Что означает новая стратегия нацбезопасности Польши для России и Беларуси
В середине мая Польша утвердила новую Стратегию национальной безопасности, в которой объявила Россию «самой серьезной угрозой». Она заменила предыдущий документ такого рода, принятый 5 ноября 2014 г. По словам главы Бюро нацбезопасности республики Павла Солоха, Варшава «хочет вести диалог с Россией». Однако на фоне активного перевооружения польской армии и усиления американского военного присутствия на территории страны подобные формулировки в Стратегии не внушает оптимизма. О том, что означает стратегия нацбезопасности Польши для Беларуси и России, читайте в статье директора Центра исследований стран Балтийского региона Института региональных исследований Балтийского федерального университета им. И. Канта Юрия Зверева.
Польша и «российская угроза»
По словам польского президента, Стратегия отражает изменения, происшедшие с тех пор в стране и мире. Итак, что же изменилось за эти годы? Кто и что, по мнению польских властей, угрожает их стране и как они собираются парировать возможные угрозы? Авторы «Стратегии национальной безопасности Республики Польша» решили не ходить вокруг да около, и уже во втором абзаце первого раздела громко заявили, что «наиболее серьезной угрозой является неоимперская политика властей Российской Федерации, проводимая также с помощью военной силы». Утверждается, что «агрессия против Грузии, незаконная аннексия Крыма и деятельность на востоке Украины нарушили основные принципы международного права и подорвали основы европейской системы безопасности».
Не останавливаясь на этом, Россию затем обвиняют в наращивании наступательного военного потенциала, расширении системы ограничения и воспрещения доступа и маневра (в том числе в регионе Балтийского моря, включая Калининградскую область), проведении крупномасштабных военных учений по сценариям, предполагающим конфликт с государствами-членами НАТО, быстрое развертывание крупных военных формирований и даже подготовку к использованию ядерного оружия. Не обошлось и без модных обвинений в «гибридной войне», при этом безапелляционно утверждается, что Россия якобы «предпринимает многогранные и комплексные действия с использованием невоенных средств (в том числе: кибератаки, дезинформация), чтобы дестабилизировать структуры западных государств и обществ и создать раскол между союзниками». И далее: «Следует полагать, что Российская Федерация продолжит политику подрыва нынешнего международного порядка, основанного на международном праве, с целью восстановления свое мощи и сфер влияния».
Россия также упомянута в контексте обеспечения энергетической безопасности Польши. Опять-таки бездоказательно утверждается, что «новые проекты, особенно Nord Stream 2, увеличат зависимость стран регионов [Центральной Европы, включая Польшу, и Балканского региона] от энергоносителей с Востока и создадут риск использования выборочных поставок газа в качестве инструмента политического давления».
«Бревно в своем глазу»
По поводу всего этого можно заметить, что основы европейской системы безопасности были подорваны тогда, когда НАТО бомбила Югославию и отторгла от Сербии Косово, и когда западные державы активно вмешались во внутренние процессы на Украине (и не только), взяв эту страну, как показывают недавно опубликованные пленки разговоров Байдена и Порошенко, фактически на внешнее управление. Как справедливо заметил недавно постпред России при ООН Василий Небензя, «украинцам некого винить, кроме себя, потому что они открыли путь к этому референдуму [в Крыму и Севастополе] в 2014 году», нарушив уже на следующий день соглашение, которое заключили тогдашний президент Украины Виктор Янукович и оппозиция при гарантиях глав МИД Германии, Франции и Польши.
Что касается «наращивания Россией наступательного военного потенциала», то этим активно занимаются сами страны НАТО, в том числе Польша (закупаемые ею в США крылатые ракеты воздушного базирования и наземные ракетные системы с большой досягаемостью уж явно не относятся к оборонительным вооружениям). И Россия, разумеется, вынуждена отвечать.
Появление отдельного российского региона – Калининградской области – в польской государственной Стратегии вообще вызывает изумление. Войск и вооружений здесь сейчас намного меньше, чем было еще в 1990‑х гг., а укрепление и модернизация военной группировки идет в ответ на соответствующую активность самой Польши и других стран НАТО, прежде всего, США.
