Константин Никитин: артистичный торговец
Константин Андреевич Никитин родился в Рыбинске в 1873 году
Лучшая типография в Рыбинске принадлежала Константину Андреевичу Никитину. Помещалась она на главной Крестовой улице (на пересечении со Стоялой). При типографии был магазин, в котором, кроме первоклассных писчебумажных товаров, имелся отдел так называемых предметов роскоши, «безделушек».
Из Москвы привозились самые затейливые, модные электрические лампы, письменные приборы, статуэтки, рамки и прочее. За покупкой этих товаров выезжал сам Константин Андреевич и его главный помощник в деле, старший приказчик Александр Яковлевич Богданов.
Константин Андреевич происходил из старинной купеческой семьи. Мать его, Агриппина Егоровна, урожденная Шилова, из рода известных на Волге рыбинских мукомолов Шиловых, владельцев многих мельниц, была староверкой, воспитана в самых строгих правилах. Отец, тоже из купеческой семьи, наоборот, был человек цивилизованный, и когда ему надо было вступать в самостоятельную жизнь, использовал отцовский капитал на устройство типолитографии. В то время это было новым делом. Он приобрел машины новейших образцов, и типография успешно развивалась.
Костя был единственным сыном. Его отдали в Рыбинскую гимназию. Окончив ее, Костя не пошел учиться дальше, а поступил помощником к отцу в типографию.
С детских лет он проявил большие музыкальные способности и учился играть на скрипке у преподавателя Федора Федоровича Заглядимова. Заглядимов был человек незаурядных способностей, но алкоголик, и во время уроков выпивал необыкновенно большое количество воды. И пахло от него всегда «Сен-Сеном» — ароматическим средством, отбивавшим запах водки.
Кроме Заглядимова, других преподавателей в Рыбинске не было. Уроки двигались отлично, но для очень тучного и крупного Кости скрипка была слишком маленьким инструментом. И Заглядимов предложил ему заниматься на виолончели, хотя сам не играл на этом инструменте.
Костя с увлечением начал учиться. Зная принципы скрипичной игры, сам, без помощи учителя, осваивал виолончель.
В Рыбинске в те годы театр арендовал антрепренер Никанор Егорович Максимов, сам неплохой актер. Жена у него была кассиршей в театре, а дочь, очень живая черноглазая девочка цыганского типа Настенька, поступила в Рыбинскую женскую гимназию. Костя стал ухаживать за «актерской дочкой», и когда та окончила гимназию, объявил матери, что решил жениться на Максимовой.
Отец Кости в то время умер. Костя был владельцем и руководителем типографии, и для Агриппины Егоровны такое заявление стало совершенным ударом. Выбирает себе в жены дочь комедианта-актера, да еще внешне похожую на цыганку, когда за Костю сватались все лучшие и богатейшие невесты рыбинских купцов. Все это вызвало бурю негодования у матери-староверки: «Жениться на безбожнице, на комедиантке — никогда не позволю!».
Но Костя не унимался. Будучи в те времена уже очень тучным и внешне, казалось бы, бесхарактерным, он проявил упорство и заявил старухе, что все равно женится на Настеньке.
Легко себе представить, как приняла вся семья такое заявление молодого Никитина. Но он стоял на своем и заявил, что даже если мать не благословит его на этот брак, он все равно на него решился и не уступит.
Мать не уступала, и Костя, сняв для Настеньки отдельную квартиру, женился на вей гражданским браком, Так продолжалось до тех пор, пока не родилась у них дочь Женя. Бабка смилостивилась, разрешила брак, и Костя с Настенькой, будучи уже мужем и женой больше года, сыграли свадьбу со всей полагающейся в их кругу роскошью.
Настенька мечтала о сцене. Отец ее держал театр уже в другом приволжском городе, и играть было негде. Тогда Никитины организовали в Рыбинске музыкально-драматический кружок, где начали ставить любительские спектакли и устраивать любительские концерты. В этом кружке молодые Никитины заняли руководящую роль. Настасья Никаноровна стала основной драматической актрисой, Константин Андреевич — руководителем музыкального отдела кружка. Спектакли ставились один раз в месяц.
Активными исполнителями были Настасья Никаноровна и жена армейского офицера Семенова, в прошлом ученица одной из московских театральных школ. Из мужчин выделялся прекрасный актер — любитель на бытовые роли — Александр Яковлевич Богданов, старший приказчик, вернее, управляющий типографии Никитина. Он говорил с сильным волжским акцентом на «о», но был очень выразителен на сцене. Среднего роста, с козлиной бородкой, в жизни никогда не бривший ее для спектаклей, он прекрасно играл в пьесах Островского, которые часто шли в любительских спектаклях кружка.
Подвизались там и супруги Алексеевы. Он был судья окружного суда, бросивший впоследствии судейскую карьеру и ставший профессиональным актером провинциальных театров. Его основное амплуа — «фат-любовник». Обладая хорошей внешностью, голосом, аристократическими манерами, Алексеев завоевал себе прочное положение на провинциальных сценах.
