Грозит ли русскому языку реформа орфографии
Объявление Михаила Мишустина о создании правительственной комиссии по русскому языку отозвалось тревогой в сердцах сограждан.
Многие поминают недобрым словом статью Сталина о вопросах языкознания. Один хороший поэт написал: «с настоящего момента использование неканонических орфографии и пунктуации приобретает оппозиционный характер». Еще одна поэтесса предсказывает, что теперь нам всем запретят писать «в Украине» и вменят в обязанность использовать только предлог «на».
Если пофантазировать, чего бы я мог опасаться по этому поводу, то я бы обратил внимание на экономическую сторону дела. Российские власти и прежде неутомимо изобретали новые способы пополнения казны, а наш премьер к тому же еще и налоговик по основному профилю. Собирать деньги можно ведь не только с автовладельцев, собачников или самодеятельных экскурсоводов. Пользователи русского языка – огромная потенциальная армия плательщиков: перепутал «не» и «ни» – раскошеливайся!
Если говорить серьезно, то государство не только вправе, но и обязано заниматься русским языком. По большому счету это главное, что объединяет страну. Так сказано в Конституции, так обстоит дело в реальности. Но как именно нужно им заниматься? Здесь ясности пока нет.
«Экспертиза правил орфографии и пунктуации», которую анонсировал премьер, вряд ли предполагает реформу орфографии. Во-первых, никакие осмысленные предложения на этот счет (если не считать забавных сетевых фейков) не обсуждаются, а это не денежная реформа, чтобы готовить ее в строгой тайне. Во-вторых, нет никакого резона менять одни правила на другие: кто не выучил существующих правил, тот не осилит и новых. Да, в русском языке есть свои сложности – например, нашим чиновникам, как и многим другим людям, трудно дается склонение числительных. На этом ловили в свое время и министра просвещения, и министра культуры. Но если мы объявим нормой типичные ошибки того или иного человека, он не станет от этого грамотным; он же не потому безграмотен, что правила не соответствуют устройству его мозга, а потому что плохо учился в школе и не повторял пройденное.
 |
Тем не менее регулярная корректировка правил орфографии и пунктуации необходима. Хотя бы для того, чтобы оперативно давать официальную прописку новым словам, появляющимся в языке, ведь не всегда сразу понятно, как надо писать новое слово. Скажем, лет тридцать тому назад стало популярным слово «диггер», и мы его до сих пор пишем с двумя «г». А появившееся позже слово «блогер», образованное по той же модели и заимствованное из того же английского, обычно пишут с одним «г». Логики тут нет, и этот вопрос, возможно, нуждается в уточнении.
При этом было бы здорово, если бы новая комиссия не брала на себя роль словарного цензора, стоящего на страже чистоты языка. Например, нужно спокойно относиться к тому, что основным источником новых слов остается английский. Вот и в этом году одним из самых популярных заимствований следует считать слово «санитайзер», которое еще полгода назад было новшеством даже в англо-американских СМИ. Сегодня мы видим и слышим его на каждом шагу, и вместо того, чтобы говорить «нет такого слова», его придется вносить в словари.
Но речь тут не только о заимствованных словах. Например, слово «откат», без которого, к сожалению, сложно понять устройство российской экономики, так и не смогло прописаться в законодательстве, хотя все знают, о чем идет речь. Нелепо было бы не пускать в словари и такие «несуществующие» слова, как новейшие феминитивы (авторка, редакторка, кураторка). Каждое слово несет информацию, и если человек представляется вам как «авторка», у вас в мозгу тут же возникает его портрет, вы сразу понимаете, чего от него можно ожидать, и исходя из этого решаете, можно ли с этим человеком сотрудничать. То же самое касается пресловутого «в Украине»: всего один предлог заменяет целое собеседование в отделе кадров. Так что «пусть говорят».
Язык вообще плохо поддается государственной регламентации. В самом деле, у нас до сих пор не налажен, например, контроль за крупными покупками граждан. Но крупные покупки совершают немногие и нечасто, а русским языком пользуются все, даже те из нас, у которых и в голове-то толком ничего нет. Пример Украины, где многолетняя политика насаждения украинского языка и вытеснения русского так и не привела к коренному перелому в пользу «державной мовы», показывает, насколько беспомощно языковое насилие, будь то с целью недопущения вредных идей или очищения языка от дурных влияний.
Язык – живой организм, в котором имеются органы самоочищения. Скажем, лет пятнадцать тому назад, когда общество стало осознавать важность интернета, интеллигентные люди часто жаловались, что интернет портит русский язык, поскольку его пользователи пишут кто во что горазд, а то и сознательно коверкают письменную речь.
В самом деле, тогда распространился «язык подонков», построенный по принципу «как слышится, так и пишется». Затем, как реакция на него, возник «преведский язык», основанный, наоборот, на принципе гиперкоррекции. В то время предполагалось, что это навсегда изменит русский язык и размоет всякое понятие нормы. Но прошли годы, и пользователи в массе своей утратили интерес к этим играм. Теперь один лишь поэт Валерий Нугатов продолжает развивать свой вариант искаженного языка, но увлечь за собой никого не может. Сегодня человек, употребляющий в Сети такие слова, как «йожыг» или «аффтар», выглядит уже не как молодой продвинутый модник, а как безнадежно застрявший в прошлом «бумер». При этом нельзя сказать, что Сеть в целом стала писать существенно грамотнее; поскольку охват населения интернетом стал тотальным, в Сеть пришло множество подлинных недоучек, прославившихся такими орфографическими достижениями, как «одыкватный» и «и тогда лие». Это беда посерьезнее, но живой организм языка как-нибудь справится и с ней.
А что же должно делать государство? Не мешать и по возможности помогать. Прежде всего – не портить язык самому. Например, избавить нас от лицезрения многочисленных аббревиатур, которые оно внедряет. Вот уже много лет на наших школах висят вывески с сокращениями типа «ГБОУ СОШ» и «ГБОУ ДОД». Чему могут научить в этих уродливых гбоудодах? Государство также могло бы разрешить своим служащим выражаться коротко и прямо, а не длинно и расплывчато. Можно же говорить «совершенствовать» вместо «осуществлять мероприятия по совершенствованию», а вместо выражения «преступление террористической направленности» употреблять старинное русское слово «теракт».
Чтобы помочь русскому языку, нужны в первую очередь деньги, а не регламенты. Хотите, чтобы хорошего русского языка было больше, а плохого – меньше? Платите людям, которые хорошо владеют языком. Чтобы книги не выходили без корректора, чтобы переводные тексты не публиковались в ужасающих переводах, чтобы новости в информационных агентствах не писались мальчиками и девочками, набранными по объявлению.
Если уж заговорили об орфографии, то я бы предложил необычный шаг: реабилитировать старую, досоветскую орфографию, разрешить неофициально использовать ее наравне с ныне существующей. Поддержать издания, сайты, которые будут ее возрождать. Я понимаю, что в этом нельзя усмотреть никакой насущной необходимости, но это было бы очень красиво и стратегически правильно. Клавиатура моего смартфона позволяет мне использовать одиннадцать вариантов латинской буквы «А», но в стандартной кириллической раскладке мне были бы недоступны ни «ять», ни «фита», ни «ижица», а ведь это тоже часть нашей национальной идентичности.
Элементы дореволюционной орфографии, в особенности твердый знак в конце слова, и без того давно и охотно используются во всевозможных вывесках и логотипах, причем зачастую безграмотно. А вот в Рыбинске взяли и переделали вывески в центре города на старый лад с соблюдением всех правил. Мне кажется, что такие инициативы могли бы сделать русский язык интереснее и привлекательнее.