105 лет советской "Леди Смерть"
Людмила Павличенко
12 июля — день рождения Людмилы Михайловны Павличенко (1916—1974), снайпера Красной Армии, Героя Советского Союза. На её снайперском счету — 309 уничтоженных солдат и офицеров противника. С подачи американских журналистов она получила прозвище «Леди Смерть», но в СССР её так не называли. В истории осталась знаменитая фраза, произнесённая Людмилой в США в 1942 году: «Джентльмены! Мне двадцать пять лет. На фронте я уже успела уничтожить триста девять фашистских солдат и офицеров. Не кажется ли вам, джентльмены, что вы слишком долго прячетесь за моей спиной?».
Очень интересные воспоминания оставила Людмила Михайловна, причём интересна и советская часть мемуаров — фронт, острая жажда мести у наших граждан, и американская их часть — путешествие по США в разгар войны. Разговоры с первыми лицами США и СССР. Приведу несколько отрывков:
«Вдруг Элеонора Рузвельт обратилась с вопросом ко мне:
— Если вы хорошо видели лица ваших противников в оптический прицел, однако тем не менее делали свой убийственный выстрел, то американским женщинам будет трудно вас понять, дорогая Людмила…
Переводчик пытался как-то смягчить эту фразу. Она звучала вежливо, но имела некий неприятный подтекст. Первая леди смотрела на меня пристально, не отрывая глаз. Значит, придётся чётко и внятно ответить жене президента.
— Missis Roosvelt, we are glad to visit your beautiful prosperity country. Many years you do not know the wars. Nobody destroys your towns, villages, plants. Nobody kills your inhabitamts, your sisters, brothers, fathers… [Миссис Рузвельт, мы рады посетить вашу прекрасную процветающую страну. Многие годы вы не знаете войн. Никто не разрушает ваши города, деревни, заводы. Никто не убивает ваших жителей, ваших сестёр, братьев, отцов…] — медленно заговорила я, и это почему-то вызвало изумление у присутствующих.
Я объяснила им, живущим в государстве, далеком от битв с фашизмом, что мы приехали оттуда, где бомбы разрушают города и села, где льётся кровь, где погибают ни в чём не повинные люди, и моя родная страна переживает тяжёлые испытания.
«Меткая пуля — всего лишь ответ злобному врагу. Мой муж погиб в Севастополе, у меня на глазах, и человек, которого я вижу в окуляр оптического прицела, — это тот, кто убил его…».
Элеонора смутилась.
Она поспешно отвела взгляд и сказала, что не хотела меня обидеть, однако этот разговор кажется ей весьма актуальным, и мы продолжим его в более подходящей обстановке, а сейчас ей, к сожалению, пора уходить. Первая леди поднялась из-за стола и, торопливо попрощавшись с нами, покинула малую столовую.
— Ты чего ей сейчас наговорила? — Николай Красавченко сдвинул брови и на правах руководителя воззрился на меня очень сурово.
— Ничего особенного, — я отмахнулась от него. — Пусть не лезут напролом, наглые америкосы…»
«Рассматривая сидящих в зале возбуждённых людей, выкрикивающих свои вопросы, — на мой взгляд, иногда просто глупые, — я почему-то вспоминала «психические атаки» румын и немцев. Там враги желали напугать, ошеломить, сбить нас с позиций и в конечном счете уничтожить. Здесь чувствовалось примерно то же стремление: ошеломить, заставить сказать что-нибудь, выходящее за рамки официоза, выставить докладчика в невыгодном свете, посмеяться над ним.
Вот часть стенограммы этой пресс-конференции:
ВОПРОС: Принимаете ли вы, Людмила, горячую ванну на фронте?
ОТВЕТ: Обязательно, и по нескольку раз в день. Если ты сидишь в окопе и начинается артиллерийский обстрел, то делается жарко. Очень жарко. Это и есть самая настоящая ванна, только с землей.
ВОПРОС: У вас была охрана?
ОТВЕТ: Только моя винтовка.
ВОПРОС: Могут ли женщины на войне красить губы?
ОТВЕТ: Могут. Но не всегда успевают. Приходится хвататься то за пулемёт, то за винтовку, то за пистолет, то за гранаты.
ВОПРОС: Какого цвета нижнее белье вы, Людмила, предпочитаете?
ОТВЕТ: За подобный вопрос у нас в России можно и по физиономии получить. Ведь его обычно задают или жене, или любовнице. Мы с вами в таковых отношениях не состоим. Потому с удовольствием дам вам пощечину. Подходите ближе…
ВОПРОС (задаёт женщина-журналист): Это ваша парадная или повседневная униформа?
ОТВЕТ: Нам сейчас не до парадов.
ВОПРОС (тоже дама): Но форма вас полнит. Или вам всё равно?
ОТВЕТ: Я горжусь форменной одеждой легендарной Красной армии. Она освящена кровью моих товарищей, погибших в бою с фашистами. На ней – орден Ленина, награда за военное отличие. А вам желаю хоть раз побывать под бомбежкой. Честное слово, вы сразу забудете о покрое вашего наряда.
ВОПРОС: Табачная кампания «Филип Моррис» предлагает вам контракт: за ваш портрет, размещенный на пачке сигарет, они готовы заплатить полмиллиона долларов. Вы согласитесь?
ОТВЕТ: Нет. Пошлю их к черту…
Рядом со мной стоял Литвинов. Сперва я не знала, как он отнесется к подобной пикировке. Но отвечать американцам иначе не могла, поскольку задор и веселье меня обуяли. Сначала посол смотрел в мою сторону с удивлением, потом улыбнулся и стал подбадривать: «Молодец, Людмила! Так их, тараканов вашингтонских!»