Магазин Никитина на Крестовой улице… Два больших зеркальных окна. В одном были выставлены канцелярские принадлежности, в другом — предметы роскоши: различные статуэтки из бронзы, часы, лампа в виде кузнеца, кующего подкову, которая светится красным огоньком, все в стиле «модерн». Сквозь витрины виделось, что происходило внутри магазина. Весь магазин был отделан в бледно-зеленый цвет: прилавки, касса, полки, витрины. За прилавком всегда днем сидел сам Никитин, перед ним стоял стакан с чаем и лимон.
К Никитину все время заходили гости — артисты театра. Посидят, выпьют стаканчик чая, поговорят и уходят. Тут же решались и репертуарные дела, если заходил главный режиссер или кто-нибудь из «ведущих», — что ставить очередной еженедельной премьерой или в бенефисе. Константин Андреевич всегда улыбающийся, тучный, красный от чая и тепла.
Как-то заходит в магазин тип. Обращается к Никитину: «Галоши у вас есть?» — «Есть» — «Можно посмотреть?» — «Пожалуйста. Евгений Яковлевич, подай галоши!». Евгений Яковлевич, младший приказчик, приносит галоши Никитина. Тип в недоумении: «Нет, мне новые надо» — «Ах, новые, так это рядом». А рядом помещался обувной магазин. Ясно, что тип ошибся дверью, и Никитин это понял с первого взгляда, но не подал вида. Вообще, разыграть кого-нибудь было излюбленным занятием Никитина. Делал он это незлобно, всегда с большим юмором.
Когда Константин Андреевич ложился вечером спать, он вместо чтения книг или газет в кровати перед сном читал музыкальную партитуру какой-нибудь симфонии или оперы. Любовь к музыке и искусству вообще уживалась в нем с купеческой расчетливостью.
Ежегодно в конце года устраивалось собрание членов музыкально-драматического кружка, где делался отчет о деятельности за прошедший год. Каждый отчетный год кончался с дефицитом, который всегда фиксировался в сумме 10-15 тысяч рублей. О нем много говорилось, и всегда Никитин покрывал убыток за счет своих собственных средств. И это повторялось из года в год. Купец Никитин жертвовал тысячи на существование культурно-театрального дела в Рыбинске.
Наступила революция. Замечательной чертой характера Никитина были юмор и умение легко воспринимать все жизненные события. Типографию национализировали. Организовался союз полиграфической промышленности, и Константин Андреевич, бывший владелец, стал активным участником его, одновременно начав работать бухгалтером Губсовнархоза.
Дом национализировали, но оставили его бывшему владельцу две комнаты. Имение «Борок» было взято под детский сад. Константин Андреевич переносил все это легко, всегда улыбаясь и работая честно.
С открытием театра Пролеткульт привлек Никитина для работы в качестве главного администратора. И он со всей присущей ему энергией взялся за это дело. Не забывал и виолончель. Наоборот, он стал усиленно работать и заниматься, играл в оркестре музыкальной школы, а также (это совпадало с периодом нэпа) в трио ресторана «Сан-Ремо».
Это трио состояло из преподавателя музыкальной школы, прекрасного скрипача А.А. Грана и пианистки Марии Луарсабовны Челищевой. Все трое были прекрасные музыканты и по вечерам услаждали слух посетителей «Сан-Ремо». За это они получали, помимо зарплаты, еще и ужин.
Необходимо здесь же остановиться на событиях в жизни Константина Андреевича личного порядка. Он полюбил пианистку М.Ч. и разошелся со своей семьей. А было ему за 50 лет. Дети уже взрослые, и это событие очень тяжко переносилось всей семьей Никитина. Но Константин Андреевич, будучи человеком цельным, не смог, да, видимо, и не захотел превозмочь свое глубокое чувство, и переехал жить к М.Ч.
Челищева была женщиной исключительно интересной: грузинка, очень красивая, небольшого роста, с чудесными черными глазами, и очень талантливая пианистка. Окончив Московскую консерваторию по классу профессора Игумнова, она вышла замуж, переехала в Рыбинск и организовала вместе со своим мужем-музыкантом музыкальную школу.
Муж М.Ч. был человек талантливый, образованный, прекрасный музыкант, но пьяница. Без водки жить не мог и, проведя с М.Ч. несколько лет, пропивая все свои и ее заработки, а также и вещи, делая долги, создал для Челищевой совершенно невозможную жизнь, и они разошлись. Он уехал, и М.Ч. осталась одна с дочкой на руках. Духом не пала, продолжала начатое дело (музыкальная школа).
Она стала совершенно самостоятельно укреплять музыкальную школу. Вот ее-то и полюбил Константин Андреевич, и М.Ч. ответила ему взаимностью.
Бывшая жена Константина Андреевича, в прошлом Настенька, а теперь Настасья Никаноровна, поступила работать заведующей костюмерными мастерскими театра и с успехом выполняла свою работу
В годы репрессий он был выслан в Архангельск, работал там в театре, умер в 1939 г.
«Я сердечно любил этого человека и любовался им в Рыбинске и, пожалуй, еще больше любовался им в Архангельске, – писал Алексей Золотарев о Константине Никитине. – Для меня он неизменно оставался символом одаренности, многоталанности, выносливости и силы нашего великорусского племени».