Зона ограничения и воспрещения доступа и маневра (A2/AD), как ее называют на Западе, носит оборонительный характер (доступ и маневр сил противника будет ограничиваться только в случае военных действий против России, а никак не в мирное время), а ее создание никаких международных соглашений не нарушает.
Не российские генералы, причем действующие, открыто говорят о наличии и отработке планов подавления ПВО и ПРО в Польше, а американские – в отношении российских ПВО и ПРО Калининградской области.
И не российские «мозговые центры», тесно связанные с правительством, столь же открыто обсуждают, сколько сил и средств (вплоть до номеров конкретных воинских частей) понадобится для оккупации Польши, а аналитик американского Jamestown Foundation – применительно, опять-таки, к Калининградской области, которую после захвата он, не стесняясь, предлагает отдать ее той же Польше. Так Калининградская область угрожает НАТО и Польше или все-таки наоборот?
Если говорить о военных учениях, то страны НАТО проводят десятки крупномасштабных учений в год, в том числе у границ России и Беларуси, и готовятся воевать явно не с марсианами, несмотря на все утверждения, что эти учения якобы не направлены против России и подразумевают некоего абстрактного, но почти равного по силе противника. И кто бы это мог быть в Европе? Китай? Только вот, например, роль условного противника (OPFOR) на намеченном на июнь этого года американо-польском учении Allied Spirit XI досталась 9-й бронекавалерийской бригаде сухопутных войск Польши, вооруженной танками PT-91 (модифицированный российский танк Т-72), а не аналогичным польским соединениям с немецкими танками Leopard 2, базирующимися поблизости от места его проведения. Причем учение это будет проходить в период, когда Россия официально заявила об отсутствии планов проведения каких-либо учений вблизи линии соприкосновения с Североатлантическим альянсом из-за пандемии коронавируса.
Обвиняя Россию в отработке на учениях нанесения ядерных ударов, сама НАТО ежегодно проводит ядерные учения Steadfast Noon («Стойкий полдень»), на которых истребители-бомбардировщики ВВС стран НАТО отрабатывают бомбометание уж явно не детскими игрушками и понятно по кому. В них участвует в неядерном статусе (пока?) и польская боевая авиация. При этом посол США в Польше Джоржетт Мосбахер 15 мая 2020 г. допустила возможность переброски американского ядерного оружия из Германии в Польшу, что стало бы грубейшим нарушением Основополагающего Акта Россия-НАТО 1997 г., а американский неправительственный «Атлантический совет», обеспечивающий идеологию развития НАТО, еще в 2016 г. призывал включить польские самолеты F-16 в состав ядерных сил НАТО.
Та же «гибридная война» Запада против России ведется уже далеко не первый год в самых различных формах. Это и экономические санкции, и информационная кампания по «демонизации» нашей страны в глазах мирового общественного мнения, и целенаправленные усилия по искажению и умалению роли СССР во Второй мировой войне, и разведывательно-подрывная деятельность против российского государственного строя, и кибератаки[1], и многое другое. А что касается использования «поставок газа в качестве инструмента политического давления», то этим как раз и отличается нынешняя администрация США, которая всеми правдами и неправдами (включая прямое экономическое и политическое давление) старается заставить европейцев отказаться от российского газа и начать покупать вместо него американский сжиженный природный газ (СПГ).
Деградация польской стратегической мысли
В общем, читая раздел о России в новой польской Стратегии национальной безопасности, начинаешь чувствовать себя так, будто имеешь дело не с серьезным стратегическим документом солидной европейской страны, а со статьей из газеты, причем газеты скорее бульварной. Невольно создается впечатление деградации польской стратегической мысли даже по сравнению с предыдущей Стратегией, которая, напомню, была принята осенью 2014 г., то есть, уже после возвращения в Россию Крыма, разгорания конфликта на Донбассе, трагедии малазийского «Боинга», в которой сразу же обвинили Россию, санкций и контрсанкций.
