», хотя в Свидетельстве о смерти, выданном в райсобесе Марии Игнатьевне — Таниной маме, стоит другое число — 1 февраля. Так было нужно, ведь бабушкину карточку можно было использовать до конца месяца. Так делали многие и это может на какое-то время поддерживало остававшихся ещё в живых, продлевало им жизнь.
Свидетельство о смерти выдавали только в том случае, когда вместе с другими документами умерших сдавали их продовольственные карточки. Чтобы исключить незаконное пользование этими карточками, впоследствии введена была в середине каждого месяца перерегистрация.
Брату Леониду (Лёке) было 24 года (родился в 1917 году). Он работал строгальщиком на Судомеханическом (Адмиралтейском) заводе. В первые же дни войны с друзьями помчался в военкомат, но в армию не взяли из-за зрения — был очень близорук. Его оставили на заводе — нужно выполнять срочные военные заказы, необходимы специалисты. Неделями жил там, работая днём и ночью. Родных навещать приходилось редко, хотя завод недалеко от дома — на противоположном берегу Невы, за мостом Лейтенанта Шмидта. Здесь же, в заводском стационаре, он и умер от дистрофии.
Как страшно, как не хочется делать скорбные записи, но приходится вновь доставать блокнот и продолжать блокадную хронику. На букву «Л» Таня записывает: «Лека умер 17 марта в 5 часутр в 1942 г», соединив два слова в одно. Прячет его в украшенную палехской росписью шкатулку, в которой хранятся семейные реликвии — мамина фата и венчальные свечи. Вместе с ними лежат cвидетельства о смерти папы, Жени, бабушки, а теперь и Лёки.
Казалось — наступила весна, станет легче. Её ждали с надеждой и тревогой. С декабря несколько раз уже прибавлялась норма выдачи хлеба, город очищен от грязи и накопившегося зимой мусора, заработали бани, по улицам загрохотали трамваи, разрешено создавать огороды и выращивать овощи.
Но голод продолжает своё подлое дело: алиментарная дистрофия, цинга, кишечные заболевания, туберкулёз уносят жизни тысяч ленинградцев. И к Савичевым вновь врывается горе. В записной книжке на букву «В» появляются сбивчивые строчки: «Дядя Вася умер в 13 апр 2 ч ночь 1942 г».
А почти через месяц: «Дядя Леша 10 мая в 4 ч дня 1942 г». На букву «Л» страничка в блокноте уже занята, и приходится писать слева на развороте. Но то ли сил не хватило, то ли горе переполнило душу исстрадавшегося ребёнка — на этой странице слово «умер» Таня пропустила.
Оба дяди — Василий Родионович и Алексей Родионович Савичевы — родные братья Таниного отца. У Николая Родионовича — пять братьев и сестра (умерла она задолго до войны). Два его брата (Гавриил и Григорий) жили в Гдовском районе Псковской области, а Дмитрий с женой Марией Михайловной и холостяки — Василий с Алексеем — в том же доме № 13/6 на 2-й линии Васильевского острова, но только этажом выше.
В этом доме размещалась, принадлежавшая им «Трудовая артель братьев Савичевых» с пекарней и булочной-кондитерской при ней. Но после ликвидации артели Танины дяди сменили профессию: дядя Вася — человек разносторонне образованный — стал директором магазина «Букинист» на Петроградской стороне, а дядя Лёша до пенсии работал заводским снабженцем. Только отец до конца своей жизни оставался непревзойдённым мастером хлебопечения. За свою коммерческую деятельность, а он владел ещё кинотеатром «Совет» на Суворовском проспекте, попал в ту пору в категорию «лишенцев» и был выслан с семьёй из города. Правда, вскоре решение о высылке семьи было пересмотрено, и они смогли вернуться в Ленинград, в свою квартиру, но без отца. В 1936 году Николай Родионович приехал сюда на лечение уже безнадёжно больным, будто предчувствовал свой печальный конец. 5 марта его не стало.
Дядя Митя (Дмитрий Родионович Савичев) умер ещё до войны, а его жена Мария Михайловна Савичева скончалась в лютые морозы февраля 1942 года в возрасте 46 лет (похоронена на Пискарёвском кладбище).
В июне 1941 года дяде Васе 56 лет. Имея боевой опыт и медаль за Первую мировую войну, он попытался записаться добровольцем в отряд народного ополчения, но получил отказ. И дядю Лёшу на фронт не взяли по возрасту, ему уже 71 год. Так и остались в блокадном Ленинграде.
Они были очень дружны. С Марией Игнатьевной устраивали совместные обеды, обожали всеобщую любимицу — «маленькую», так называли в семье Таню. И теперь решили жить одной семьёй — все Савичевы. Так легче выжить, легче пережить блокадное лихолетье. Они строили баррикады, рыли траншеи, дежурили на крышах и чердаках, тушили «зажигалки».
