Прививка от нацизма. Мемориал на месте концлагеря Маутхаузен в Австрии сохранен потомкам в назидание
На станцию назначения поезд пришел в глубоких сумерках, почти в полной темноте. За минуту или две до этого прогромыхал по мосту — Дунай. Надвигающаяся ночь и висящий над рекой туман сделали свое: кроме двух-трех тусклых огней где-то вдалеке — ничего больше.
Теперь пешком тут ходят редко и с большой осторожностью.Фото: Александр Емельяненков / РГ
Выбрались из вагона. Если бы вдруг, невидимые в темноте, наперебой залаяли овчарки, — удивились бы только мои попутчики, первыми сошедшие на перрон. Но они, лишь зябко поежившись, подняв воротники и поправив заплечные мешки с пожитками, потянулись на свет фонаря, одиноко горевшего над узкой полоской тротуара. Дошли и дисциплинированно выстроились в очередь.
«Остановка!» — сообразил я и только тут заметил два притаившихся в стороне автобуса с погашенными фарами.
— Entschuldigen Sie, bitte, — призвал я на помощь школьные запасы немецкого и вытащил карту, распечатанную из «Яндекса» еще в Москве. — Как бы мне быстрее до гостиницы дойти?
Пожилой и единственный во всей очереди мужчина дал понять, что не местный и такого адреса не знает. Извинился, вместе с группой подростков сел в подошедший автобус и уехал.
Под фонарем на узкой полоске асфальта посреди темноты вместе со мной осталось двое — парень и девушка. Старшеклассники или, может, уже студенты. Вслед за их одинаково тяжелыми рюкзаками поднялся и я на ступеньку второго подошедшего автобуса. Водитель с минуту разглядывал карту, переспрашивал адрес, а потом усмехнулся и дал знак: садись.
Облегченно вздохнув, я устроился на первом сиденье. На трех последующих остановках входили-выходили люди, водитель у каждого проверял проездной, у кого не было — брал наличные. А в боковом окошке его механический автокассы аккуратно звенела сдача. Только на четвертой Haltestelle мой спаситель кивнул: «Hier!». От пяти евро на моей протянутой ладони благородно отказался и просто открыл переднюю дверь.
Но «здесь» оказалось не совсем тут.
Это днем, и если уже осмотрелся, Маутхаузен — большая деревня на левом берегу Дуная в двадцати километрах от города Линц. А для незнакомца ночью — лабиринт мощеных камнем кривых и узких улочек с крутыми спусками и слепыми поворотами.
Разглядеть это все по-настоящему, а что-то сфотографировать смогу только назавтра, когда рассветет, и я «zu Fuss», как было задумано, пойду той самой дорогой, по которой в феврале 45-го вели с вокзала Маутхаузен в концлагерь Маутхаузен большую партию военнопленных. Их отправили сюда 13 февраля по железной дороге из концлагеря Заксенхаузен, что был в 30 километрах к северу от Берлина.
А. Артамонов. Портрет Дмитрия Михайловича Карбышева. Фото: ТАСС
С этой группой заключенных, согласно обнаруженным после войны свидетельствам, был этапирован в Маутхаузен 64-летний генерал-лейтенант Дмитрий Карбышев. И это последнее, не вызывающее сомнений, документальное свидетельство о героической и мученической эпопее русского генерала в немецком плену.
О той борьбе, что он, как любой заключенный, был вынужден вести с голодом и приступами внутреннего отчаяния. С собственными недугами и неизбежными в концлагере эпидемиями. С июльской духотой, когда было нечем дышать в переполненных бараках, и с холодом, ветрами, пронизывающими до костей зимой. С доносами соглядатаев и провокаторов, с посулами лагерного начальства и уговорами бывших сослуживцев, переметнувшихся на сторону врага…
О той незримой войне, которую генерал-лейтенант инженерных войск Дмитрий Михайлович Карбышев не прекратил, оказавшись в силу особых обстоятельств далеко от фронта боевых действий. Силою своего духа, своей непреклонной твердостью, а главное — личным примером он укреплял волю к борьбе у тех, кто оказался рядом с ним в лагерных застенках и кто был не просто младше его по званию и возрасту, но кто был физически сильнее и выносливее, а значит — имел больше шансов выжить и продолжить сопротивление.
Укрепляя надежду одних, сохраняя воинскую честь и человеческое достоинство даже в мелочах, говоря о неизбежной победе русского оружия, он сеял сомнения, неуверенность и животный страх среди своих надзирателей и палачей. И это был уникальный в своем роде случай, когда те люди, которые его открыто ненавидели и втайне боялись, до самого последнего не решались его убить.
Хотя имели для этого 1312 возможностей — столько ночей и дней держали в плену русского генерала. И столько же дней и ночей не сдавал свою крепость Дмитрий Карбышев.
Путь по лагерям
За три с половиной года он побывал в тринадцати (!) местах заключения на территории Белоруссии, Польши, Германии, Австрии. Однако документов и заслуживающих доверия свидетельств, показывающих и подтверждающих перемещение генерала-узника по концлагерям и тюрьмам, очень немного.
Сохранилась, найдена и теперь уже доступна в ОБД «Мемориал» карточка военно-пленного Карбышева, из которой знающему человеку видно, что это не первый и не последний документ о его нахождении в неволе. С высокой долей вероятности можно предположить, что карточка составлена в момент поступления высокопоставленного узника в лагерь Хаммельбург, где нацисты содержали попавших в плен советских офицеров и генералов. А таких, увы, было немало.
Пометки, штампы и записи от руки говорят о том, Дмитрий Карбышев доставлен в этот лагерь (на немецком — Oflag XXIIID) 12 апреля 1942 года. И в этот же день составлена сама карточка. На лицевой стороне: дата и место рождения — 27 октября 1880 года, город Омск, воинское звание — генерал-лейтенант, место службы — Москва, Генеральный штаб. Здесь же уточняется, откуда доставлен — Stalag 325.
Теперь, разобравшись в деталях, рискну уточнить: упоминаемый «шталаг», откуда доставили Карбышева в Хаммельбург, это лагерь для советских офицеров рядом с польским городом Замосць (Замостье) — один из сателитных лагерей-филиалов Stalag 325, центр которого разместили в Равва-Русской на Западной Украине, почти у самой границы Львовской области с Польшей. Из карточки это не следует, но по рассказам узников Замостья, в конце 41-го лагерь охватила эпидемия сыпного тифа. В бараке №11 свалился без сил и Дмитрий Карбышев. Умерших устали выносить и перестали оплакивать. И только Богу известно, каким чудом товарищи смогли выходить генерала, еще до войны разменявшего седьмой десяток лет…
Карточка военнопленного Дмитрия Карбышева, составленная в лагерном лазарете. Май 1943 года.
На оборотной стороне той же карточки — имена отца и матери, а также точный адрес жены: Москва, Смоленский бульвар, 15, кв. 31, Карбышева Лидия. Тут же сказано, что в плен Дмитрий Карбышев попал 18 июля 1941 в районе Новый Бишан. Это уже современный перевод неразборчивой записи на немецком, предположительно — Neue Bischan. Населенного пункта с таким или похожим названием я не смог найти на современных картах Белоруссии, где генерал Карбышев выходил из окружения и был захвачен в плен. И во всех многомиллионных записях ОБД «Мемориал» такое географическое словосочетание — Новый Бишан — всплывает только единожды, и только в связи с карточкой военнопленного Карбышева, которому присвоен лагерный № 5730.
С лицевой стороны на карточке есть еще два штампа на немецком: «Oflag 62», наискосок перечеркнутый красным, и «Eingang 15.6.42». Трактовать их можно по-разному, но одно из возможных пониманий такое: с 12 апреля до середины июня генерал Карбышев проходил двухмесячный карантин в Oflag 62, а после этого был переведен на основную часть офицерского лагеря в Хаммельбурге.
Период пребывания здесь генерала Карбышева (в общей сложности более года), как и сама история этого лагеря, описаны многократно, с разных позиций и с разной степенью доказательности. Не вступая в спор по частностям, отметим главное: это был не самый тяжелый физически, но в психологическом, моральном отношении — самый драматичный и судьбоносный период за все время нахождения в плену.
Генерал Власов сдался врагу только 11 июля 1942 года. А так называемое «Смоленское воззвание» за его и генерал-майора В.Ф. Малышкина подписью немецкая пропаганда обнародует лишь в самом конце года, 27 декабря, когда на всем Восточном фронте — под Ленинградом, на Ржевском выступе, в Сталинграде и Крыму шли ожесточенные бои, исход которых еще не был предрешен. А искать среди военнопленных и вербовать на свою сторону кадровых офицеров нацисты не переставали с первых дней войны. На генералов, тем более с богатым инженерным, еще «досоветским» опытом спрос был особый…
Но этот, сухощавый и прямой, словно жердь, понимающий и говорящий безукоризненно по-немецки, но требующий, чтобы с ним держали себя как с военнопленным и обеспечили переводчика, не покачнулся от сладких речей и посулов в высоких кабинетах и не сломался в одиночной камере гестаповской тюрьмы в Берлине на Принц-Альбертштрассе, 5. Не дрогнул и потом, когда после очередной порции отвергнутых пряников его отправили, словно под контрастный душ, в тюрьму гестапо в Нюрнберге.
Летом 43-го в Нюрнберге, как сказали бы сейчас, Карбышева прессовали по полной. Тяжелое поражение Вермахта в Сталинграде с пленением фельдмаршала Паулюса и большого числа немецких, венгерских, румынских солдат и офицеров, вынужденное оставление Ржева и отвод войск со всего Ржевского выступа — пресловутой «линии фюрера», нависшая опасность открытия второго фронта в Европе с высадкой сил США и Великобритании вынуждали руководство фашистской Германии искать дополнительные ресурсы, опыт и возможности для ведения, в том числе, оборонительных действий, создания эффективных преград и современных средств защиты крупных городов, объектов оборонного назначения, военной и гражданской инфраструктуры.
Советскому генералу с большими знаниями и практическим опытом в области инженерного дела и военной фортификации делали очень лестные предложения на уровне первых лиц Рейха. Лично Гитлер с ним не встречался, но генерал-фельдмаршал Кейтель, начальник штаба Верховного командования немецкой армии, как утверждают некоторые источники, такую аудиенция имел. Однако Карбышев и здесь остался непреклонен. К итогам именно этой встречи приписывают его самые известные слова:
«Мои убеждения не выпадают вместе с зубами от недостатка витаминов в лагерном рационе. Я солдат и остаюсь верен своему долгу. А он запрещает мне работать на ту страну, которая находится в состоянии войны с моей Родиной».
Из нюрнбергской тюрьмы под усиленным конвоем эсэсовцев, в наручниках генерала Карбышева увезут навсегда. Сначала на каторжные работы в концлагерь Флоссенбург в южной Баварии. Оттуда — в польский Майданек. Из Майданека, опасаясь наступления Красной Армии, спешно эвакуируют в Освенцим (Аусшвиц).
23 июля 1944 года, когда Дмитрий Карбышев будет еще в Освенциме, советские войска освободят уцелевших узников Майданека. Миру откроется весь непридуманный ужас нацистских лагерей смерти. Тем же летом будут освобождены Треблинка, Собибор и лагеря, в которых содержался генерал Карбышев в начальные месяцы плена — Stalag 324 близ Острув-Мазовецка и Stalag 325 в Замостье.
А генерал-фельдмаршал Кейтель, в отличие от генерал-лейтенанта Карбышева, в Нюрнберг вернется. Но только в 45-м и только в одном качестве — как обвиняемый Международным военным трибуналом в преступлениях против человечества. Будет приговорен к смертной казни через повешение и 16 октября 1946 года там же казнен. Но еще до суда, в ночь с 8 на 9 мая 1945 года именно Кейтель подпишет в Карлхорсте рядом с Берлином Акт о безоговорочной капитуляции Германии.
Для новобранцев посещение «Маутхаузена» — обязательная программа. Как прививка.Фото: Александр Емельяненков
Прививка от нацизма
Два неполных дня в Маутхаузене вместили многое. А самым первым, что запомнилось, было участливое внимание водителя автобуса и семейной пары в небольшом кафе, когда я в полной темноте искал дорогу к своему ночлегу, перед этим самонадеянно решив, что недавно построенный отель Dоnauhoff найду без труда и хотел было отправиться с вокзала пешком.
Зачем? Чтобы набраться впечатлений, настроиться психологически, даже страх почувствовать от неизведанного…
А иначе как понять, предположить, догадаться, что было или могло быть в ту длинную февральскую ночь или совсем короткий световой день, когда эшелон с вновь прибывшими узниками заскрипел тормозами в Маутхаузене?
Скольких человек из вагонов вынесли уже окоченевшими трупами и сложили, для подсчета, в ряд прямо возле рельсов?
Кого товарищи выводили под руки, давая шанс «расходить» больные ноги, совсем отекшие за четверо суток пути?
И собаки у эсэсовцев на поводках в ту ночь и наутро, без сомнения, были. Но теперь здесь с собаками никого не встречают. Теперь тут просто гуляют с ними — по крутым дорожкам городка и рядом с мемориальной зоной.
На саму территорию мемориала ни с собаками, ни даже на велосипедах нельзя. Оставить велосипед, припарковать личный автомобиль или автобус — это пожалуйста: место предусмотрено и денег не берут. Но только на время экскурсии. Остановиться на ночь со своим авто, разбить палаточный лагерь в том месте, где трагически оборвалась жизнь более 125 тысяч людей разных национальностей, решительно нельзя. А только если в городе или другом разрешенном месте.
Вход на территорию мемориала, как и парковка рядом с ним, свободны — для детей и взрослых, граждан Австрии и прочих граждан. Аудиогид на нескольких языках, включая русский, — 3 евро. Иногда, как было в моем случае, и залога никакого не берут. Экскурсовод для групп, а два человека здесь уже считают группой, тоже будет выделен бесплатно. Единственное, что нужно — заранее подать заявку.
Маутхаузен. Гранитный карьер. Каторжный труд под прицелами пулеметов.
Мечта не умирает с человеком
Цитировать слова генерала Карбышева и его наставления товарищам в плену, дошедшие к нам во множестве устных пересказов и бессчетное количество раз положенные на бумагу, обыгранные в кино, на ТВ и по радио, сегодня не хочется. И не потому, что в чем-то сомневаюсь. А по той очевидной причине, что сверить с подлинником ничего из написанного и сказанного с экрана, прозвучавшего от первого лица в теле и радиоэфире, при всем желании нельзя.
Иными словами, все то, что давно уже разобрано на цитаты и возведено в постулат непогрешимой истины, ни тем, ни другим не является. А было и остается всего лишь авторскими импровизациями. В лучшем случае — попыткой реконструкции имевших место событий. А чаше — банальной перелицовкой под себя уже написанного прежде.
Цитировать придуманное задним числом, да еще прошедшее цензуру образца 50-60 годов и отшлифованное до афоризмов современными редакторами, правда, не хочется. И за это, надеюсь, меня не осудят.
А вот попытаться понять, проникнуться материалом, погрузившись в те или иные внешние обстоятельства, изучив реальную биографию человека, историю его рода и семьи, и уже на этой «гуманитарной базе» предположить, о чем он думал или мог думать в тот или иной момент, о чем тревожился, что вспоминал, о чем мечтал или даже не догадывался, — можно. Хотя навязывать что-либо или на чем-то настаивать не следует и тут.
Что как заноза с первых дней плена сидело у Карбышева в голове? Может быть это: почему система военного управления в западных округах СССР буквально рухнула в первые же дни после нападения Германии?! И дальше, в ответ на те газеты и листовки, что ему время от времени подсовывали нацисты: как могло случиться, что немец дошел до Москвы, блокировал Ленинград и рвется к Волге под Сталинградом?
За что себя в минуту душевного отчаяния корил? Что из-за вечной службы мало с сыном общался. Что Алису, жену свою первую, от рокового выстрела не уберег. А может, что семья его остается в неведении, а он не находит способа весть о себе подать…
О чем еще мог сожалеть теряющий силы русский генерал? Может быть, о том, что не согласился с Голубевым идти на Гомель и не воспользовался поддержкой пограничников? Но кто в плену мог ему рассказать, что отряд пограничников с Августовской заставы под началом майора Гурия Здорнова, а с ними и остатки штаба 10-й армии вместе с генерал-лейтенантом Д.К. Голубевым уже 19 июля вышли из окружения и соединились на Днепре с контратакующими частями 63-го корпуса генерал-лейтенанта Леонида Петровского?!
Что потом, когда увидел немцев рядом с собой, не застрелился?
А может, что не умер от тифа в лагере Замосць на территории Польши — еще в сентябре 41-го? Тогда не было бы Хаммельбурга, Флоссенбурга, гестаповских тюрем в Берлине и Нюрнберге, Майданека с Освенцимом и Заксенхаузена. И на холодных камнях в Маутхаузене февральской ночью 45-го обнаженные узники прощались бы с жизнью без него…
Как относились к генералам и другим попавшим в плен большезвездным командирам их подчиненные — рядовые красноармейцы и младшие офицеры, надевшие погоны уже на фронте? Презирали? Сочувствовали? Осуждали? «Мы тут под пулями и бомбежкой, а они за кусок хлеба с похлебкой на наши головы снаряды клепают?!»
«Не приведи бог!» — думаю, так ответил бы мой неверующий отец, спроси я его про отношение к пленным. Потому что сам он в конце августа 41-го буквально чудом вырвался из окружения под Торопцом и Андреаполем и не хотел об этом рассказывать. Хотя в ноябре, той же осенью, командир перед строем вручил ему медаль «За отвагу». Потом был 42-й — командиром минометного расчета держал оборону под Юхновом. Танковое училище в 43-м и еще год наступательных боев в должности командира самоходки Су-100 в Белоруссии, Прибалтике, Польше и на балтийском побережье Германии …
Лагерей военнопленных на их пути не попадалось или просто не рассказывал — гадать не стану. Но после войны, когда за одним столом собирались по случаю деревенские мужики — трактористы, пастухи да плотники, кто хромой, кто на протезе, кто при двух руках-ногах, орденами ни кичились и пленом никого не попрекали. Всякому своя судьба.
Больше года проведя в плену, Дмитрий Карбышев никак не ожидал, что генерал Власов, выдвиженец Сталина, так легко согласится на предательство. А для себя раз и навсегда решил: с Власовым и РОА ему не по пути.
Не ожидал он и того, что встретит в лагере бывшего офицера царской армии по фамилии Пилит, с которым когда-то строил укрепления в Бресте и почитал за умелого фортификатора. А теперь он как один из опытных вербовщиков будет на разные лады увещевать Карбышева сдать крепость и пойти в услужение врагу…
Маутхаузен. Поступление новой партии узников. Фото: из немецкого архива
А вспоминал о чем, когда мог остаться наедине и хоть на время отрешиться от окружающего? Как молодым подпоручиком осенью 1900 года прибыл из Николаевского училища в Хабаровск, в штаб Приамурского военного округа, а оттуда был направлен в саперный батальон под Владивостоком. Как экзамены сдавал в Николаевскую военно-инженерную академию: 25 дней — 23 предмета, и почти по всем — высшие баллы… Как в 1906-м, когда солдаты Владивостокской крепости восстали против старых порядков и дошло до столкновений с полицией, не стал писать донос на подчиненных и свидетельствовать против тех, с кем вместе воевал под Мукденом, В результате, несмотря на четыре полученных ордена, пришлось распрощаться с военной службой. Думал — навсегда, а оно вон как вышло…
Вслед за этими мыслями потянулись другие. Нет, не зря летом 14-го, едва началась война с Германией, подал рапорт с просьбой отпустить его из инженерного управления на передовую. Воевал в Карпатах в восьмой армии генерала Алексея Брусилова. Да, в марте 1915-го под Перемышлем был ранен, попал в госпиталь. Но зато встретил там свою судьбу: сестра милосердия Лидия Васильевна Опацкая станет ему женой, возьмет его фамилию, в их семье родятся две дочери и сын. А значит, не прервется род, даже если сам он из плена не вернется…
Дмитрий Карбышев на Первой мировой войне. 1914 год.
Повернулся, поправил сползший край одеяла — и снова мысли о самых дорогих. Как с Лидией в церкви венчались. Как зимой 29-го у него, наконец, появился сын. И как непростительно мало он был с семьей в их доме №15 на Смоленском бульваре в Москве, где они жили с 1923 года…
О чем он мог в тех условиях мечтать? После войны вместе с сыном Алексеем обязательно съездить в Омск — показать места, где родился и вырос сам. А еще, если случится, подержать на коленях внуков. Но прежде — узнать, что Гродно и Брестская крепость снова в наших руках.
И радовался — ничуть не меньше, чем открытию второго фронта — даже самым малым знакам солидарности среди узников, говорящих на разных языках.
А боялся больше всего на свете встретить среди малолетних узников своего сына. Или — старшую дочь, которая еще до войны с золотой медалью закончила школу и стала курсантом Высшего инженерно-технического Краснознаменного училища ВМФ — первой из женщин.
На что до последней минуты надеялся? Что кто-то из узников выживет, дождется своих, расскажет, где и как он закончил свой путь. Что семья уцелеет в мясорубке войны и род Карбышевых не прервется.
А вот о чем точно не думал и думать не мог, что через 70 лет после его гибели найдутся диванные аналитики, которые станут итожить число установленных в честь генерала Карбышева памятников, бюстов, мемориальных досок, названных его именем улиц, площадей, школ и задаваться вопросом: а соразмерны ли почести тому, что генерал совершил?? В полемическом запале будут проводить сравнения, делать аналогии и пытаться взвешивать на весах своего скудоумия то немногое, что не имеет веса и числа…
А о чем Дмитрий Карбышев никогда не узнает?
Что письмо его из-под Гродно, которая семья получит в день объявления войны, будет сохранено вдовой и станет последним от него рукописным свидетельством: «От Ляли получил одну телеграмму, от вас весточки нет… Пишу вам и Ляле пока аккуратно каждый день. По-видимому, эту неделю пробуду в Гродно, а затем уеду, куда еще точно не надумал. По-видимому, в конце недели переберусь в Белосток. Новый адрес сообщу, а пока пишите по старому…».
Что командующий 18-й армией Резервного фронта генерал-лейтенант Владимир Качалов, знакомый ему еще по Гражданской, погибнет в танке при выходе из окружения южнее Смоленска, но будет захвачен вместе с личными документами и объявлен немецкой пропагандой добровольно сдавшимся в плен. Об этом выпустят фальшивую листовку, а семья генерала без должной проверки будет репрессирована и выслана из Москвы.
Что в годы Второй мировой войны в немецкий плен попадут более 80 генералов Красной Армии. 26 из них, включая самого генерала Карбышева, погибнут в лагерных застенках. Остальных после победы депортируют в Советский Союз. Генерала Власова и его сторонников в один день — 1 августа 1946 года — по решению Военной коллегии Верховного Суда СССР повесят во внутреннем дворе Бутырской тюрьмы. Еще 17 именитых предателей расстреляют, других приговорят к различным срокам заключения. 25 побывавших в плену генералов после тщательных проверок оправдают. Но только он один будет посмертно удостоен звания Герой Советского Союза: 16 августа 1946 года на этот счет выйдет отдельный указ Верховного Совета СССР.
Не узнает и о том, что командующий 10-й армией генерал-майор Константин Голубев, с которым судьба ненадолго свела в июне 41-го под Белостоком и с которым пути-дороги драматически разошлись, спустя год даст на Карбышева показания: «В середине июля 1941 года, одетый в гражданское платье, ушёл из отряда в направлении на Смоленск». А сам К.Д. Голубев после ранения в 44-м от прямого командования войсками отойдет и до августа 49-го будет вторым по должности лицом в СССР, кто ведал репатриацией советских граждан из Германии и союзных государств. Дела известных военнопленных, в том числе и дело генерала Карбышева, мимо него, конечно, не пройдут…
Что сын Алексей, родившийся 18 февраля 1929 года, узнав, где, как и в какой день погиб его отец, не станет больше отмечать свой день рождения. Вместе с матерью он побывает в Маутхаузене, когда там открывали памятник отцу. А Лидия Васильевна, став вдовой, до конца своих дней не снимет траура. И даже когда станет бабушкой, не сможет вместе с внуками радоваться в День победы…
Что его старшая дочь Елена войну встретила в Ленинграде. И там получила от отца последнее короткое письмо к дню рождения: «Сегодня, Лялюшка, пошлю тебе телеграмму. Мой временный адрес: Гродно, почтовый ящик… Попытайся написать, может быть, письмо меня и застанет…». В период обороны Ленинграда принимала участие в строительстве защитных рубежей. Потом, вместе со своим училищем, была эвакуирована. А после войны, уже выйдя замуж, но сохранив фамилию отца, будет служить на военно-морской базе Черноморского флота в Поти, с 1963 года — в Главном штабе ВМФ, после увольнения с военной службы — в аналитическом отделе ГРУ. В личном плане, на общественных началах очень много сделает для сохранения памяти о генерале Карбышева и передаст эту эстафету своим сыновьям.
Что аэропорт в его родном Омске, куда он хотел привезти сына, и школу при российском посольстве в Австрии, где даже не надеялся побывать, через 80 лет после начала Второй мировой войны и за год до 75-летия Победы назовут именем генерала Карбышева. А фамилию деда будут с гордостью нести его внук Дмитрий Алексеевич Карбышев и два правнука…
Он никогда не узнает, а мы знать должны: перед входом на территорию мемориального комплекса «Маутхаузен» в феврале 1948 года был установлен временный, а 12 мая 1963 года открыт широко известный ныне памятник генералу Д.М. Карбышеву (скульптор — Владимир Цигаль) со словами: «Дмитрию Карбышеву. Ученому. Воину. Коммунисту. Жизнь и смерть его были подвигом во имя жизни».
А за воротами, уже на внутренней территории бывшего лагеря, на вмурованной в «Стену плача» мемориальной доске, текст на русском и немецком гласит: «На этом месте мучительной смертью погиб генерал-лейтенант инженерных войск Советской Армии Герой Советского Союза Карбышев Дмитрий Михайлович 1880-1945 гг». Однако в Зале имен «Маутхазена», где собран и представлен в виде книги документально подтвержденный список узников этого концлагеря из разных стран и разных национальностей, имени Карбышева нет и поныне. Главный над всем мемориалом человек госпожа Барбара Глюк (Barbara Glück) в ответ на этот вопрос разводит руками: подтверждающих документов не найдено.
Фото: Александр Емельяненков / РГ
Имена и символы
Два дня в Маутхаузене и всю неделю до командировки меня неотступно мучала головная боль. И в переносном смысле даже больше, чем в прямом.
Как так вышло, что за 75 лет с момента гибели генерала Карбышева мы так много слов о нем сказали — высоких и высокопарных, так много создали символических мест памяти о нем и продолжаем их создавать, так горячо возмущаемся и вступаем в дискуссию, если кто-то по неосторожности или в силу своего скудоумия бросает что-то обидное в адрес погибшего в плену генерала или в чем-то вполне законно сомневается, — но не озаботились тем, чтобы с максимально возможной на этот день достоверностью восстановить, документировать обстоятельства пребывания в немецком плену генерал-лейтенанта инженерных войск Дмитрия Михайловича Карбышева.Мы много усилий потратили и продолжаем тратить на символизм. И так мало сделали для восстановления памяти о погибших
Единственного генерала из действующего состава РККА, кто свою войну — с 41-го по 45-й — провел в немецких концлагерях и тюрьмах. За три месяца до Победы погиб, а спустя полтора года — 16 августа 1946-го — посмертно был удостоен звания Героя Советского Союза.
Мы и по сей день не знаем и не можем говорить определенно, в какой день, как и где именно погиб генерал Карбышев — при всем обилии экранных и беллетризованных версий и его написанных постфактум биографий.
— В концлагере Флоссенбург теперь есть даже мемориальная доска, подтверждающая, что Дмитрий Карбышев содержался здесь в качестве военнопленного. Был там недавно и сам видел, — по телефону из Москвы сообщил мне прямо в Маутхазен Виктор Иосифович Тумаркин, технический руководитель проектов ОБД «Мемориал» и «Подвиг народа». — А про место, где вы сейчас, нового сказать не могу. Документы о Маутхаузене, что были известны и переданы нам для оцифровки, уже обработаны и представлены в открытом доступе…ДОСЛОВНОВ январе 1945 г. я в числе 1000 человек пленных с завода Хейнкель был отправлен в лагерь уничтожения Маутхаузен, в этой команде был генерал Карбышев и еще несколько человек советских офицеров. По прибытии в Маутхаузен целый день пробыли на морозе. Вечером для всех 1000 человек был устроен холодный душ, а после этого в одних рубашках и колодках построили на плацу и продержали до 6 часов утра. Из 1000 человек, прибывших в Маутхаузен, умерли 480. Умер и генерал Дмитрий Карбышев».
Из сообщения майора канадской армии Седдона де Сент-Клера представителю советского Комитета по репатриации
Помимо того, что есть в ОБД «Мемориал», существует некий документ в немецких архивах, якобы подтверждающий что 16 февраля 1945 года из Заксенхаузена в Маутхаузен действительно прибыл транспорт, в котором было 2490 человек. Но фамилии Карбышева в этом поименном списке зарегистрированных заключенных нет.
Неужели нацисты так сумели замести следы? Неужели никто из выживших узников, кроме записанных признаний майора канадской армии Седдона де Сент-Клера и косвенных показаний подполковника Сорокина, не оставил других свидетельств? Может, где в архивах лежит, никем не найденная, эта посмертная весть??
И речь не об одном только Дмитрии Карбышеве, который помимо прочего стал невольным символом общей проблемы.
Мы так много усилий потратили и продолжаем тратить на символизм, и так мало сделали для восстановления именной памяти о погибших. Ведь не безликая масса, а живые люди — со своими родными и близкими — погибали в плену. Как и те, кто погибал в те же дни на фронте. Когда видишь, как с этой памятью бережно обращаться в других странах, как в этом участвуют обычные семьи и отдельные граждане, начинаешь многое переосмысливать…
Со мной соглашается, к счастью, и Дмитрий Алексеевич Карбышев, внук погибшего генерала, у которого уже два своих сына с той же фамилией подрастают. «Маутхаузен — место силы для нашей семьи» — сказал он моей коллеге Юлии Эггер, работающей в Центре науки и культуры при нашем посольстве в Вене. Сказал ей и повторил мне.P.S.
Место силы… Достойный пример подал нам недавно ушедший из жизни австрийский историк, энтузиаст и неутомимый исследователь Петер Сиксль. С интервалом в несколько лет им были подготовлены и выпущены на русском языке два издания Книги памяти «Советские граждане, погибшие в Австрии в годы Второй мировой войны, и места их захоронения». Автора не стало в июне 2019-го, незадолго до его 75-летия…
Логичным следующим шагом и данью благодарности самому доктору Сикслю мог бы стать перевод этой книги и содержащегося в ней именного списка погибших в электронный вид. Так, чтобы это стало общедоступным ресурсом в ОБД «Мемориал» и на портале «Память народа». Сотрудники российского посольства в Австрии, которые по должности ведут эту работу, и их добровольные помощники в Российской центре науки и культуры там же, в Вене, со мной согласились, но дали понять, что это за рамками их полномочий и возможностей, а в исключительной компетенции Минобороны России.
Вена — Сант-Валентин — Маутхаузен — Линц — Москва — Подольск.
Январь-февраль 2020 года.