Про Россию там было достаточно сдержанно, в духе приличествующем Стратегии, а не агитке, сказано, что «как сосед Российской Федерации, Польша считает, что как двусторонние отношения, так и отношения между НАТО и Россией и ЕС и Россией должны развиваться на основе полного уважения международного права, включая суверенитет и территориальную целостность государств, а также свободы выбора собственного пути развития, политических и военных союзов». Не обошлось, конечно, и тогда без упоминания о том, что «восстановление позиции России в качестве основной державы за счет своих соседей, а также эскалация ее конфронтационной политики, примером которой является конфликт с Украиной, в том числе аннексия Крыма, оказывает негативное влияние на безопасность в регионе». Но все же это не три обличающих абзаца подряд с конкретным провозглашением России наиболее серьезной угрозой («the most serious threat» в английской версии.) Польше и обвинением ее в некоей «неимпериалистической политике».
Если дело будет развиваться в том же духе, то в следующей польской Стратегии мы вполне можем увидеть вместо «the threat» («угроза») уже «the enemy» («враг»).
На словах, впрочем, президент Польши Анджей Дуда в декабре прошлого года признал, что Россия не является врагом НАТО, и что НАТО сейчас никто не атакует (кстати, а как же «многогранные и комплексные действия с использованием невоенных средств», кибератаки и дезинформация, о которых говорится в новой Стратегии?). Тогда он сказал: «Россия – наш сосед, с которым мы не всегда соглашаемся и считаем некоторые ее действия недопустимыми. Но здесь речь не идет о какой-то враждебности», и добавил, что настоящими врагами цивилизации являются террористы. Не прошло и полугода, и вот принимается Стратегия национальной безопасности, где слово «терроризм» упомянуто ровно один раз, а Россия выставляется как главная угроза для Польши. Так чему верить – словам польского президента, или официальному стратегическому документу, который определяет политику польского государства? Вопрос риторический.
Чем конкретно так успела Россия досадить Польше с момента принятия прошлой Стратегии в ноябре 2014 г., чтобы публично[2] перевести ее в разряд наиболее серьезных врагов – решительно непонятно. Каких-то слишком уж глобальных кризисов в российско-польских отношениях за этот период я не припоминаю, не считая экономических санкций, инспирированной самими польскими властями войны с памятниками советским воинам и попыток обвинить СССР, а через него и Россию, как его правопреемницу, в развязывании совместно с нацистской Германией Второй мировой войны и тому подобное. Но в этом, увы, нет ничего нового, и это действия самой Польши, а не России в ее отношении.
Создается стойкое ощущение, что польские правящие круги огорчает сам факт существования России, и то, что она под действием санкций и иных подрывных действий все никак не распадется и не исчезнет с карты мира. Ну, тут уж, извините, ничем помочь не можем – придется жить с нами рядом и дальше. Мы ведь живем рядом с государством, которое практически всю свою идентичность и внешнюю политику строит на антироссийской основе, и при этом даже не упоминаем Польшу ни в одном серьезном российском стратегическом документе. А это, наверное, обидно. Вспоминается анекдотическая, но вполне реальная ситуация, когда на одной международной конференции за рубежом в середине 1990-х гг. в беседе со мной представители Латвии и Эстонии чуть не подрались поводу того, какую из их стран Россия все-таки считает главным врагом.
Планы противостояния
Итак, главная угроза Польше обозначена – это (кто бы мог подумать?) Россия. Друзья тоже обозначены – это, разумеется, США (причем стратегическое сотрудничество с этой страной должно найти выражение и в виде прочного присутствия вооруженных сил США в Польше), а также европейские союзники. Что же предполагается делать в военной и военно-политических сферах согласно новой «Стратегии национальной безопасности»? Рецепты не блещут оригинальностью и, в общем, укладываются в то, что Польша делает уже далеко не первый год.
Предлагается увеличить темпы роста расходов на оборону, доведя их до 2,5% от ВВП к 2024 г.[3]
Будет продолжена адаптация структуры командования вооруженных сил Польши мирного и военного времени к изменениям в среде безопасности, а также усилены оперативные возможности польских вооруженных сил путем увеличения численности их личного состава и вооружений до предусмотренного уровня.
Программы подготовки в вооруженных силах Польши должны быть адаптированы к вызовам, которые ставят современная многодоменная оперативная среда, асимметричные операции, системы ограничения и воспрещения доступа и маневра (изоляция поля боя) и маневренность операций, а также необходимость оставаться вне мест постоянной дислокации в течение длительного периода времени.
Ставится задача повысить мобильность войск и эффективность систем их обеспечения и логистики, сосредоточив при этом внимание на инвестициях в необходимую инфраструктуру и средства транспорта.
Должна быть создана национальная комплексная система информирования о ситуации, основанная на различных средствах разведки, связи, командования и управления, включающая национальную спутниковую систему наблюдения Земли и беспилотные летательные аппараты, работающие в сетецентрических структурах с сохранением при этом полной криптографической безопасности. В Стратегии также ставится задача создать национальную систему спутниковой связи.
Предполагается обеспечить способность польского государства к эффективной противовоздушной обороне (включая противоракетную), создать оперативные возможности польских вооруженных сил для нанесения высокоточных ударов на дальние расстояния и для противовоздушной и противотанковой обороны.
Должен быть создан потенциал, обеспечивающий полную защиту национальных морских интересов, через развитие оперативных возможностей польского флота и укрепление его сотрудничества с союзниками по НАТО и в региональном формате.
Будут развиваться оперативные возможности польских вооруженных сил, в частности Сил специальных операций, по борьбе с гибридными угрозами и по проведению контртеррористических операций. Ставится задача получить оперативные возможности для проведения полного спектра военных операций в киберпространстве, развивать Силы киберзащиты и создавать возможности для ведения деятельности в космосе, а также для осуществления информационной деятельности.
Говорится в Стратегии и о необходимости реализовать программу создания Сил территориальной обороны и создать условия для развития общей готовности гражданской обороны на территории всей страны. Следует также улучшить качественные характеристики, поступающих на службу в вооруженные силы, и сам процесс найма, систему обучения и профессиональной подготовки солдат, а также мобилизационную систему, включая подготовку и использование резервистов.
Для польской оборонной промышленности, независимо от формы собственности, должны быть созданы условия для удовлетворения долгосрочных потребностей вооруженных сил, в том числе путем реализации результатов своих исследований и разработок.
Важное место в Стратегии уделено необходимости укрепления потенциала Организации Североатлантического договора и Европейского союза для обеспечения безопасности Польши и всего евроатлантического региона.
Для этого, в частности, считается необходимым продолжить увеличение и укрепление военного присутствия НАТО на ее восточном фланге, улучшить возможности Польши по приему союзных войск, а также обеспечить ее активное участие в формировании политики ядерного сдерживания НАТО.
Поставлена задача стимулировать развитие отношений между Организацией Североатлантического договора и Финляндией и Швецией в качестве ближайших партнеров НАТО, принимая во внимание их важность для безопасности Польши и всего региона Балтийского моря. Важной считается работа по развитию сотрудничества между НАТО и ЕС, включая унификацию стандартов и улучшение инфраструктуры, обеспечивающей развертывание войск и военную мобильность в Европе, с целью обеспечения синергии между двумя организациями.
Польша должна будет прагматично участвовать в развитии общей безопасности и оборонной политики Европейского союза, в том числе в рамках Постоянного структурированного сотрудничества и Европейского фонда обороны, стремясь обеспечить их взаимодополняемость с Организацией Североатлантического договора. Необходимо также предотвратить углубление разногласий между государствами-членами Европейского союза и конструктивно вовлекаться в процесс европейской интеграции, активно участвуя в формировании политики ЕС в соответствии с польскими интересами.
Что касается того, как дальше иметь дело с Россией, то про это показательным образом сказано в разделе Стратегии, посвященной НАТО и ЕС, а не в разделе о двустороннем, региональном и глобальном сотрудничестве. После всех обвинений все свелось к короткой строчке «Поддерживать двойную политику в отношении Российской Федерации в рамках НАТО, состоящую в усилении сдерживания и обороны в сочетании с готовностью участвовать в диалоге на основе условий (a conditions-based dialogue)».
Получается, что собственной политики по отношению к России у Польши нет, и в этом вопросе она будет действовать исключительно в русле политики НАТО.
Диалог – конечно, дело хорошее, но после вала обвинений и практических антироссийских действий со стороны Польши, о которых говорилось выше, заявления о желании вести диалог на основе выставления России неких условий (а точнее требований), а также поставленной в Стратегии задачи «продолжать дипломатические, юридические и административные усилия, чтобы остановить строительство передающей инфраструктуры, увеличивающей зависимость Центральной Европы от поставок газа из Российской Федерации», крайне трудно ожидать, что результаты этого диалога принесут хоть какую-то практическую пользу.