Ну разве можно было представить, что через три дня после смерти дяди Лёши Таня останется совсем одна? В это трудно поверить.
Мама — весёлый, добрый и гостеприимный человек. Сильный и выносливый. Всё всегда у неё ладится, всё получается. И вот теперь её нет. Как трудно, как страшно писать слово «умерла» — «Мама в 13 мая в 7.30 час утра 1942 г».
Когда мама была рядом, казалось, что всё можно преодолеть, даже голод. С мамой верилось в победу, в скорое возвращение сестры Нины и брата Миши. Но мамы не стало, всё рухнуло. Горе сковало тело, не хотелось шевелиться, двигаться. «Савичевы умерли», «Умерли все», «Осталась одна Таня». Карандаш царапает — уже весь исписан. Пальцы не слушаются, будто деревянные, но чётко подводят итог. Каждую запись Таня словно чеканит на отдельных листочках с соответствующей буквой — «М», «С», «У», «О».
Маме — Марии Игнатьевне Савичевой (в девичестве — Фёдоровой) в 1941 году исполнилось 52 года (родилась в 1889 году). Всё хозяйство, большая семья (пятеро детей) — на её плечах. Она работала мастером-надомником в швейной Артели имени 1 мая, была одной из лучших вышивальщиц, обладала прекрасным голосом и музыкальным слухом. Для своих детей и их друзей часто устраивала домашние концерты, струнные и фортепьянные. У Савичевых были пианино, гитара, банджо, мандолина и многие из домочадцев играли на этих инструментах. А теперь Мария Игнатьевна шьёт для «окопников» рукавицы, обмундирование для фронтовиков. Выходит на дежурство вместе с добровольцами местной противовоздушной обороны. Об эвакуации же и думать не хочется — нужно быть всем вместе. Так легче и спокойнее, хотя неизвестно, куда подевалась Нина? Она эвакуировалась с заводчанами, но уже давно нет от неё никаких вестей. И что с Мишей, где он?
Накануне войны Михаилу Савичеву было уже 20 лет (родился в 1921 году). Он получил на заводе отпуск и уехал в деревню Дворищи, раскинувшуюся у Бельского озера вблизи древнего города Гдова. Когда-то там жили бабушка с дедушкой, остался их дом, а неподалёку — построенный отцом в конце 20-х годов новый дом (в нём и родилась Таня).
В Дворищах живут дяди: Гриша (Григорий Родионович) и Гаврюша (Гавриил Родионович) — братья отца, и тётя Капа (Капитолина Игнатьевна) — мамина сестра. Там всегда раздольно и весело. А через две недели туда должны приехать на всё лето мама с Таней, а потом и все остальные. Но война нарушила эти планы. Дворищи очень быстро оказались на оккупированной гитлеровцами территории.
Миша ушёл к партизанам в лес. В январе 1944 года в одном из боёв был тяжело ранен и отправлен на лечение в Ленинград, освобождённый уже от гитлеровской блокады. А через полгода он вышел из госпиталя инвалидом, на костылях. Уехал в Дворищи к тёте Капе, но в сентябре 1944 года, навсегда перебрался в шахтёрский город Сланцы Кингисеппского района, работал там на почте. Михаил Николаевич Савичев умер в 1988 году. Похоронен в городе Сланцы.
Нине Савичевой летом 1941 года — 22 с половиной. Родилась она 23 ноября 1918 года, но считает своим днём рождения 6 декабря по новому стилю. Вместе с заводскими сослуживцами Нина рыла окопы в Рыбацком, Колпино, в Шушарах; дежурила на вышке поста воздушного наблюдения, в штабе заводского МПВО. В начале марта 1942 года по льду Ладожского озера с заводом её эвакуировали на Большую землю. И только в 1945 году она смогла вернуться в Ленинград. Насовсем.
Нина Николаевна Савичева (в замужестве Павлова) ... в 1945 году поступила на работу в Институт «Теплоэлектропроект» (ныне «Атомэнергопроект») и, будучи инженером-проектировщиком, более 30 лет проектировала для Ленинграда и области, Прибалтики и других бывших республик СССР теплоэлектростанции. <...> (Нина Савичева умерла в 2013 году. — Прим. «Избранного»)
Ну а как же Таня? Что сталось с ней и её блокадным дневником?
<...>
Оставшись одна, еле передвигая ноги, она отправилась к бабушкиной племяннице — тёте Дусе. Путь предстоял совсем неблизкий, в Смольнинский район.
Евдокия Петровна Арсеньева жила в коммунальной квартире на Лафонской улице (дом № 1а, комната 3), которая называлась так по фамилии одной из начальниц Смольного института. В 1924 году она была переименована в улицу Пролетарской диктатуры, но горожане по-прежнему продолжали называть её Лафонской.
Тётя Дуся родилась в Петрограде. В раннем возрасте с сестрой остались сиротами, были разлучены, и она воспитывалась у чужих людей в деревне. Может, поэтому была очень неприветливой. Ещё задолго до войны, приехав в Ленинград, нашла работу на слюдяной фабрике. Она пережила гитлеровскую блокаду города (умерла в 1976 году в возрасте 65 лет).
С Васильевского острова тётя Дуся перевезла в свою комнату на хранение многие вещи Савичевых и взяла опекунство над Таней. Уходя на работу, отправляла её на воздух, на солнце, а комнату запирала на ключ. Нередко случалось, по возвращении заставала Таню, спящую прямо на лестнице.
Дистрофия прогрессировала, необходимо было срочно помещать Таню в стационар. И в начале июля 1942 года тётя Дуся, сложив с себя опекунство, определяет её в детский дом № 48 Смольнинского района, который готовился тогда к эвакуации в Горьковскую область.
Оставшиеся в живых брат и сестра Тани наводили справки, пытаясь отыскать её след. В 1944 году, наконец, на свой запрос Миша получил ответ с указанием адреса: Понетаевский детский дом инвалидов Шатковского района Горьковской области. Но было уже поздно. 1 июля 1944 года Таня Савичева скончалась в Шатковской районной больнице.
Эшелон, в котором находились ленинградские дети, неоднократно попадал под бомбёжки, и только в августе 1942 года прибыл, наконец, в село Красный бор, расположенное в 25 километрах от Понетаевки. Детей разместили в одном из зданий средней школы, где они должны были пройти 2-х-недельный карантин. 140 истощённых, больных и раненных, измученных тяжёлой дорогой ребятишек выхаживало всё село. Но Таня была настолько слаба, что её пришлось направить в Понетаевский дом инвалидов, хотя и там ей не стало лучше. По состоянию здоровья она была самым тяжёлым больным. Таню перевели в Шатковскую районную больницу, но прогрессирующие дистрофия, цинга, нервное потрясение, да ещё костный туберкулёз, которым она переболела в раннем детстве, сделали своё дело. Из всех детей, эвакуированных из Ленинграда в Горьковскую область, не удалось спасти только Таню Савичеву. Она умерла в возрасте 14 с половиной лет с диагнозом «туберкулёз кишок».
<...>
Но что же сталось с блокадным дневником девочки? Справедливости ради надо отметить, что дневник Тани — не единственный документ подобного рода. В разных музеях Санкт-Петербурга хранятся блокадные летописи ленинградских ребятишек: школьные тетрадки, записные книжки, блокноты. Только именно этому дневнику суждено было стать всемирно известным.
Памятник во Всеволожском районе Ленинградской области
Летом 1944 года Нине удалось попасть в Ленинград. Её командировали в родной город из освобождённого уже Гдовского района, где она работала в одном из колхозов. Сразу же помчалась на Васильевский остров, но в их квартире — чужие люди. Поехала к тёте Дусе и от неё узнала, что Таня эвакуирована с детским домом, а куда — она не знает. Совершенно случайно Нина увидела у тёти Дуси знакомую палехскую шкатулку. Обнаружив в ней свою записную книжку, забрала её, не подозревая, что в этом блокноте — скорбная летопись, блокадная хроника смерти самых близких, самых дорогих ей людей. Но нужно было где-то переночевать, у тёти Дуси оставаться не хотелось и Нина разыскала Беллу Велину — вторую жену Юрия (бывшего мужа Жени), которая, со слов И.Л. Миксона: «работала переводчицей в штабе и жила, как многие другие военные и вольнонаёмные, на Литейном проспекте, в Доме Красной Армии». Она-то и познакомила Нину с майором Л.Л. Раковым.
Лев Львович Раков (1904-1970) — человек незаурядный. Учёный секретарь Эрмитажа, кандидат исторических наук, он добровольцем Отряда Народного Ополчения ушёл на фронт, участвовал в боевых операциях. Майор-фронтовик, затем политработник, Раков Л.Л. читал лекции в Доме Красной Армии (ныне Дом Офицеров).
Увидев скорбные, душераздирающие записи, сделанные детской рукой в маленьком блокнотике, Лев Львович сразу оценил значимость этого документа для истории, понял, что место ему только в музее, а не в семейном архиве. Он предложил Нине поместить блокадный дневник в экспозиции выставки «Героическая оборона Ленинграда», в формировании которой с конца 1943 года по поручению Политуправления Ленинградского фронта принимает активнейшее участие.