«Работа Всемирной студенческой ассамблеи шла своим чередом. Были на ней интересные доклады, были и жаркие дискуссии, при которых спорщики чуть не бросались друг на друга с кулаками. Например, при обсуждении так называемого «индийского вопроса» смуглый студент из Бомбейского университета с чалмой, накрученной на голове, кричал бледнолицему британцу из Оксфорда: «Колониальный пес! Мы всех вас рано или поздно перебьем и завоюем независимость!» Индийцев и англичан с трудом разняли, и бомбеец прибежал к русским жаловаться. Мы очень сочувствовали угнетённым народам Малой и Юго-Восточной Азии, но затевать скандал на международном мероприятии — такого приказа нам в Москве никто не давал…»
«Я начала с нескольких фраз о войне, что бушует сейчас в далекой от них России, потом сделала паузу и резко возвысила голос:
— Джентльмены! Мне двадцать пять лет. На фронте я уже успела уничтожить триста девять фашистских солдат и офицеров. Не кажется ли вам, джентльмены, что вы слишком долго прячетесь за моей спиной?..
Оглянувшись на меня с изумлением, переводчик перевел фразы, стараясь сохранить мою интонацию. Толпа молчала несколько секунд. Потом на старинный парк обрушилась настоящая буря. Люди вопили, что-то скандировали, свистели, топали ногами, аплодировали... Я по-прежнему стояла у микрофона, переплетя пальцы опущенных вниз рук. Взрыв эмоций у публики показался мне слишком сильным, на подобное я не рассчитывала, когда в уме составляла эту речь. Просто после неудачи на заводе Форда хотелось придумать такое, чтоб сразу достучаться до них...
Как мне потом рассказали, отчёт о митинге в Чикаго и моё выступление на нём опубликовали на первых полосах многие американские газеты. По всему миру его разнесло агентство «Рейтер», сопроводив положительными комментариями. Они писали, что я образно и точно выразила суть позиции, занимаемой сейчас англо-американцами при кровавой борьбе России с германскими захватчиками».
Дж. Р. Джексон, первая леди Э. Рузвельт и Л. Павличенко в ходе выступления в Вашингтоне. Сентябрь 1942 года
«Обед подали, мы с госпожой Рузвельт сели за стол. Она взглянула на меня с улыбкой:
— Моя дорогая, есть хорошие новости для вас.
— Какие же?
— Уильям Патрик Джонсон действительно владеет металлургической компанией. Он действительно овдовел полтора года назад. Тяжёлая болезнь внезапно свела в могилу его очаровательную молодую супругу.
— Что тут хорошего для меня? — спросила я.
— Его предложение руки и сердца можно рассмотреть.
— Вы серьёзно говорите об этом, Элеонора?
— Почему нет, моя дорогая? — первая леди придвинула к себе тарелку с салатом. — Вы выйдете замуж за состоятельного джентльмена, который безумно в вас влюблён и обеспечит вам благополучную жизнь до конца дней. Вы останетесь в нашей стране, мы с вами будем встречаться. Я ценю такой невероятный шанс, предоставленный нам переменчивой судьбой.
— Господин Джонсон мне не нравится.
— Боже праведный! – воскликнула супруга президента. – Вы видели его только три раза. Вы могли ошибиться. Он — очень милый, приятный, воспитанный человек…»
«Лишь очутившись в своей комнате, я взялась рассматривать подарки, из любопытства первой открыла коробку, оклеенную цветной тканью. Там лежали бриллиантовые, оправленные в золото, совершенно роскошные изделия: колье, два браслета, брошь и перстень. К ним прилагался чек из ювелирного магазина на восемь тысяч долларов, ибо при таможенном осмотре возможны всякие вопросы. Под колье я нашла небольшую фотографию Уильяма Патрика. На её обороте он написал: «My darling, we will meet! To Luidmila with great love from W.P. Jonson».
Но больше я не видела господина Джонсона. Его замечательный подарок я привезла в Москву и спрятала подальше. В нашей столице, в других городах мира мне потом доводилось бывать на торжественных приемах, носить красивые вечерние платья, к которым вполне бы подошли эти бриллиантовые украшения. Однако я никогда их не надевала, никому не показывала. Они оставались в моём доме как память о поездке в США, об американском джентльмене, взрастившем в своём сердце странное, необъяснимое чувство».
«— У вас есть контузии и ранения, — сказал Иосиф Виссарионович. — Почему вы снова хотите вернуться на передовую?
— Очень много потерь в этой войне, — ответила я. — Но ведь воевать кому-то надо. Вот я и хочу вернуться к своим боевым товарищам. У меня — знания и опыт. Так что шансов уцелеть больше.
Я видела, что мой ответ собеседнику понравился. Но заговорил он не сразу.
— Вам нельзя, — вдруг сделал вывод он. — Арифметику знаете?
Удивлённая таким поворотом в разговоре, я кивнула. Сталин взял карандаш, придвинул к себе большой блокнот, который лежал на столе, и начал объяснять, как учитель в школе:
— Если поедете на фронт, убьёте сто фашистов. Однако вас тоже могут подстрелить. А если обучите сто снайперов, передадите им свой бесценный опыт, и каждый из них застрелит хотя бы десять гитлеровцев — сколько будет? Тысяча. Вот вам и ответ. Вы здесь нужней, товарищ лейтенант…
Слова Главнокомандующего произвели на меня впечатление...»
Песня «Miss Pavlichenko» в стиле кантри американского певца-социалиста и антифашиста Вуди Гатри (1912—1967). Написана в 1946 году: