Рубрика Истмат
Давно уже с товарищем Реми собирались начать копить материалы для рассказа о так называемой «старой интеллигенции», точнее, о той ее части, которая верой и правдой служила по мере своих сил и знаний стране Советов, однако должно быть понятно, что сия работа не на день-месяц, а на годы и годы. Посему будем время от времени незатейливо «складывать по полочкам» в просветительских целях интересные заметки о том или ином человеке.
Сегодня, в свете стихотворения "Мы сами копали могилу свою", - небольшая подборка о Владимире Германовиче Тан-Богораз. В двух словах замечу, что биография брата Владимира Германовича, Николая Алексеевича (Генриха Менделевича), также небезынтересна. "Народная воля" не минула и других братьев и сестер.
Начну с сухих строк биографии Богораза, составленной к его монографии «Чукчи» в 1934 г. одним из учеников Владимира Германовича, Я. П. Алькором (Кошкиным). К слову, исключенным из рядов ВКП(б) в 1936-м и расстрелянным в апреле 1937 г.:
«В. Г. Богораз (псевдоним -- Тан) родился 15 апреля 1865 г. в городе Овруче Волынской губернии. В раннем детстве перевезен в Таганрог. В таганрогской гимназии учился одновременно с А. П. Чеховым. В 1880 г., после окончания гимназии, поступил на физико-математический факультет Петербургского университета, откуда перевелся на юридический факультет, но не окончил его, так как уже в 1882 г. был выслан из Петербурга на родину, а в 1883 г. арестован за принадлежность к партии Народной Воли и просидел год в тюрьме. После освобождения перешел на нелегальное положение. В 1885 г. был одним из организаторов екатеринославского съезда Народной Воли и редактором последнего номера журнала "Народная Воля". 9 декабря 1866 г. В. Г. Богораз был вновь арестован и после трехлетнего заключения в Петропавловской крепости сослан на десять лет в Колымский округ Якутской области, где и пробыл с 1890 по 1898 г. В колымской ссылке В. Г. Богораз стал этнографом и лингвистом, изучив быт и языки местных народностей: ламутов и чукоч, а также северных русских. В особенности обстоятельно В. Г. Богораз изучил чукоч, среди которых он кочевал около трех лет (1835--1897 гг.) в связи с Сибиряковской экспедицией.
В 1898 г. В. Г. Богораз возвратился из ссылки благодаря ходатайству Академии Наук и вошел вместе с Туган-Барановским в редакцию легальных марксистских журналов "Начало" и "Жизнь". Одновременно он становится научным сотрудником Музея антропологии и этнографии Академии Наук. Вскоре, однако, В. Г. Богораз был выслан полицией из Петербурга и уехал в Америку, где в качестве руководителя Анадырского отдела принял участие в северо-тихоокеанской экспедиции Джезупа, организованной известным антропологом и лингвистом Францом Боасом, силами нью-йоркского Музея естественных наук и петербургской Академии Наук. В течение 1900--1901 гг. В. Г. Богораз путешествовал по Камчатке, Анадырскому краю и Чукотке. Во время этой экспедиции, кроме чукоч, он изучал коряков, ительменов (камчадалов) и азиатских эскимосов. По возвращении в 1901 г. в Петербург он вновь был выслан полицией, после чего уехал в Нью-Йорк, где до 1804 г. работал в Музее естественных наук.
С 1900-х гг. В. Г. Богораз ведет большую работу по развитию русско-американской научной связи. Вместе с покойным Л. Штернбергом он является одним из основателей русского о дела Союза американистов и неоднократно, вплоть до последнего времени, принимал участие в международных конгрессах американистов.
Осенью 1904 г. В. Г. Богораз вернулся в Россию и участвовал в организации Крестьянского союза и трудовой группы Государственной Думы. В 1906 г. был одним из организаторов "народно-социалистической партии", сотрудничал в "Родной Земле" и т.д. О В. Г. Богоразе в связи с этой газетой мы имеем следующее замечание В. И. Ленина: "Направление этой газеты ["Родной Земли"] несомненно, левее кадетского. По всем данным, можно назвать это направление трудовическим. Как на документальное подтверждение такой политической характеристики можно указать на сотрудничество в этой газете г. Тана. Г. Тан значится в опубликованном списке членов организационного комитета "трудовой (народно-социалистической) партии" {В. И. Ленин, Собрание сочинений, т. X, стр. 275.}.
Весьма любопытно и другое замечание Ленина: "В "Пестрых встречах" новогоднего номера "Речи" г. Тан затронул важный вопрос, на который рабочим следует обратить серьезное внимание. Это--вопрос о росте новой демократии.
"Вот уже с год или, может, побольше, -- пишет г. Тан, -- русло жизни опять начинает меняться и таять. Вместо убыли воды появляется прибыль, бог знает откуда, из недр подземных и из дальних источников. Три года все было тихо и пусто. Теперь появляются люди, выползают один за другим из разных щелей и медвежьих углов...". "Всего интереснее, люди крестьянского звания, пришедшие, снизу. Имя им -- легион. Они заполонили средние области жизни и даже покушаются на высшие, особенно в провинции. Техники, счетчики, агрономы, учителя, всякие земские служащие. Все они похожи друг на друга. Серые с лица, широкие в кости, нескладные с виду; к рефлексам не склонны, напротив, живучи, как кошки... Жизнь, очевидно, шагнула еще на ступень, ибо мы, разночинцы, сравнительно с ними -- так же, как были дворяне сравнительно с нами".
Метко и верно сказано, хотя не следует забывать, что и старые разночинцы и новые, "крестьянского звания", демократическая интеллигенция и полуинтеллигенция -- представляют из себя буржуазию в отличие о дворян-крепостников" {Там же, т. XVI, стр. 281.}.
Во время империалистической войны В. Г. Богораз поддался шовинистическому угару, стал оборонцем и, несмотря на свой довольно пожилой (50 лет) возраст, пошел добровольцем на фронт в качестве начальника одного из санитарных отрядов Союза городов. В 1918 г. он возобновил свою работу в Музее антропологии и этнографии Академии Наук. В 1920 г. В. Г. Богораз стал "сменовеховцем". С этого времени начинается его активная, преимущественно связанная с этнографией и советским Севером, научная и общественная работа. С 1921 г. В. Г. Богораз -- профессор этнографии, сначала в Географическом институте, потом, после слияния Географического института с Ленинградским университетом, в последнем. В университете он стоял во главе комиссии по студенческим этнографическим экскурсиям и редактировал сборники этнографических материалов, собранных студентами.
В. Г. Богораз был одним из инициаторов создания Комитета содействия народностям северных окраин и с момента организации Комитета Севера (1924 г.) состоит его деятельным членом. С 1925 г. и по сие время -- профессор Ленинградского историко-лингвистического института.
Большую роль В. Г. Богораз сыграл также в создании первого специального учебного заведения для народов Севера -- Института народов Севера ЦИК СССР.
С 1930 г. В. Г. Богораз -- действительный член Научно-исследовательской ассоциации Института народов Севера и профессор Северного отделения Педагогического института им. Герцена. В 1932 г. организовал Музей истории религии Академии Наук и с тех пор является его директором. С того же времени состоит членом редакционной коллегии журнала "Советская этнография".
За последние годы В. Г. Богораз проделал значительную работу по развитию луораветланской (чукотской) письменности, составил алфавит и первые учебные книги и грамматику на этом языке и перевел ряд политических брошюр.
В. Г. Богораз, под именем Тана, известен и как беллетрист и поэт. Начал писать он еще в колымской ссылке (в 1896 г.). Изданные в 1899 г. его "Чукотские рассказы" и в 1900 г. "Стихотворения" имели большой успех. В 1912 г. было издано собрание сочинений в 12 томах. Его стихотворения "Красное знамя" (перевод), "Первое мая" и "Кронштадтские матросы" широко известны и вошли во все революционные песенники.
В советское время повести и рассказы Тана переизданы дважды в пяти томах; кроме того, им написаны два новых романа: "Союз молодых" и "Воскресшее племя". Некоторые из рассказов Тана переведены на английский, немецкий и польский языки».
И напоследок скопирую сюда выдержку (в ней, в частности, наряду с Богоразом и вышеуказанный Я.П. Кошкин (Алькор) упоминается) из интереснейшего Обзора СО ОГПУ антисоветской деятельности и группировок среди научной интеллигенции. 1932 г :
Этнографы«Этнографии, как науки в собственном смысле слова, в дореволюционной России не существовало: никогда не были уточнены и сколько-нибудь ясно определены ни задачи, ни предмет науки, ни метод работы. Это обстоятельство не мешало, однако, широкому развитию в дореволюционной России этнографических работ, как полевых, по собиранию материала, так и собственно исследовательских (камеральных) — по обработке и обобщению собранного материала. Издавалось значительное количество литературы, а также функционировало много различных этнографических учреждений как в центре, так и на местах, не говоря о работе этнографов-одиночек. Неопределенность этнографии как науки не мешала, вместе с тем, быть ей определенным идеологическим орудием господствующих классов, т.е. разрешать вполне определенные политические задачи.
В качестве общих задач такого порядка являлись пропаганда и распространение идеалистического понимания сущности исторического процесса и пропаганда антидиалектической точки зрения на исторический процесс. Более специальными задачами являлись: 1) пропаганда расовой теории; 2) распространение идей великодержавного шовинизма; 3) натравливание одной национальной группы на другую и разжигание национальной вражды; 4) обоснование от лица науки территориальных захватов и т.д. Внутренняя и международная обстановка на различных этапах развития крепостничества и капитализма в дореволюционной России выдвигала то одну, то другую из числа названных задач на первый план, что выражалось в частичных перестройках этнографии в дореволюционной России. Исторически современное состояние этнографии, несомненно, связано с упомянутым ее дореволюционным характером, который находит свое отражение и накладывает заметный отпечаток и на современные этнографические работы.
В дореволюционной этнографии наиболее правые крайние устремления были связаны с деятельностью таких центральных научных учреждений и об[щест]в, как Музей антропологии и этнографии (им. императора Петра Великого), Русский музей (им. Александра III), Императорское русское географическое общество, Императорское общество любителей естествознания, антропологии и этнографии. На периферии особо видную роль играло Казанское общество истории, археологии и этнографии. Русское географическое общество имело целую сеть отделений на местах, не исключая крайнего востока Сибири. Во главе многих крупнейших таких учреждений и обществ стояли члены царской фамилии: в Русск[ом] географическом об[щест]ве — вел[икий] кн[язь] Николай Михайлович, в Русском музее — Георгий Михайлович. Виднейшими деятелями внутри этой наиболее правой группы этнографов были: П.П. Семенов-Тян-Шанский, сенатор, член Государственного совета и действ[ительный] тайный советник, по работе теснейшим образом связанный с Русск[им] географическим] об[щест]вом (ему принадлежит «История полувековой деятельности ИРГО 1845-1895 гг. ч. 1-3, Пб. 1896 г.), акад. В.И. Ламанский, действительный тайный советник, по работе связанный с ИРГО, где был секретарем об[щест]ва, а затем председателем этнографического] отделения этого об[щест]ва, основатель органа об[щест]ва «Живая старина», являлся одним из организаторов Русского музея; из школы В.И. Ламанского вышло много различных специалистов разных специальностей (история, этнография, археология, языкознание), как Ф.И. Успенский, Ф.Ф. Зигель, А.С. Будилович, Т.Д. Флоринский, И.С. Пальмов, М.И. Соколов, Р.Ф. Брандт, Н. Ястребов и др. (его учениками напечатаны в честь его «сборники» — Пб., 1883 г., Нов[ый] сборн[ик], Пб, 1904 г., сборник 2-го отделения Акад[емии] наук, 1907-1908 гг.); акад. В.В. Радлов, действительный советник; Н.Н. Бобровников, директор Казанской «инородческой семинарии», позднее попечитель Оренбургского учебного округа и член совета министерства] народного просвещения, В.А. Мошков, артиллерийский генерал; Н.П. Остроумов преподаватель Казанской духовной академии, позднее директор Туркестанской учительской семинарии, переводчик (по поручению английск[ого] библейского общества) Евангелия на узбекский язык; Н.И. Ильминский, известный миссионер, преподаватель Казанск[ой] дух[овной] академии, профессор Казанского ун[иверсите] та, директор Казанской «инородческой семинарии» и т.д.; И.Н. Смирнов, выходец из духовенства, известный участник Мултанского дела в качестве правительственного эксперта; Т.Д. Флоринский, выходец из духовенства; Н.Ф. Ашмарин, связанный с Казанскими миссионерскими кругами; Н.Ф. Катанов, связанный с Казанскими миссионерскими кругами; А.И. Емельянов, связанный с теми же кругами и др.
К более либеральной дореволюционной группе этнографов принадлежали: С.К. Кузнецов, по происхождению из Казани, выходец из мелкой буржуазии; Д.А. Золотарев, С.И. Руденко, Д.К. Зеленин (из г. Вятки, из духовенства), С.А. Теплоухов, П.Н. Луппов (г. Вятка) и др. Эта группа, будучи более либеральной по сравнению с первой, отнюдь не представляя какого-либо цельного однородного течения, по ряду вопросов имела контакт и сращивалась с первой группой.
Третью, более радикальную группу, также не представлявшую собою единого целого, но, в основном, народнического направления, составляли Д.А. Клеменц, Л.Я. Штернберг, В.Г. Богораз-Тан и др. Основное отличие первой группы, наиболее реакционной, заключалось в открытой защите правительства, политики обрусения национальных групп, в терпимом отношении к «инородцам». Вторая группа отличалась большей умеренностью в пропаганде великодержавного великорусского шовинизма (чем, однако, тоже занималась) и прикрывалась подчеркнутой «симпатией» к инонационалам. Обе группы обслуживали запросы правительства по части точных информаций этнографической работой о жизни национальных групп (экономическое состояние, нравы, обычаи и т.п.). Третья группа, оппозицонно настроенная по отношению к правительству и существовавшему строю, по существу искала связей: с иностранными кругами, как бы подрывая этнографическими исследованиями «права» Российской империи на те или иные части ее территории, заселенные национальными группами. Тем самым эта группа теснее была связана с заграничными научными кругами.
Существование и деятельность названных групп необходимо учитывать по линии идеологического влияния при анализе работы этнографов после Октябрьской революции вплоть до настоящего времени.
Наиболее открытыми и прямыми продолжателями дореволюционной этнографии реакционного направления являлись в течение ряда лет лица, отчасти устраненные ныне от научной работы, как А.М. и Л.А. Мерварт, отчасти бежавшие за границу, как Н.М. Могилянский.
Но наибольший интерес представляют группы, лишь видимым, чисто внешним, образом приспособившиеся к новым условиям, по существу же, сохранившие враждебное отношение к делу пролетарской революции. Одной из таких групп являются ученики и сотрудники С.И. Руденко. Научные интересы С.И. Руденко определились еще в дореволюционное время. С.И. Руденко примыкал к кадетам. По научной работе был тесно связан личными отношениями с А. А. Шахматовым и М.И. Ростовцевым, политические убеждения которых хорошо известны. Под видом помощи национальным республикам С.И. Руденко вел, по сути дела, на этнографическом материале, агитацию против советской власти, разжигая националистические настроения. Детальная характеристика его работ в этом отношении дана в статье «Этнография на службе классового врага», в «Советской этнографии», 1931 г., № 3—4; в статье А.Н. Бернштама «Идеализм в этнографии», в сообщениях ГАИМК, 1932 г. т. 1-2 и в подготовленной к печати работе М.Г. Худякова «Великодержавный шовинизм в русской этнографии» в сборнике, отклоненном акад. Комаровым в Географическом об[щест]ве.