Этой выставке практически изначально предшествовали, созданные ещё в августе 1941 года, так называемая, выставка немецких трофейных орудий, техники, вооружения (на Петроградской стороне и в Кировском районе) и последующая выставка (на 1-й Красноармейской улице) — «Великая Отечественная война советского народа против германского фашизма». В декабре 1943 года Военным Советом Ленинградского фронта было принято Постановление № 1823 о реорганизации и последующем размещении этих выставок в Соляном городке в помещениях бывшего сельскохозяйственного музея, но уже с новым названием — «Героическая оборона Ленинграда». А через два года выставка, ставшая очень значимой и популярной, была преобразована в Музей обороны Ленинграда, официальное открытие которого состоялось 27 января 1946 года.
Но судьба музея оказалась трагичной: в 1953 году первый в стране музей по истории Великой Отечественной войны был полностью ликвидирован, точнее — уничтожен. Пострадали и сотрудники музея, в том числе и первый его директор — Лев Львович Раков. Основанием для расформирования явилось Постановление № 3216-1523 Совета Министров СССР от 31 августа 1951 года о передаче всех помещений Музея обороны Ленинграда Министерству Военно-Морского флота. Тогда же создана была ликвидационная комиссия, которая более полутора лет передавала в разные музеи города и даже воинские части библиотеку, архивы, имущество музея, фонды: тысячи экспонатов, ценнейшие документы.
А через 35 лет началось возрождение музея. Вновь формировались фонды, библиотека, архив, создавались экспозиции. 8 сентября 1989 года состоялось торжественное открытие Государственного Музея обороны Ленинграда.
Нас же интересует судьба блокадного дневника.
На основании Распоряжения № 239-р Совета Министров РСФСР от 21 января 1953 года Исполком Ленгорсовета 18 февраля выносит Решение за номером 15-7-б : «Передать Государственному Музею истории города Ленинграда фонды, научно-вспомогательные материалы, научный архив и хозяйственное имущество ликвидированного Государственного Музея обороны Ленинграда...».
Таким образом, дневник Тани Савичевой вместе с многочисленными документами, в том числе и «Книгами учёта захоронений на Пискарёвском кладбище» — списками, которые составлялись в годы блокады и хранились в архиве Музея обороны Ленинграда, оказались в Музее истории города.
Таня Савичева в возрасте 6 лет со старшей сестрой Ниной
Впоследствии, когда в 1961 году создавалась музейная часть Пискарёвского мемориального кладбища, в его архив Музеем истории города были переданы драгоценные реликвии — подлинные документы о захоронениях. Копия одной из страниц «Книги учёта захоронений» — среди экспонатов мемориала. Здесь же экспонируются и квалифицированно выполненные художественные копии — странички дневника Тани Савичевой. А рядом с ними — фотоснимок, с которого на нас смотрит 6-летний ребёнок. Именно эту фотографию 1936 года, на которой Нина запечатлена с младшей сестрой (другой в ту пору у неё не было) она отдала Льву Львовичу Ракову для Музея обороны Ленинграда вместе с записной книжкой — трагической блокадной летописью большой, дружной семьи Савичевых.
<...>
Необыкновенно живучим оказался миф, который с конца 50-х — начала 60-х годов повторяется на страницах разных изданий из года в год. Это миф о том, что дневник Тани Савичевой в качестве обвинительного документа был представлен на Нюрнбергский процесс. Глубочайшее заблуждение, основанием которого является элементарное незнание того, что в материалах Нюрнбергского процесса имеется подробный перечень представленных на суд документов. Международный военный трибунал проходил во Дворце юстиции города Нюрнберга с 20 ноября 1945 года по 1 октября 1946 года. Внимательно просмотрев сборники материалов многотомных изданий «Нюрнбергский процесс» — огромные фолианты издательства «Юридическая литература», можно познакомиться со всеми документами, доказывающими преступления нацистов, с допросами свидетелей и их показаниями, с материалами обвинения и убедиться, что дневника Тани Савичевой на процессе не было.
Как бы нам этого ни хотелось, но это так. Иначе этот блокнотик остался бы в городе Нюрнберге, в документах трибунала, а не экспонировался в Музее обороны Ленинграда с 1944 года до его передачи в Музей истории города в 1953 году. Хотя это нисколько не умаляет его значения. Строчки, выведенные обессиленной рукой ребёнка в тягостные блокадные дни, действительно стали документом потрясающей силы, каждая страничка которого — обвинение фашизма в бесчеловечных преступлениях. <...>
Лилия Никитична Маркова
http://izbrannoe.com/news/lyudi/blokadnaya-khronika-tani-savichevoy/