Хотя, разговаривать – несомненно, куда лучше, чем воевать, и поговорить, конечно, стоит. Отмечу, что в польской Стратегии 2014 г. более реалистично, на мой взгляд, предлагалось развивать отношения Польши с Россией на условиях принципов прагматизма и взаимности в соответствии с нормами международного права.
Стоит отметить, что в Стратегии вообще не нашлось места такому соседу Польши, как Беларусь. Говорится лишь о необходимости участия в деятельности по стабилизации восточных соседей Польши, в том числе в рамках «Восточного партнерства». А вот о необходимости принятия мер, направленных на укрепление независимости, суверенитета и территориальной целостности Украины, Грузии и Молдовы, в том числе поддержку их усилий по реализации европейских и евроатлантических устремлений, упомянуто.
Итоги
Обращает на себя внимание, что Стратегия была подписана в то время, когда жертвой пандемии коронавируса стала почти тысяча польских граждан. Число инфицированных и умирающих от коронавирусной инфекции в Польше, к сожалению, все еще продолжает расти, а последствия эпидемии крайне негативно сказались и еще скажутся на польской экономике. Казалось бы, вот она – реальная угроза, для борьбы с которой требуется, среди прочего, и международное сотрудничество, в том числе с соседней Россией. Но та, видимо, страшнее коронавируса, ибо он упоминается только один раз – и то не как угроза, а как пример того, какие серьезные последствия для здоровья, экономические и социальные последствия могут иметь вирусные заболевания.
Все те масштабные сдвиги в мировой экономике, социальной сфере и политике, которые уже повлекла за собой и еще повлечет пандемия коронавируса, в Стратегии отражения не нашли. Это дало основания одному из польских экспертов сказать, что «это похоже на диагностику и лечение уже умершего пациента», а польским журналистам – прийти к выводу, что новая Стратегия национальной безопасности устарела, не успев родиться, и что Польша на деле осталась без такой Стратегии. Зачем же был принят такой сырой документ, который уже сейчас многие считают устаревшим и неадекватно отражающим реальность? Может быть, стоило еще поработать над ним? Эксперты полагают, что причины – сугубо политические.
Президент Польши Анджей Дуда хотел обнародовать «Стратегию национальной безопасности Республики Польша» 2020 как подведение итогов своего «успешного» пятилетнего правления перед президентскими выборами этого года, но пандемия обесценила многое из уже написанного. Тем не менее, с учетом сложности внесения поправок (новые положения должны были проходить через повторные консультации с различными департаментами в течение нескольких месяцев, а выборы президента были перенесены с 10 мая на 28 июня 2020 г.) и было решено обнародовать Стратегию в том виде, в котором она есть. Заодно Польша еще раз громко заявила миру о своем существовании и снова позиционировала себя как верного стратегического союзника США, на которого можно положиться и дать ему за это разного рода бонусы.
Как должна реагировать на новую польскую Стратегию национальной безопасности Россия? По большому счету – никак. Все будет идти так, как уже идет. То, что Польша России уж никак, к сожалению, не друг, было вполне ясно и раньше. То, что сейчас она провозгласила Россию наиболее серьезной угрозой, следует принять к сведению и действовать исходя из этого во внешней и военной политике. Вероятно, будут приняты дальнейшие меры по укреплению военного потенциала на западном стратегическом направлении (в том числе, и в Калининградской области), которое, по словам министра обороны России Сергея Шойгу, «остается наиболее угрожаемым для военной безопасности Российской Федерации».
Юрий Зверев, директор Центра исследований стран Балтийского региона Института региональных исследований Балтийского федерального университета им. И. Канта
[1] В личном санкционировании одной из таких атак практически признался в мае прошлого года в интервью телеканалу Fox News президент США Дональд Трамп
[2] Россия считалась в польском истеблишменте наиболее серьезной угрозой и ранее, что ни для кого не секрет, но в официальных документах об этом все же старались лишний раз открыто не писать.
[3] Очень «адекватное» решение в условиях экономического спада, связанного с пандемией коронавируса COVID-19 и начавшегося мирового экономического кризиса.