Вкратце наиболее характерные черты работы С.И. Руденко в области этнографии заключаются: 1) в националистической настроенности С.И. Руденко: последний, применяя расовую теорию и теорию заимствований, проводит по существу ту точку зрения, что всякие изменения в культуре башкир, казаков и проч[их] народов представляют собою нечто чуждое «национальному духу» этих народов, националистические настроения разжигались Руденко против социалистического строительства; 2) тщательная охрана различных пережитков, на деле тормозящих социалистическое строительство, под видом «родной национальной старины», затемнение классового и эксплуататорского значения соответствующих пережитков; 3) использование ложно объясненных этнографических фактов против социалистического строительства, доказательство при помощи таких «фактов» общего падения культуры в национальных районах; 4) своеобразное применение т.н. теории культурных кругов для доказательства невозможности социалистического строительства в национальных районах. С.И. Руденко жил в Ленинграде, научная деятельность его была связана с работой в Русском музее, в ИПИНе (бывшая КИПС), Акад[емии] наук, в КЭИ (ныне СОПС) Акад[емии] наук, в Рус[ском] географическом об[щест]ве и в Университете (антропологический отдел).
Полевая работа С.И. Руденко протекала преимущественно в Башкирской республике, Казанской и на Алтае — круг «турецких народов», по определению С.И. Руденко. Ближайшими учениками и сотрудниками С.И. Руденко, как видно по изданиям результатов экспедиционных работ, были А.С. Бежкович, С.Н. Могилянская, С.Ф. Баронов, А.Н. Букейхан, Т.Я. Кузьмина, М.П. Грязнов, Н.А. Трофимчук, Ф.А. Фиельструп, А.М. Маргуланов, А.Н. Глухов, Е.Р. Шнейдер, М.Н. Комарова. Из отчетов Акад[емии] наук видно, что в составе экспедиций, начальником которых был С.И. Руденко, принимали, кроме того, участие: Н.В. Розов, С.П. Швецов, А.Н. Глухов, Е.Р. Шнейдер, Л.Э. Каруновская, Л.Н. Потапов, А.Г. Данилин, А.Л. Мелков, Б.Е. Бломквист, Г.Ф. Вильданов, Р.П. Митусова, А.С. Максимович, Ш.А. Койбагарова, З.С. Будницкая, С.Д. Старынкевич — в Киргизской а[втономной] обл. в 1926 г., В.Г. Крыжановскийй — в Уссурийский край в 1928 г., А.П. Новиков — в Ойротию в 1928 г. Кроме того, в антропологических экспедициях с С.И. Руденко работали, кроме поименованных выше лиц, А.Ф. Асфаган, Н.В. Трейтер, Г.Н. Вахитов, К.Н. Гайсина, М.К. Шестаков, Т. Горбунова и в лингвистических — Н.К. Дмитриев, М.М. Билялов, О.И. Шацкая, С. Мирясов, Г.В. Томас, А.И. Хвостов, Н.Б. Эмлер, М.И. Касьянов.
Другой чрезвычайно любопытной группой является круг лиц, связанных с Д.А. Золотаревым. Краткая характеристика одной из его работ была напечатана в журнале «Карело-Мурманский край» за 1930 г. № 6 — «Об очередных задачах изучения карел». Более обстоятельный анализ его последних работ дан в очерке «Этнография на службе у международного империализма» для сборника, задержанного акад. Комаровым. Д.А. Золотарев родом из Рыбинска, из купеческой среды. В Ленинграде работал в Русском музее, в КИПС Акад[емии] наук (позднее ИПИН), в КЭИ (позднее СОПС), в ГАИМК, в Ленинград[ском] ун[иверсите]те, в Р[усском] географическом об[щест]ве, а также в краеведческих организациях. Научные интересы Д.А. Золотарева лежали в плоскости изучения финно-угров (западных). Не являясь столь открытым проводником а/с настроений в этнографии, Д.А. Золотарев, однако, пользовался по существу той же методологией, что и С.И. Руденко. По сути дела, он продолжал в своей этнографической работе дореволюционные установки КИПСа, которые были формулированы в печатной программе, изложенной в «Известиях комиссии по изучению племенного состава населения России», вып. 1, изд. 1917 г. Установки эти заключались в этнографическом обосновании притязаний царского правительства на соседние с Российской империей территории. Д.А. Золотарев дважды печатно заявлял о продолжении этих традиций, пропуская, однако, при цитировании упомянутой программы наиболее одиозные места из нее. Его заявления напечатаны в журн[але] «Природа», 1925 г., № 7-9 и в жур[нале] «Человек», 1928 г., № 1. Однако Д.А. Золотарев, усвоив самый «дух» кадетской программы по части раздела территорий соседних государств по этнографическим (воображаемым) признакам, приспособил свои работы для новых целей. Его работы на карельском материале клонят в сторону «полюбовного» раздела между СССР и Финляндией Карельской республики. Политические установки Д.А. Золотарева объективно совпадают с установками минских фашистов и трудно сказать, насколько это «случайно». Работы Д.А. Золотарева пересыпаны, вместе с тем, а/с тенденциями общего характера, как напр[имер], обоснование необходимости насаждения кулацких хозяйств на границе СССР с Финляндией, тенденциозное объяснение ухода части населения Карелии в Финляндию в связи с белобандитским восстанием 1921-1922 гг. и т.д.
Применяя, в основном, приемы описания, в этнографической работе Д.А. Золотарев в значительной мере был эмпириком, но в то же время пользовался буржуазными теориями заимствования, миграции культурных кругов и расовой теорией. В изданном Академией наук сборнике «Западно-финский сборник», 1930 г., в качестве сотрудников Д.А. Золотарева выступают следующие лица: Л. Л. Капица, Н.Ф. Прыткова, Р.М. Габе, З.П. Малиновская, Я.Я. Ленсу, Х.Ф. Жеребцов и А.Л. Колобаев, в 1927 г. в Кольской экспедиции В.В. Чарнолусский, хорошо известный в качестве рвача и антисоветски настроенного элемента, с той же методологией, что и Д.А. Золотарев, В. Карцели и В.И. Осиновский, В. Скородумов, Н.С. Розов, Г.Х. Богданов, А.И. Иванов, А.А. Рылло, худож[ница] Н.А. Маковская, архитектор Р.М. Габе, С.Д. Синицын, Т.В. Самойлова, Е.Г. Уль, Р.Е. Муравьева, И.И. Васильева, Ф.Г. Иванов-Дятлов, Г.К. Волков. На 1930 г. Д.А. Золотареву удалось сохранить из своих прежних сотрудников одного С.Д. Синицына, прочие были заменены и отведены. В 1927 г. в Кольской экспедиции участвовал лингвист А.И. Емельянов.
По-видимому, аналогичную с Д.А. Золотаревым, а отчасти и С.И. Руденко, роль играл в области этнографии и В.В. Бартольд. Из докладной записки акад. Е. Карского от 23 февр[аля] (архив[ное] дело АН СССР по КЭИ за 1925/26 гг.), которая отразила методологические установки средне-азиатских экспедиций Акад[емии] наук в области этнографии, видно, что средне-азиатские экспедиции с участием В.В. Бартольда и его сотрудников ставили себе задачи изучения «племенного» состава населения в установках дореволюционной КИПС и теми же методами. Какое практическое применение должны были получить эти работы в условиях СССР, не ясно, т.к. печатных работ не появилось. В дореволюционное время эти работы ясно были направлены на защиту интересов царского правительства, в интересах этнографического обоснования возможных захватов. В числе сотрудников и учеников В.В. Бартольда отчеты Академии наук называют, однако, очень немногих. К ним, из виднейших учеников Бартольда, относится работающий ныне в ГАИМК и в Государственном Эрмитаже, А.Ю. Якубовский. В.В. Бартольд держал крепкий контакт с целым рядом реакционных востоковедов, к числу которых принадлежали Н.П. Остроумов, Н.И. Ашмарин, Н.Ф. Катанов и др.
Чрезвычайно характерной чертой востоковедов, независимо от специальностей (история, этнография, лингвистика и т.д.), является своего рода их кастовая замкнутость, распространявшаяся даже на таких ученых, как акад. Н.Я. Марр. При всех резких выступлениях последнего против лингвистов вроде Е. Карского и т.п., Н.Я. Марр упорно до сих пор защищает В.В. Бартольда, очень снисходителен к И.И. Зарубину, А.Н. Генко и т.п.
Особой группой являются ученики и ближайшие сотрудники Д.К. Зеленина. Последний вышел из школы акад. В.И. Ламанского. Происходит он из духовенства и образование получил первоначально в духовной семинарии. Первые работы Д.К. Зеленина печатались в таких органах, как «Вятские епархиальные ведомости», «Русский паломник» и т.п. Революция 1905 г. была им воспринята как «смута», от которой «стоном стонут на Руси тысячи самых мирных людей» (отчет о деятельности Русского музея за 1906 г., стр. 14-15). Первоначальные этнографические работы Д.К. Зеленина были проникнуты нескрываемым презрением к «инородцам», в них проповедуется расовая теория и т.п., равным образом они наполнены агитацией за христианство. В новейших работах Д.К. Зеленина безраздельно господствует грубый эмпиризм, при идеалистическом подходе при объяснении самых элементарных фактов из области этнографии. Особенно сильно представлена в работах Д.К. Зеленина последнего времени буржуазная теория заимствований, резко выступившая в его статье «Принимали ли финны участие в образовании великорусской народности». Д.К. Зеленин по методологии является типичным продолжателем дореволюционной великодержавной шовинистической этнографии. Работа Д.К. Зеленина сосредоточивалась в последнее время в ГАИМК, откуда он был удален, в Музее антропологии и этнографии (работает там и ныне) и в Лен[иниградском] истор[ико]- линг[вистическом] ин[ститу]те, откуда он выбыл по закрытии этнографического отделения. Имеет многочисленных учеников, среди которых много молодежи, не имеющих, однако, большого имени. К числу их принадлежат Н. Никитина, Невский, Тихоницкая, Данилин и др. Тихоницкая и Луппова были исключены из числа аспирантов Академии наук, причем Тихоницкая — дочь расстрелянного за контрреволюцию вятского протоиерея, использует этнографический материал в целях а/с агитации; таков был, например, ее доклад в г. Вятке в местном историческом обществе. Луппова — дочь вятского этнографа П.Н. Луппова, реакционного старика-этнографа, брат которого — бывший земский начальник, лишенец. Родственными связями П.Н. Луппов связан с московским лингвистом Н.М. Каринским. Никитина, Невский и Данилин удалены из ГАИМК. С внешней стороны первые двое не производят впечатления а/с людей, более сомнителен Данилин. Но прошлое всех трех в общественном отношении сомнительно. В методологическом отношении мало чем отличаются от своего учителя Д.К. Зеленина. Из старшего поколения к ученикам Д.К. Зеленина принадлежит Е.В. Матвеева, работавшая ранее в г. Вятке, теперь, кажется, в Нижнем Новгороде. Других учеников Д.К. Зеленина знаю плохо и фамилий не помню.
Особую и чрезвычайно замкнутую группу составляют ученики умершего Л.Я. Штернберг. Последний, являясь крупным специалистом, целиком стоял на почве идеалистической методологии, что обесценивает научное значение его материалов. Штернберг, несомненно, в отличие от этнографов типа Д.К. Зеленина, стоял на «народнической» точке зрения. Вместо великодержавного великорусского шовинизма из его работы проглядывает местный, узкий национализм. В дореволюционное время его поиски связей различных национальных групп России с соответствующими группами народов других стран шли против тенденций царского правительства и обслуживавших последнее время реакционных этнографов. В советских условиях прямое продолжение штернбергианства способно вести к тому же, к чему ведут политические работы Д.А. Золотарева на западных границах СССР. Из числа его учеников особенно ярким почитателем является Винников, с которым бывали случаи отказа подать руку критикам Штернберга из марксистского лагеря. Винников выдает себя за марксиста, но штернбергианство в его работе сказывается очень сильно. К числу учеников относится и сотрудница МАЭ Шприцын[а].
Особую группу представляют и ученики В.Г. Тана-Богораза. Более приближаясь к марксизму, чем даже молодые ученики Штернберга, Богораз остается, тем не менее, эклектиком. А/с выпадов в его работе нет, но следы расовой теории, теории культурных кругов, миграций и т.п.
буржуазных теорий до сих пор чувствуются в его работах. Ложная методология, которой он непоследовательно продолжает все же пользоваться до сих пор, способна вести его при работе на различном национальном материализме в сторону тех же политических результатов, как и работы Д.А. Золотарева и Л.Я. Штернберга. К числу более прогрессивных, чем он сам, его учеников принадлежит С.П. Толстов, работающий в Москве. Близкий контакт с ним (с Богоразом) держит из числа этнографов-коммунистов Я.П. Кошкин, слабо усвоивший методологию марксизма (см. сборник «Против буржуазной контрабанды в языкознании», изд[ание] ГАИМК, 1932 г., статью Улитина). Тесное общение с Богоразом имеет его ученик З.Е. Черняков. Сюда же относится Г. Прокофьев. Если центром штернбергианцев в настоящее время является МАЭ, то центром богоразовцев — Институт народов Севера в Ленинграде. Названные группы почти целиком представляют этнографов г. Ленинграда.
Что касается Москвы, то наиболее заметные этнографические группы представлены там, с одной стороны, П.Ф. Преображенским, с другой — В.К. Никольским. Ни тот, ни другой не являются марксистами. Более правым является П.Ф. Преображенский. П.Ф. Преображенский — несомненный эклектик, находящийся под сильным влиянием буржуазной этнологии. Отсюда усвоение и применение в работах буржуазных теорий миграции, заимствований и культурных кругов. Реакционные устремления буржуазных этнографов, таким образом, находят свое отражение и в работах П.Ф. Преображенского. Ученики мне его малоизвестны. Состоявший в числе аспирантов ГАИМК А.М. Золотарев, бывший ученик П.Ф. Преображенского, заметно отражал в своих работах тенденции буржуазной науки, несмотря на отдельные и более удачные статьи.
В течение долгого времени слыл за марксиста В.К. Никольский, на деле далекий от марксизма, как можно судить по его основным работам и устным выступлениям по научным вопросам. Наряду с наличным, как и у П.Ф. Преображенского, преклонением перед западной наукой, В.К. Никольский отличается какой-то особой «развинченностью», неустойчивостью мнений, «бесхребетностью». Замеченные другими ошибки обычно обращает в шутку, создавая вокруг этого настоящий «балаган». Но иногда «балаганство» В.К. Никольского переступает границы возможного. Так, на лекции у студентов в Москве им было заявлено в начале 1932 г. что ЦК проявляет по отношению к М.Н. Покровскому «гнилой либерализм», не давая его критиковать. В результате студенты удалили В.К. Никольского с лекции.
Менее заметным является в Москве П. Кушнер. Последний, как и В.К. Никольский, слывет в качестве марксиста, однако, по методологии мало напоминает такового. Чрезвычайно характерным в этом отнощении является, например, настойчивое отрицание первобытного коммунизма, явно под влиянием Г. Кунова к других буржуазных противников марксизма. П. Кушнер-Кнышев расценивает теорию первобытного коммунизма как богдановскую теорию, игнорируя, вместе с тем, все то, что было по этому вопросу сказано К. Марксом, Ф. Энгельсом и В.И. Лениным.
Аналогичные антимарксистские установки П. Кушнера, разумеется, не могут не оставаться без влияния на подготовку учащейся молодежи. Политическое знание соответствущих искривлений подробнее охарактеризовано мною в предисловии к работе А. Бернштама и Е. Кричевского, к вопросу о закономерности в развитии первобытно-коммунистической формации (печатается в Изв[естиях] ГАИМК и в ближайшее время выйдет в свет).
Из числа одиночек-этнографов, которые не обозначают сколько-нибудь заметных самостоятельных направлений в Ленинграде, могут быть отмечены несколько человек археологов, занимающихся в это же самое время и этнографией. Таковыми являются А.А. Миллер, П.П. Ефименко, Теплоухов и другие, но их влияние в науке сказывается, преимущественно по линии археологии. Из более заметных этнографов на периферии следует отметить сибирских этнографов Е.Р. Шнейдер и Л.Н. Доброву-Ядринцеву, оба — представители великодержавного шовинизма в этнографии. Не менее реакционный сибирский этнограф И.А. Лопатин в 1928 г. эмигрировал из пределов СССР в Америку. Из уральских работников — Берс, работы которого целиком находятся под влиянием В. А. Городцова, Ю.В. Готье и других реакционных археологов. В Самаре — П.А. Преображенский и Е.И. Охитович. Оба — представители великодержавного шовинизма в этнографии. Во Владикавказе — В.П. Пожидаев — великодержавный шовинист в этнографии».
Владимир Германович Богораз-Тан скончался в мае 1936 года. Удостоен статьи в Малой советской энциклопедии.
С уважением к товарищам. Жму руки!
Сергей Гольцев.
Завтра товарищ Реми обещал поделиться чем-то новым.
Сегодня, в свете стихотворения "Мы сами копали могилу свою", - небольшая подборка о Владимире Германовиче Тан-Богораз. В двух словах замечу, что биография брата Владимира Германовича, Николая Алексеевича (Генриха Менделевича), также небезынтересна. "Народная воля" не минула и других братьев и сестер.
Начну с сухих строк биографии Богораза, составленной к его монографии «Чукчи» в 1934 г. одним из учеников Владимира Германовича, Я. П. Алькором (Кошкиным). К слову, исключенным из рядов ВКП(б) в 1936-м и расстрелянным в апреле 1937 г.:
«В. Г. Богораз (псевдоним -- Тан) родился 15 апреля 1865 г. в городе Овруче Волынской губернии. В раннем детстве перевезен в Таганрог. В таганрогской гимназии учился одновременно с А. П. Чеховым. В 1880 г., после окончания гимназии, поступил на физико-математический факультет Петербургского университета, откуда перевелся на юридический факультет, но не окончил его, так как уже в 1882 г. был выслан из Петербурга на родину, а в 1883 г. арестован за принадлежность к партии Народной Воли и просидел год в тюрьме. После освобождения перешел на нелегальное положение. В 1885 г. был одним из организаторов екатеринославского съезда Народной Воли и редактором последнего номера журнала "Народная Воля". 9 декабря 1866 г. В. Г. Богораз был вновь арестован и после трехлетнего заключения в Петропавловской крепости сослан на десять лет в Колымский округ Якутской области, где и пробыл с 1890 по 1898 г. В колымской ссылке В. Г. Богораз стал этнографом и лингвистом, изучив быт и языки местных народностей: ламутов и чукоч, а также северных русских. В особенности обстоятельно В. Г. Богораз изучил чукоч, среди которых он кочевал около трех лет (1835--1897 гг.) в связи с Сибиряковской экспедицией.
В 1898 г. В. Г. Богораз возвратился из ссылки благодаря ходатайству Академии Наук и вошел вместе с Туган-Барановским в редакцию легальных марксистских журналов "Начало" и "Жизнь". Одновременно он становится научным сотрудником Музея антропологии и этнографии Академии Наук. Вскоре, однако, В. Г. Богораз был выслан полицией из Петербурга и уехал в Америку, где в качестве руководителя Анадырского отдела принял участие в северо-тихоокеанской экспедиции Джезупа, организованной известным антропологом и лингвистом Францом Боасом, силами нью-йоркского Музея естественных наук и петербургской Академии Наук. В течение 1900--1901 гг. В. Г. Богораз путешествовал по Камчатке, Анадырскому краю и Чукотке. Во время этой экспедиции, кроме чукоч, он изучал коряков, ительменов (камчадалов) и азиатских эскимосов. По возвращении в 1901 г. в Петербург он вновь был выслан полицией, после чего уехал в Нью-Йорк, где до 1804 г. работал в Музее естественных наук.
С 1900-х гг. В. Г. Богораз ведет большую работу по развитию русско-американской научной связи. Вместе с покойным Л. Штернбергом он является одним из основателей русского о дела Союза американистов и неоднократно, вплоть до последнего времени, принимал участие в международных конгрессах американистов.
Осенью 1904 г. В. Г. Богораз вернулся в Россию и участвовал в организации Крестьянского союза и трудовой группы Государственной Думы. В 1906 г. был одним из организаторов "народно-социалистической партии", сотрудничал в "Родной Земле" и т.д. О В. Г. Богоразе в связи с этой газетой мы имеем следующее замечание В. И. Ленина: "Направление этой газеты ["Родной Земли"] несомненно, левее кадетского. По всем данным, можно назвать это направление трудовическим. Как на документальное подтверждение такой политической характеристики можно указать на сотрудничество в этой газете г. Тана. Г. Тан значится в опубликованном списке членов организационного комитета "трудовой (народно-социалистической) партии" {В. И. Ленин, Собрание сочинений, т. X, стр. 275.}.
Весьма любопытно и другое замечание Ленина: "В "Пестрых встречах" новогоднего номера "Речи" г. Тан затронул важный вопрос, на который рабочим следует обратить серьезное внимание. Это--вопрос о росте новой демократии.
"Вот уже с год или, может, побольше, -- пишет г. Тан, -- русло жизни опять начинает меняться и таять. Вместо убыли воды появляется прибыль, бог знает откуда, из недр подземных и из дальних источников. Три года все было тихо и пусто. Теперь появляются люди, выползают один за другим из разных щелей и медвежьих углов...". "Всего интереснее, люди крестьянского звания, пришедшие, снизу. Имя им -- легион. Они заполонили средние области жизни и даже покушаются на высшие, особенно в провинции. Техники, счетчики, агрономы, учителя, всякие земские служащие. Все они похожи друг на друга. Серые с лица, широкие в кости, нескладные с виду; к рефлексам не склонны, напротив, живучи, как кошки... Жизнь, очевидно, шагнула еще на ступень, ибо мы, разночинцы, сравнительно с ними -- так же, как были дворяне сравнительно с нами".
Метко и верно сказано, хотя не следует забывать, что и старые разночинцы и новые, "крестьянского звания", демократическая интеллигенция и полуинтеллигенция -- представляют из себя буржуазию в отличие о дворян-крепостников" {Там же, т. XVI, стр. 281.}.
Во время империалистической войны В. Г. Богораз поддался шовинистическому угару, стал оборонцем и, несмотря на свой довольно пожилой (50 лет) возраст, пошел добровольцем на фронт в качестве начальника одного из санитарных отрядов Союза городов. В 1918 г. он возобновил свою работу в Музее антропологии и этнографии Академии Наук. В 1920 г. В. Г. Богораз стал "сменовеховцем". С этого времени начинается его активная, преимущественно связанная с этнографией и советским Севером, научная и общественная работа. С 1921 г. В. Г. Богораз -- профессор этнографии, сначала в Географическом институте, потом, после слияния Географического института с Ленинградским университетом, в последнем. В университете он стоял во главе комиссии по студенческим этнографическим экскурсиям и редактировал сборники этнографических материалов, собранных студентами.
В. Г. Богораз был одним из инициаторов создания Комитета содействия народностям северных окраин и с момента организации Комитета Севера (1924 г.) состоит его деятельным членом. С 1925 г. и по сие время -- профессор Ленинградского историко-лингвистического института.
Большую роль В. Г. Богораз сыграл также в создании первого специального учебного заведения для народов Севера -- Института народов Севера ЦИК СССР.
С 1930 г. В. Г. Богораз -- действительный член Научно-исследовательской ассоциации Института народов Севера и профессор Северного отделения Педагогического института им. Герцена. В 1932 г. организовал Музей истории религии Академии Наук и с тех пор является его директором. С того же времени состоит членом редакционной коллегии журнала "Советская этнография".
За последние годы В. Г. Богораз проделал значительную работу по развитию луораветланской (чукотской) письменности, составил алфавит и первые учебные книги и грамматику на этом языке и перевел ряд политических брошюр.
В. Г. Богораз, под именем Тана, известен и как беллетрист и поэт. Начал писать он еще в колымской ссылке (в 1896 г.). Изданные в 1899 г. его "Чукотские рассказы" и в 1900 г. "Стихотворения" имели большой успех. В 1912 г. было издано собрание сочинений в 12 томах. Его стихотворения "Красное знамя" (перевод), "Первое мая" и "Кронштадтские матросы" широко известны и вошли во все революционные песенники.
В советское время повести и рассказы Тана переизданы дважды в пяти томах; кроме того, им написаны два новых романа: "Союз молодых" и "Воскресшее племя". Некоторые из рассказов Тана переведены на английский, немецкий и польский языки».
И напоследок скопирую сюда выдержку (в ней, в частности, наряду с Богоразом и вышеуказанный Я.П. Кошкин (Алькор) упоминается) из интереснейшего Обзора СО ОГПУ антисоветской деятельности и группировок среди научной интеллигенции. 1932 г :
Этнографы
В качестве общих задач такого порядка являлись пропаганда и распространение идеалистического понимания сущности исторического процесса и пропаганда антидиалектической точки зрения на исторический процесс. Более специальными задачами являлись: 1) пропаганда расовой теории; 2) распространение идей великодержавного шовинизма; 3) натравливание одной национальной группы на другую и разжигание национальной вражды; 4) обоснование от лица науки территориальных захватов и т.д. Внутренняя и международная обстановка на различных этапах развития крепостничества и капитализма в дореволюционной России выдвигала то одну, то другую из числа названных задач на первый план, что выражалось в частичных перестройках этнографии в дореволюционной России. Исторически современное состояние этнографии, несомненно, связано с упомянутым ее дореволюционным характером, который находит свое отражение и накладывает заметный отпечаток и на современные этнографические работы.
В дореволюционной этнографии наиболее правые крайние устремления были связаны с деятельностью таких центральных научных учреждений и об[щест]в, как Музей антропологии и этнографии (им. императора Петра Великого), Русский музей (им. Александра III), Императорское русское географическое общество, Императорское общество любителей естествознания, антропологии и этнографии. На периферии особо видную роль играло Казанское общество истории, археологии и этнографии. Русское географическое общество имело целую сеть отделений на местах, не исключая крайнего востока Сибири. Во главе многих крупнейших таких учреждений и обществ стояли члены царской фамилии: в Русск[ом] географическом об[щест]ве — вел[икий] кн[язь] Николай Михайлович, в Русском музее — Георгий Михайлович. Виднейшими деятелями внутри этой наиболее правой группы этнографов были: П.П. Семенов-Тян-Шанский, сенатор, член Государственного совета и действ[ительный] тайный советник, по работе теснейшим образом связанный с Русск[им] географическим] об[щест]вом (ему принадлежит «История полувековой деятельности ИРГО 1845-1895 гг. ч. 1-3, Пб. 1896 г.), акад. В.И. Ламанский, действительный тайный советник, по работе связанный с ИРГО, где был секретарем об[щест]ва, а затем председателем этнографического] отделения этого об[щест]ва, основатель органа об[щест]ва «Живая старина», являлся одним из организаторов Русского музея; из школы В.И. Ламанского вышло много различных специалистов разных специальностей (история, этнография, археология, языкознание), как Ф.И. Успенский, Ф.Ф. Зигель, А.С. Будилович, Т.Д. Флоринский, И.С. Пальмов, М.И. Соколов, Р.Ф. Брандт, Н. Ястребов и др. (его учениками напечатаны в честь его «сборники» — Пб., 1883 г., Нов[ый] сборн[ик], Пб, 1904 г., сборник 2-го отделения Акад[емии] наук, 1907-1908 гг.); акад. В.В. Радлов, действительный советник; Н.Н. Бобровников, директор Казанской «инородческой семинарии», позднее попечитель Оренбургского учебного округа и член совета министерства] народного просвещения, В.А. Мошков, артиллерийский генерал; Н.П. Остроумов преподаватель Казанской духовной академии, позднее директор Туркестанской учительской семинарии, переводчик (по поручению английск[ого] библейского общества) Евангелия на узбекский язык; Н.И. Ильминский, известный миссионер, преподаватель Казанск[ой] дух[овной] академии, профессор Казанского ун[иверсите] та, директор Казанской «инородческой семинарии» и т.д.; И.Н. Смирнов, выходец из духовенства, известный участник Мултанского дела в качестве правительственного эксперта; Т.Д. Флоринский, выходец из духовенства; Н.Ф. Ашмарин, связанный с Казанскими миссионерскими кругами; Н.Ф. Катанов, связанный с Казанскими миссионерскими кругами; А.И. Емельянов, связанный с теми же кругами и др.
К более либеральной дореволюционной группе этнографов принадлежали: С.К. Кузнецов, по происхождению из Казани, выходец из мелкой буржуазии; Д.А. Золотарев, С.И. Руденко, Д.К. Зеленин (из г. Вятки, из духовенства), С.А. Теплоухов, П.Н. Луппов (г. Вятка) и др. Эта группа, будучи более либеральной по сравнению с первой, отнюдь не представляя какого-либо цельного однородного течения, по ряду вопросов имела контакт и сращивалась с первой группой.
Третью, более радикальную группу, также не представлявшую собою единого целого, но, в основном, народнического направления, составляли Д.А. Клеменц, Л.Я. Штернберг, В.Г. Богораз-Тан и др. Основное отличие первой группы, наиболее реакционной, заключалось в открытой защите правительства, политики обрусения национальных групп, в терпимом отношении к «инородцам». Вторая группа отличалась большей умеренностью в пропаганде великодержавного великорусского шовинизма (чем, однако, тоже занималась) и прикрывалась подчеркнутой «симпатией» к инонационалам. Обе группы обслуживали запросы правительства по части точных информаций этнографической работой о жизни национальных групп (экономическое состояние, нравы, обычаи и т.п.). Третья группа, оппозицонно настроенная по отношению к правительству и существовавшему строю, по существу искала связей: с иностранными кругами, как бы подрывая этнографическими исследованиями «права» Российской империи на те или иные части ее территории, заселенные национальными группами. Тем самым эта группа теснее была связана с заграничными научными кругами.
Существование и деятельность названных групп необходимо учитывать по линии идеологического влияния при анализе работы этнографов после Октябрьской революции вплоть до настоящего времени.
Наиболее открытыми и прямыми продолжателями дореволюционной этнографии реакционного направления являлись в течение ряда лет лица, отчасти устраненные ныне от научной работы, как А.М. и Л.А. Мерварт, отчасти бежавшие за границу, как Н.М. Могилянский.
Но наибольший интерес представляют группы, лишь видимым, чисто внешним, образом приспособившиеся к новым условиям, по существу же, сохранившие враждебное отношение к делу пролетарской революции. Одной из таких групп являются ученики и сотрудники С.И. Руденко. Научные интересы С.И. Руденко определились еще в дореволюционное время. С.И. Руденко примыкал к кадетам. По научной работе был тесно связан личными отношениями с А. А. Шахматовым и М.И. Ростовцевым, политические убеждения которых хорошо известны. Под видом помощи национальным республикам С.И. Руденко вел, по сути дела, на этнографическом материале, агитацию против советской власти, разжигая националистические настроения. Детальная характеристика его работ в этом отношении дана в статье «Этнография на службе классового врага», в «Советской этнографии», 1931 г., № 3—4; в статье А.Н. Бернштама «Идеализм в этнографии», в сообщениях ГАИМК, 1932 г. т. 1-2 и в подготовленной к печати работе М.Г. Худякова «Великодержавный шовинизм в русской этнографии» в сборнике, отклоненном акад. Комаровым в Географическом об[щест]ве.
Вкратце наиболее характерные черты работы С.И. Руденко в области этнографии заключаются: 1) в националистической настроенности С.И. Руденко: последний, применяя расовую теорию и теорию заимствований, проводит по существу ту точку зрения, что всякие изменения в культуре башкир, казаков и проч[их] народов представляют собою нечто чуждое «национальному духу» этих народов, националистические настроения разжигались Руденко против социалистического строительства; 2) тщательная охрана различных пережитков, на деле тормозящих социалистическое строительство, под видом «родной национальной старины», затемнение классового и эксплуататорского значения соответствующих пережитков; 3) использование ложно объясненных этнографических фактов против социалистического строительства, доказательство при помощи таких «фактов» общего падения культуры в национальных районах; 4) своеобразное применение т.н. теории культурных кругов для доказательства невозможности социалистического строительства в национальных районах. С.И. Руденко жил в Ленинграде, научная деятельность его была связана с работой в Русском музее, в ИПИНе (бывшая КИПС), Акад[емии] наук, в КЭИ (ныне СОПС) Акад[емии] наук, в Рус[ском] географическом об[щест]ве и в Университете (антропологический отдел).
Полевая работа С.И. Руденко протекала преимущественно в Башкирской республике, Казанской и на Алтае — круг «турецких народов», по определению С.И. Руденко. Ближайшими учениками и сотрудниками С.И. Руденко, как видно по изданиям результатов экспедиционных работ, были А.С. Бежкович, С.Н. Могилянская, С.Ф. Баронов, А.Н. Букейхан, Т.Я. Кузьмина, М.П. Грязнов, Н.А. Трофимчук, Ф.А. Фиельструп, А.М. Маргуланов, А.Н. Глухов, Е.Р. Шнейдер, М.Н. Комарова. Из отчетов Акад[емии] наук видно, что в составе экспедиций, начальником которых был С.И. Руденко, принимали, кроме того, участие: Н.В. Розов, С.П. Швецов, А.Н. Глухов, Е.Р. Шнейдер, Л.Э. Каруновская, Л.Н. Потапов, А.Г. Данилин, А.Л. Мелков, Б.Е. Бломквист, Г.Ф. Вильданов, Р.П. Митусова, А.С. Максимович, Ш.А. Койбагарова, З.С. Будницкая, С.Д. Старынкевич — в Киргизской а[втономной] обл. в 1926 г., В.Г. Крыжановскийй — в Уссурийский край в 1928 г., А.П. Новиков — в Ойротию в 1928 г. Кроме того, в антропологических экспедициях с С.И. Руденко работали, кроме поименованных выше лиц, А.Ф. Асфаган, Н.В. Трейтер, Г.Н. Вахитов, К.Н. Гайсина, М.К. Шестаков, Т. Горбунова и в лингвистических — Н.К. Дмитриев, М.М. Билялов, О.И. Шацкая, С. Мирясов, Г.В. Томас, А.И. Хвостов, Н.Б. Эмлер, М.И. Касьянов.
Другой чрезвычайно любопытной группой является круг лиц, связанных с Д.А. Золотаревым. Краткая характеристика одной из его работ была напечатана в журнале «Карело-Мурманский край» за 1930 г. № 6 — «Об очередных задачах изучения карел». Более обстоятельный анализ его последних работ дан в очерке «Этнография на службе у международного империализма» для сборника, задержанного акад. Комаровым. Д.А. Золотарев родом из Рыбинска, из купеческой среды. В Ленинграде работал в Русском музее, в КИПС Акад[емии] наук (позднее ИПИН), в КЭИ (позднее СОПС), в ГАИМК, в Ленинград[ском] ун[иверсите]те, в Р[усском] географическом об[щест]ве, а также в краеведческих организациях. Научные интересы Д.А. Золотарева лежали в плоскости изучения финно-угров (западных). Не являясь столь открытым проводником а/с настроений в этнографии, Д.А. Золотарев, однако, пользовался по существу той же методологией, что и С.И. Руденко. По сути дела, он продолжал в своей этнографической работе дореволюционные установки КИПСа, которые были формулированы в печатной программе, изложенной в «Известиях комиссии по изучению племенного состава населения России», вып. 1, изд. 1917 г. Установки эти заключались в этнографическом обосновании притязаний царского правительства на соседние с Российской империей территории. Д.А. Золотарев дважды печатно заявлял о продолжении этих традиций, пропуская, однако, при цитировании упомянутой программы наиболее одиозные места из нее. Его заявления напечатаны в журн[але] «Природа», 1925 г., № 7-9 и в жур[нале] «Человек», 1928 г., № 1. Однако Д.А. Золотарев, усвоив самый «дух» кадетской программы по части раздела территорий соседних государств по этнографическим (воображаемым) признакам, приспособил свои работы для новых целей. Его работы на карельском материале клонят в сторону «полюбовного» раздела между СССР и Финляндией Карельской республики. Политические установки Д.А. Золотарева объективно совпадают с установками минских фашистов и трудно сказать, насколько это «случайно». Работы Д.А. Золотарева пересыпаны, вместе с тем, а/с тенденциями общего характера, как напр[имер], обоснование необходимости насаждения кулацких хозяйств на границе СССР с Финляндией, тенденциозное объяснение ухода части населения Карелии в Финляндию в связи с белобандитским восстанием 1921-1922 гг. и т.д.
Применяя, в основном, приемы описания, в этнографической работе Д.А. Золотарев в значительной мере был эмпириком, но в то же время пользовался буржуазными теориями заимствования, миграции культурных кругов и расовой теорией. В изданном Академией наук сборнике «Западно-финский сборник», 1930 г., в качестве сотрудников Д.А. Золотарева выступают следующие лица: Л. Л. Капица, Н.Ф. Прыткова, Р.М. Габе, З.П. Малиновская, Я.Я. Ленсу, Х.Ф. Жеребцов и А.Л. Колобаев, в 1927 г. в Кольской экспедиции В.В. Чарнолусский, хорошо известный в качестве рвача и антисоветски настроенного элемента, с той же методологией, что и Д.А. Золотарев, В. Карцели и В.И. Осиновский, В. Скородумов, Н.С. Розов, Г.Х. Богданов, А.И. Иванов, А.А. Рылло, худож[ница] Н.А. Маковская, архитектор Р.М. Габе, С.Д. Синицын, Т.В. Самойлова, Е.Г. Уль, Р.Е. Муравьева, И.И. Васильева, Ф.Г. Иванов-Дятлов, Г.К. Волков. На 1930 г. Д.А. Золотареву удалось сохранить из своих прежних сотрудников одного С.Д. Синицына, прочие были заменены и отведены. В 1927 г. в Кольской экспедиции участвовал лингвист А.И. Емельянов.
По-видимому, аналогичную с Д.А. Золотаревым, а отчасти и С.И. Руденко, роль играл в области этнографии и В.В. Бартольд. Из докладной записки акад. Е. Карского от 23 февр[аля] (архив[ное] дело АН СССР по КЭИ за 1925/26 гг.), которая отразила методологические установки средне-азиатских экспедиций Акад[емии] наук в области этнографии, видно, что средне-азиатские экспедиции с участием В.В. Бартольда и его сотрудников ставили себе задачи изучения «племенного» состава населения в установках дореволюционной КИПС и теми же методами. Какое практическое применение должны были получить эти работы в условиях СССР, не ясно, т.к. печатных работ не появилось. В дореволюционное время эти работы ясно были направлены на защиту интересов царского правительства, в интересах этнографического обоснования возможных захватов. В числе сотрудников и учеников В.В. Бартольда отчеты Академии наук называют, однако, очень немногих. К ним, из виднейших учеников Бартольда, относится работающий ныне в ГАИМК и в Государственном Эрмитаже, А.Ю. Якубовский. В.В. Бартольд держал крепкий контакт с целым рядом реакционных востоковедов, к числу которых принадлежали Н.П. Остроумов, Н.И. Ашмарин, Н.Ф. Катанов и др.
Чрезвычайно характерной чертой востоковедов, независимо от специальностей (история, этнография, лингвистика и т.д.), является своего рода их кастовая замкнутость, распространявшаяся даже на таких ученых, как акад. Н.Я. Марр. При всех резких выступлениях последнего против лингвистов вроде Е. Карского и т.п., Н.Я. Марр упорно до сих пор защищает В.В. Бартольда, очень снисходителен к И.И. Зарубину, А.Н. Генко и т.п.
Особой группой являются ученики и ближайшие сотрудники Д.К. Зеленина. Последний вышел из школы акад. В.И. Ламанского. Происходит он из духовенства и образование получил первоначально в духовной семинарии. Первые работы Д.К. Зеленина печатались в таких органах, как «Вятские епархиальные ведомости», «Русский паломник» и т.п. Революция 1905 г. была им воспринята как «смута», от которой «стоном стонут на Руси тысячи самых мирных людей» (отчет о деятельности Русского музея за 1906 г., стр. 14-15). Первоначальные этнографические работы Д.К. Зеленина были проникнуты нескрываемым презрением к «инородцам», в них проповедуется расовая теория и т.п., равным образом они наполнены агитацией за христианство. В новейших работах Д.К. Зеленина безраздельно господствует грубый эмпиризм, при идеалистическом подходе при объяснении самых элементарных фактов из области этнографии. Особенно сильно представлена в работах Д.К. Зеленина последнего времени буржуазная теория заимствований, резко выступившая в его статье «Принимали ли финны участие в образовании великорусской народности». Д.К. Зеленин по методологии является типичным продолжателем дореволюционной великодержавной шовинистической этнографии. Работа Д.К. Зеленина сосредоточивалась в последнее время в ГАИМК, откуда он был удален, в Музее антропологии и этнографии (работает там и ныне) и в Лен[иниградском] истор[ико]- линг[вистическом] ин[ститу]те, откуда он выбыл по закрытии этнографического отделения. Имеет многочисленных учеников, среди которых много молодежи, не имеющих, однако, большого имени. К числу их принадлежат Н. Никитина, Невский, Тихоницкая, Данилин и др. Тихоницкая и Луппова были исключены из числа аспирантов Академии наук, причем Тихоницкая — дочь расстрелянного за контрреволюцию вятского протоиерея, использует этнографический материал в целях а/с агитации; таков был, например, ее доклад в г. Вятке в местном историческом обществе. Луппова — дочь вятского этнографа П.Н. Луппова, реакционного старика-этнографа, брат которого — бывший земский начальник, лишенец. Родственными связями П.Н. Луппов связан с московским лингвистом Н.М. Каринским. Никитина, Невский и Данилин удалены из ГАИМК. С внешней стороны первые двое не производят впечатления а/с людей, более сомнителен Данилин. Но прошлое всех трех в общественном отношении сомнительно. В методологическом отношении мало чем отличаются от своего учителя Д.К. Зеленина. Из старшего поколения к ученикам Д.К. Зеленина принадлежит Е.В. Матвеева, работавшая ранее в г. Вятке, теперь, кажется, в Нижнем Новгороде. Других учеников Д.К. Зеленина знаю плохо и фамилий не помню.
Особую и чрезвычайно замкнутую группу составляют ученики умершего Л.Я. Штернберг. Последний, являясь крупным специалистом, целиком стоял на почве идеалистической методологии, что обесценивает научное значение его материалов. Штернберг, несомненно, в отличие от этнографов типа Д.К. Зеленина, стоял на «народнической» точке зрения. Вместо великодержавного великорусского шовинизма из его работы проглядывает местный, узкий национализм. В дореволюционное время его поиски связей различных национальных групп России с соответствующими группами народов других стран шли против тенденций царского правительства и обслуживавших последнее время реакционных этнографов. В советских условиях прямое продолжение штернбергианства способно вести к тому же, к чему ведут политические работы Д.А. Золотарева на западных границах СССР. Из числа его учеников особенно ярким почитателем является Винников, с которым бывали случаи отказа подать руку критикам Штернберга из марксистского лагеря. Винников выдает себя за марксиста, но штернбергианство в его работе сказывается очень сильно. К числу учеников относится и сотрудница МАЭ Шприцын[а].
Особую группу представляют и ученики В.Г. Тана-Богораза. Более приближаясь к марксизму, чем даже молодые ученики Штернберга, Богораз остается, тем не менее, эклектиком. А/с выпадов в его работе нет, но следы расовой теории, теории культурных кругов, миграций и т.п.
буржуазных теорий до сих пор чувствуются в его работах. Ложная методология, которой он непоследовательно продолжает все же пользоваться до сих пор, способна вести его при работе на различном национальном материализме в сторону тех же политических результатов, как и работы Д.А. Золотарева и Л.Я. Штернберга. К числу более прогрессивных, чем он сам, его учеников принадлежит С.П. Толстов, работающий в Москве. Близкий контакт с ним (с Богоразом) держит из числа этнографов-коммунистов Я.П. Кошкин, слабо усвоивший методологию марксизма (см. сборник «Против буржуазной контрабанды в языкознании», изд[ание] ГАИМК, 1932 г., статью Улитина). Тесное общение с Богоразом имеет его ученик З.Е. Черняков. Сюда же относится Г. Прокофьев. Если центром штернбергианцев в настоящее время является МАЭ, то центром богоразовцев — Институт народов Севера в Ленинграде. Названные группы почти целиком представляют этнографов г. Ленинграда.
Что касается Москвы, то наиболее заметные этнографические группы представлены там, с одной стороны, П.Ф. Преображенским, с другой — В.К. Никольским. Ни тот, ни другой не являются марксистами. Более правым является П.Ф. Преображенский. П.Ф. Преображенский — несомненный эклектик, находящийся под сильным влиянием буржуазной этнологии. Отсюда усвоение и применение в работах буржуазных теорий миграции, заимствований и культурных кругов. Реакционные устремления буржуазных этнографов, таким образом, находят свое отражение и в работах П.Ф. Преображенского. Ученики мне его малоизвестны. Состоявший в числе аспирантов ГАИМК А.М. Золотарев, бывший ученик П.Ф. Преображенского, заметно отражал в своих работах тенденции буржуазной науки, несмотря на отдельные и более удачные статьи.
В течение долгого времени слыл за марксиста В.К. Никольский, на деле далекий от марксизма, как можно судить по его основным работам и устным выступлениям по научным вопросам. Наряду с наличным, как и у П.Ф. Преображенского, преклонением перед западной наукой, В.К. Никольский отличается какой-то особой «развинченностью», неустойчивостью мнений, «бесхребетностью». Замеченные другими ошибки обычно обращает в шутку, создавая вокруг этого настоящий «балаган». Но иногда «балаганство» В.К. Никольского переступает границы возможного. Так, на лекции у студентов в Москве им было заявлено в начале 1932 г. что ЦК проявляет по отношению к М.Н. Покровскому «гнилой либерализм», не давая его критиковать. В результате студенты удалили В.К. Никольского с лекции.
Менее заметным является в Москве П. Кушнер. Последний, как и В.К. Никольский, слывет в качестве марксиста, однако, по методологии мало напоминает такового. Чрезвычайно характерным в этом отнощении является, например, настойчивое отрицание первобытного коммунизма, явно под влиянием Г. Кунова к других буржуазных противников марксизма. П. Кушнер-Кнышев расценивает теорию первобытного коммунизма как богдановскую теорию, игнорируя, вместе с тем, все то, что было по этому вопросу сказано К. Марксом, Ф. Энгельсом и В.И. Лениным.
Аналогичные антимарксистские установки П. Кушнера, разумеется, не могут не оставаться без влияния на подготовку учащейся молодежи. Политическое знание соответствущих искривлений подробнее охарактеризовано мною в предисловии к работе А. Бернштама и Е. Кричевского, к вопросу о закономерности в развитии первобытно-коммунистической формации (печатается в Изв[естиях] ГАИМК и в ближайшее время выйдет в свет).
Из числа одиночек-этнографов, которые не обозначают сколько-нибудь заметных самостоятельных направлений в Ленинграде, могут быть отмечены несколько человек археологов, занимающихся в это же самое время и этнографией. Таковыми являются А.А. Миллер, П.П. Ефименко, Теплоухов и другие, но их влияние в науке сказывается, преимущественно по линии археологии. Из более заметных этнографов на периферии следует отметить сибирских этнографов Е.Р. Шнейдер и Л.Н. Доброву-Ядринцеву, оба — представители великодержавного шовинизма в этнографии. Не менее реакционный сибирский этнограф И.А. Лопатин в 1928 г. эмигрировал из пределов СССР в Америку. Из уральских работников — Берс, работы которого целиком находятся под влиянием В. А. Городцова, Ю.В. Готье и других реакционных археологов. В Самаре — П.А. Преображенский и Е.И. Охитович. Оба — представители великодержавного шовинизма в этнографии. Во Владикавказе — В.П. Пожидаев — великодержавный шовинист в этнографии».
Владимир Германович Богораз-Тан скончался в мае 1936 года. Удостоен статьи в Малой советской энциклопедии.
С уважением к товарищам. Жму руки!
Сергей Гольцев.
Завтра товарищ Реми обещал поделиться чем-то новым.