Император-младенец Иоанн VI, или Железная Маска по-русски
Император-младенец Иоанн VI, или Железная Маска по-русски
Интриги и заговоры присущи, наверное, каждому королевскому двору, однако Россия в этом вопросе может дать фору любому государству. Ведь у нас только в девятнадцатом веке власть наконец-то стала без особых эксцессов передаваться от отца к сыну. А до этого императоров смещали, арестовывали, убивали…
Вот и Иоанн VI, о котором по объективным причинам широкому обывателю практически ничего неизвестно, не избежал этой участи. Русский литератор Григорий Данилевский в романе «Мирович» впервые рассказал о трагической судьбе императора без империи и открыл обстоятельства его смерти. До тех пор все сведения об Иоанне были засекречены, а имя его вымарано из отечественной истории.
В 1740 году императрица Анна Иоанновна, предчувствуя скорую кончину, провозглашает следующим правителем ещё не рождённого сына своей племянницы Анны Леопольдовны и принца Антона Ульриха Брауншвейгского. Мальчик успевает родиться буквально за пару недель до смерти венценосной родственницы. Регентом при нём назначен фаворит Анны Иоанновны Бирон. Однако он властью насладиться не успевает: очередной переворот — и Бирон арестован. Регентшей объявлена мать новорождённого императора.
Но и ей история отвела лишь год царствования. В ноябре 1741 года в результате очередного переворота императрицей становится Елизавета Петровна, дочь Петра Великого. Поначалу она хотела свергнутое семейство отпустить на родину, однако череда заговоров и покушений привела её к мысли, что малолетний император несёт опасность — семью и их приближённых арестовали и заключили в крепость. Сначала в Риге, потом в Ораниенбауме, а затем родителей и младшую сестру Иоанна отправили в Холмогоры, а его самого заключили в Шлиссельбург.
Ему запретили именоваться Иваном, отныне он стал Георгием, запретили обучаться грамоте и видеться с людьми. Доступ к нему имели лишь тюремщики, но и тем не полагалось разговаривать с императором.
В полнейшей изоляции Иоанн провёл практически всю свою жизнь. На троне Елизавету сменили Пётр III, Екатерина II, а он продолжал находиться в заточении. К тому же у надзирателей был строгий наказ: при попытке освобождения императора немедля его убить.
Иоанну шёл 24-й год, когда поручик пехотного полка решил его освободить и возвести на трон. Он собрал команду единомышленников и захватил крепость, потребовав выдать Ивана. Тюремщики оказывали сопротивление, но когда поняли, что им не справиться, привели инструкцию в действие. Пленника, всю жизнь прожившего под чужим именем, закололи ножом.
Было разбирательство, Мировича объявили государственным преступником и казнили. Однако есть версия, согласно которой поручик действовал по указке Екатерины, желавшей избавиться от соперника. Возможно, Мирович рассчитывал на награду, но кто же оставляет свидетелей в живых?
История русской Железной Маски описана в трагедии «Иван VI» бразильского автора Жеральду Маттуша. Есть о свергнутом и заточённом императоре упоминание и у Вольтера в романе «Кандид, или Оптимизм». В грандиозной экранизации «Екатерина» также есть сцена, где императрица посещает Иоанна в тюрьме.
Это действительно исторический факт: после неприятной встречи Екатерина заметила, что поведение бывшего императора, мягко говоря, неадекватно. Но, согласитесь, в его обстоятельствах очень сложно было остаться нормальным.
=0=0=
Варфоломеевская ночь длинных ножей
Вряд ли апостол Варфоломей мог представить, что имя его прославится в веках не христианскими подвигами и просветительством, а кровавой страницей в истории Франции. Но именно в ночь на его праздник по Парижу полились реки гугенотской крови, а само событие получило название Варфоломеевской ночи. Правда, ночь растянулась на несколько дней, а резня в итоге охватила всю Францию.
Религиозные войны между католиками и протестантами, которых французы называли гугенотами, вспыхивали и затухали с завидной периодичностью. Причём резвились вовсю обе стороны. Но если для гугенотов это противостояние было гражданским актом, и убивали они в основном священников, не трогая их семьи, то католики любого протестанта воспринимали как исчадие ада, а потому не щадили никого.
Массовые убийства начались за несколько лет до Варфоломеевской ночи. В Фуа были обнаружены молящимися, что запрещалось, около трёхсот гугенотов, всех их убили. В ответ протестанты в Ниме перебили около ста католических монахов. Это произошло в ночь на святого Михаила и получило название «Мишелада».
И вот Екатерина Медичи, мать тогдашнего короля Карла IX, решила вроде бы положить конец братоубийственной войне. Свою дочь Маргариту она выдала замуж за высокопоставленного гугенота Генриха Наваррского, впоследствии ставшего королём Генрихом IV. Но при этом она же была и инициатором массовой расправы. Хотя, конечно, её масштабы Екатерина вряд ли предполагала.
Для Медичи главной мишенью был лидер протестантов Гаспар де Колиньи: якобы он стал оказывать большее, нежели Екатерина, влияние на короля. Естественно, представительнице рода Медичи такое понравиться не могло.
В ночь на святого Варфоломея городские ворота оказались заперты, а протестантские дома помечены красными крестами. О начале резни возвестил колокол, расположенный, предположительно, на королевской часовне во дворце.
Первым, как и было предусмотрено, оказался Гаспар де Колиньи — его проткнули шпагой, а над телом надругались. Казалось бы, для Медичи этого было уже довольно, но толпа, почувствовав кровь, уже не желала останавливаться. К тому же некоторые католики, прикрываясь «благим делом», постарались свести и личные счёты.
Например, Луи де Клермон, сеньор де Бюсси, выведенный Александром Дюма в романе «Графиня де Монсоро» благородным рыцарем, под шумок избавился от своего родича, с которым давно судился за землю, а затем отправил на тот свет ещё нескольких родственников, став в итоге весьма богатым человеком.
Наутро 24 августа оказалось, что на кладбище Невинных зацвёл боярышник, хотя был не сезон. Католики восприняли это как благоприятный знак и продолжили расправу.
В итоге только в столице Франции погибли около пяти тысяч человек, по всей же стране убили около тридцати тысяч гугенотов, хотя под горячую руку попадались и иностранцы. Некоторым протестантам удалось спастись — около двухсот тысяч покинули страну, лишь только спало напряжение.
Варфоломеевская ночь настолько потрясла французов, что стала популярной темой для художественной литературы. Весьма подробно, хоть и не без вымысла, познакомиться с этим событием можно в «Королеве Марго» А. Дюма, «Хронике царствования Карла IX» П. Мериме, «Молодых годах короля Генриха IV» Г. Манна, «Варфоломеевской ночи» П. Понсон дю Террайля и многих других произведения, как зарубежных, так и отечественных.
=0=0=
Фейк, а по-русски — липа
Липовый мёд вкусен и полезен. Липовый чай ароматен и благотворно влияет на здоровье. А пройти летом по аллее цветущих лип — истинное удовольствие. Так почему тогда подделку называют липой? В чём провинилось дерево? Или оно вовсе ни при чём?
Существуют разные версии. Например, самая популярная повествует о временах, когда грамотность ещё не была всеобщим достоянием. И зачастую на документ вместо подписи ставили оттиск печати. Сами печати изготавливали из металла.
Однако находились умельцы, которые подделывали их, а в качестве материала использовали липу — её древесина очень мягкая и податливая. А потому и оттиски получались достаточно качественными. Тем не менее распознавали их быстро, а документ с такой поддельной печатью называли липой или липовым.
На воровском жаргоне — арго — фальшивый паспорт назывался липовым глазом. Дело в том, что раньше в этом документе не было фотографии, а подлинность его фиксировалась печатью, которая выглядела на листе, словно глаз. Поддельную печать называли лепухой, правда, из чего именно она делалась, доподлинно неизвестно. Упоминания о «липовом глазке» встречаются в произведениях позапрошлого и прошлого веков: в «Петербургских трущобах» Всеволода Крестовского, «Сахалине» Власия Дорошевича, «Томских трущобах» Валентина Курицына, «Воре» Леонида Леонова.
Две версии предлагают и картёжники. Ранее карты выглядели несколько иначе — на них просто было нарисовано нужное количество значков. Поэтому, чтобы увеличить достоинство карты, на неё тайком шулеры приклеивали дополнительные метки, которые называли липками.
А ещё у тех же катал был способ незаметно склеивать, «прилеплять», друг к другу две карты, чтобы в определённый момент их разъединить и воспользоваться нужной.
Согласно следующей версии, термин «липа» пришёл в широкий обиход их церковной жизни. Поначалу оклады для икон, утварь для храмов, иконостасы делали из ценных пород дерева. Но грабежи и частые пожары научили служителей культа экономить, и всё это стало производиться из более дешёвой липы.
Однако лингвисты утверждают, что карточные шулеры к липе-подделке вряд ли имеют какое бы то ни было отношение. Но очевидно, что «липа» пришла в литературный язык из уголовного жаргона: сначала это слово использовалось как просторечье, а потом и вовсе стало появляться в литературе. Например у С. Есенина в «Анне Снегиной». Более того, употребив слово «липа» Есенин сам делает примечание: «Липа — подложный документ».
А вот в жаргонизмы это словечко попало, скорее всего, из разговорного сленга антикваров. Липой они называли фальшивые иконы, которые вырезались из мягкой и дешёвой липы, вместо кедра или кипариса.
Так что церковная версия появления в нашем языке липы-фальшивки оказывается почти что самой верной. Однако следует помнить, что у «липы» нет прямого и переносного значения: есть липа — дерево и есть липа — подделка. Эти слова — омонимы.
=0=0=
Две стороны медали под названием "несчастье"
Рецензия на книгу. Категория - женские рассказы.
Простых отношений не бывает. Это знает каждый, кто хоть раз пробовал чувства на вкус. Однако, представление о проблемах и их отсутствии у всех разное. Все зависит от менталитета и мировосприятия.
Поговорить о женских судьбах и ошибках на страницах сборника рассказов "Сгущая краски" решила современная писательница Натэлла Пак. Она выбрала двух знакомых друг с другом женщин с разными взглядами на жизнь, и поведала, почему ни одна из них не сумела построить свое "долго и счастливо".
Зоя, героиня первой истории, взбалмошная и легкомысленная. Ей с детства все доставалось на блюдечке с голубой каемочкой, что вовсе не способствовало формированию принципов.
"Зойка же в противовес подруге этим ничем не интересовалась. Она родилась в уважаемой в этом небольшом городке семье, но с детских лет слыла настоящей оторвой. Мужики сходили по ней с ума и ходили за ней табунами. Она не обращала на них никакого внимания. А с девственностью рассталась очень рано, без проблем и сожаления. Женихов всегда выбирала побогаче."
Отсутствие интересов и цели сделали свое дело. Женщина не умела и не желала ни о ком заботиться. А потому, даже встретив свою любовь, не пожелала переломить себя и взять ответственность за благополучие другого человека.
Рассказывая эту историю, автор заходит издалека. Начинает с момента знакомства и искры, внезапно и неожиданно, как бы вопреки характеру героини, вспыхнувшую между двумя людьми. Однако искра не сделала их по-настоящему ближе. Им хотелось сохранить свободу, независимость, даже вступив в брак.
Они оказались не готовы к перемене места жительства, работы или, тем паче, к тому, чтобы построить нормальную семью. Ни дети, ни даже хозяйственные хлопоты их не прельщали. То есть, вдвоем они оставались в конечном итоге одиноки, так как фактически отказались от борьбы за счастье. Пока не произошло страшное и непоправимое событие.
То, что заставило понять, как много было упущено и безвозвратно потеряно. Но пришло ли понимание на самом деле? Или скорее случился надлом, безжалостный и беспощадный? Как психолог, Натэлла Пак рассуждает о жизни, катящейся по наклонной, прорисовывая страшные последствия неумения решать, заботиться, переживать о ком бы то ни было. И это превращается в урок, который невозможно не усвоить.
Вторая героиня, Галя, "сама того не осознавая, жила жизнью жертвенной, родители для неё значили больше, чем устройство собственного бла-гополучия." И сперва, на контрасте, кажется, что ее выбор верный. Ведь ей незнакомо одиночество. Более того, она, привыкшая брать на себя ответственность, все делает правильно. Ее жизнь наполнена смыслом и увлечениями. Чего еще хотеть? Разве что любви.
Но и ее писательница обещает этой доброй, сердобольной женщине. Читатель фактически верит, что осуждая одного своего персонажа, Натэлла Пак восхищается другим. А это значит, впереди сказка про Золушку.
Увы, автор не ставила перед собой задачи создать красивую иллюзию. Сам сборник носит название "Сгущая краски". Очень скоро осознаешь, что жертвенность - не ключ к счастью.
Когда у Гали появляется шанс обрести свое "долго и счастливо", начинается конфликт интересов. Она не может абстрагироваться от чужого мнения и идет на поводу у близких людей - родителей. А они, конечно же, желают дочке счастья.
Однако, оно должно быть скроено по лекалу, ими самими придуманному, взращенному и принятому за единственно верное:
"Пережив в своей жизни любовные бури, для своей дочери родители желали только добра. Они не корчили из себя пра-ведников, а таковыми уже являлись, подзабыв своё прошлое. Им даже казалось, что они родились высоконравственными, и поэтому у таких, как они, ни при каких обстоятельствах не могло быть ветреного ребёнка, а тем более безалаберной взрослой дочери, а ещё точнее, «абы какого» жениха. Жених должен быть образцом морали, чтобы дочь была счастлива, ведь тогда у них наступит спокойная старость".
Можно ли, слушая чужих советов обрести себя? Этот вопрос не дает покоя писательнице. Шаг за шагом она показывает, как легко запутаться и оступиться, если согласиться идти по дорожке, проторенной кем-то другим.
Если слишком много слушать и гораздо меньше смотреть по сторонам, доверять своим инстинктам и чувствам. То, что казалось выигрышем, оборачивается проигрышем. Крупицы счастья уносит ветер, как пыль у обочины дороги. И в итоге не остается ничего, кроме жертвенности и одиночества, дополняющих друг друга. А еще страха, что такая вот судьба повторится в другом человеке, в собственной дочери. Ведь ошибки поняты, осознаны, но себя ни перекроить, ни переделать. Прошлого не изменить и не исправить. Лишь будущее в наших руках и, чаще всего, не только собственное.
"Между тем девочка росла, превращалась в девушку, становилась самостоятельной, а значит, была надежда на то, что закомплексованность не передаётся по наследству, а старая дева — не диагноз и не наследственная болезнь".
Натэлла Пак, создавая свои рассказы, не стремилась внушить чувство безнадежности своему читателю. Напротив, она хотела включить для него свет надежды, вовремя, пока судьба еще не раздала карты, указав на поступки и решения, приводящие к личной катастрофе и отравляющие существование.
Таким образом она предостерегла своих читательниц, предупредила их об опасности выбора пути, ведущего в бездну. Говорят, предупрежден, значит вооружен. Если это правда, тогда каждая женщина, открыв книгу, непременно осознает, что эгоизм и жертвенность - две стороны одной медали под названием "несчастье".
=0=0=
Василий Аксёнов: первый из шестидесятников
Одной из знаковых фигур советской литературы 60-х по праву считается писатель Василий Аксёнов. «Из джинсовой куртки Аксёнова, как из шинели Гоголя, вышла вся проза шестидесятых», — заметил кто-то из его друзей. На многие годы Аксёнов стал культовой фигурой для почитателей самиздатовской литературы и прозападнически настроенной части советского общества.
Родился будущий писатель 20 августа 1932 года в Казани в семье ответственных работников. Отец, Павел Аксёнов, трудился по политической линии, а мать, Евгения Гинзбург, преподавала Пединституте.
Казалось бы, сыну таких именитых родителей уготовано блестящее будущее — образование, карьера. Но грянул 1937 год, и чета Аксёновых осуждена на длительные сроки: мать — за связь с троцкистами, а отец — за растрату средств при строительстве дач для этих самых троцкистов. Так, в возрасте пяти лет Василий оказался в детдоме, где жил до 1938 года, пока его не забрали родственники.
Несмотря на распространённые в антисоветской среде утверждения о том, что и дети «врагов народа» подвергались всяческой обструкции со стороны государства, Василию Аксёнову всё же удалось успешно окончить школу и поступить в медицинский институт.
В одном из интервью писатель вспоминал напутствие матери:
«В литературный тебя не возьмут, в университет тоже не примут, иди-ка в медицинский — в лагере врачи лучше выживают».
Почему родители считали, что, получив высшее образование, их ребёнок обязательно попадёт в лагерь, Аксёнов не объяснял.
Свою профессиональную деятельность на литературном поприще Василий Павлович начал в 1960 году. Смерть Иосифа Сталина и ослабление идеологического контроля со стороны государства открыли окно возможностей для той части советского общества, которая ориентировалась на западные ценности, грезила идеалами демократических и капиталистических свобод, а порою и просто работала на интересы иностранных государств.
В стране появилис джаз, авангардная поэзия и проза. В начале 60-х Аксёнов издаёт книги «Коллеги» и «Звёздный билет». Критики характеризуют произведения как феномен городской молодёжной прозы и выводят Аксёнова в лидеры нового движения шестидесятников.
В ранних произведениях писатель пытался сочетать западные устремления с чувством патриотизма и государственным официозом. Но брань Хрущёва в отношении него лично на встрече творческой молодежи с советским руководством всё резко изменила.
Однако никаких «репрессий» не последовало: популярные журналы «Юность» и «Новый мир» печатают его повести. Но Аксёнов не ищет лёгких путей: он активно протестует против реабилитации Сталина, защищает диссидентов — в итоге острая критика и запрет на публикацию.
Возможно, Аксёнову грозил арест, однако очень удачно в 1980 году писатель получает приглашение в США и уже там узнаёт о лишении его гражданства СССР.
В эмиграции Василий Павлович преподаёт в вузах русскую литературу, активно сотрудничает со СМИ, пишет произведения на английском, самым знаковым из которых становится «Московская сага», экранизированная несколько лет назад.
В 2008 года во время нахождения в Москве писателя госпитализировали с инсультом. Операции и лечение не помогли: он скончался 6 июля 2009 года и был похоронен на Ваганьковском кладбище.
=0=0=
«Житие и терпение святого Авраамия»
С приходом на Русь христианства и распространением письменности наряду с летописями появляется в литературе и жанр агиографии — жития святых, — которому присущи определённые каноны. Однако уже в ранних произведениях начинает выкристаллизовываться исконно русская агиографическая традиция, которая благодаря минимуму шаблонов позволяет судить не только о жизни святого, но порою и о его эпохе в целом.
Особенно ценными в этом отношении источниками литературоведы считают ранние творения, среди которых и житие Авраамия Смоленского.
Это единственный источник сведений о преподобном, написанный его учеником Ефремом сразу после кончины святого. Однако интерес ещё и в том, что житие Авраамия, как и Феодосия Печерского, — единственные жизнеописания, созданные в домонгольский период.
Первый просветитель Смоленщины был философом, аскетом, проповедником и художником (предполагается, что он создал две иконы — Страшного Суда и мытарств души после смерти) и стоит особняком в сонме русских святых. Именно с него начинается характерная для Руси эсхатологическая традиция (учение о конце света и загробной жизни), продолжающая существовать и по сей день.
Исследователи жизни Авраамия говорят о его беспокойной натуре и воинственном духе, хотя некоторые детали жития до сих пор остаются неясными.
Родился Авраамий в богатой и многодетной семье — он был тринадцатым ребёнком и единственным мальчиком. Родители возлагали на него большие надежды о продлении рода, однако после их смерти он раздал всё их имущество и ушёл в монастырь.
Сразу он начинает аскетичную жизнь: носит старую одежду, дни и ночи проводит без сна в постоянной молитве. А ещё много читает и сам переписывает книги, предпочитая труды Иоанна Златоуста и Ефрема Сирина.
Собственно, такая любовь к познанию не была в то время исключительной — Смоленск на тот момент считался одним из важных культурных центров.
Однако Авраамий не только изучает литературу, но и сам составляет наставления для братии и для мирян. И вскоре, прознав о его духовных подвигах, к нему начинают приходить за поучениями. Это не нравится духовенству, и преподобный вынужден покинуть монастырь и перебраться в другой, однако поток паломников к нему не прекращается.
Тогда священники настраивают против Авраамия смоленского епископа, который ранее благоволил святому. Происходит суд, на котором Авраамию запрещают принимать людей и, судя по всему, служить Литургию.
Самым главным обвинением была ересь. Что же такого, противного христианской вере, сделал Авраамий? Оказывается, судя по наветам клеветников, он читал «глубинные книги». Что это за литература — доподлинно неизвестно. Можно предположить, что это апокрифические переработки трудов признанных учителей Церкви или произведения первых христианских гностиков.
Существовала когда-то гностичекая книга, название которой можно было перевести как «глубина», однако следы её теряются в седой древности, да и о переводе на славянский язык ничего неизвестно. Ещё можно подумать, что речь идёт о Голубиной книге (которую иначе называют Глубинной), в которой якобы содержатся ответы на космологические и эсхатологические вопросы. Однако, утверждают специалисты, она была создана в более поздние времена.
В любом случае в контексте жития преподобного нет намёков на то, что он придерживался учения какой-либо распространённой на ту пору ереси. И, скорее всего, гонения, которые испытывал святой, были всего лишь нескрываемой завистью невежественного духовенства.
Как бы то ни было, но после обвинительного приговора на Смоленск обрушилось наказание — невиданная доселе засуха. И тогда один из священников обратился к епископу, сказав, что если не попросить прощения у Авраамия, город ожидают испытания пострашнее.
Епископ внял и вернул преподобного в Смоленск, назначив игуменом монастыря. Тут же по молитве святого пошёл обильный дождь.
Авраамий прожил в монашестве полвека. Его почитали в родном городе, а канонизировали на московском соборе предположительно в середине шестнадцатого века. Вся его жизнь говорит об огромной силе духа и неординарности.