Конец фильма
Аврора, московская современная молодая женщина, одна из тех, которые никогда не тушуются. Даже если ей в лицо кинуть обвинения в каких-то самых страшных преступлениях, в которых она замешана, — она лишь поднимет иронично одну бровь и скажет: «Да, а что такого?» Правда, преступления-то эти весьма условны. Ну, например, роман с женатым актером Костей. Жена Кости приходила в театр, сначала умоляла Костика оставить в покое, потом грозилась вырвать Авроре волосы, потом плакала и показывала фото мальчишек-близнецов, Костиных сыновей. А Аврора стояла подбоченясь, маленькая, изящная, точно ящерка, и лишь улыбалась. Это — преступление или нет? Костя потом бросил Аврору сам. И опять никаких истерик ему любовница, уже бывшая, не закатывала. Снова — та же пренебрежительно вскинутая бровь и полуулыбка непонятная, и вот это ее фирменное: «Ну-ну». Ушла на высоких каблуках прочь, не оглядываясь. Хлопнула дверью. И никто не видел, как там, за закрытой дверью, без сил опустилась на пол и закрыла лицо руками. Плакала, конечно. Но за вполне искренними слезами пыталась вспомнить: где, кто уже нарисовал когда-то такую сцену: прекрасная женщина уходит на высоких каблуках от предавшего возлюбленного, и спина ее прямая, а голова гордо поднята. Не оглядывается. И только потом, оказавшись в одиночестве, сползает по стенке вниз и дает волю чувствам. Кажется, Ремарк? Дело в том, что Аврора была в их маленьком московском театре режиссером. Вернее, режиссеркой: именно так, на современный манер, заставляла всех называть ее профессию. Люди морщились, но называли так, как велела Аврора. С ней вообще старались не связываться и не спорить.
Эти высокие каблуки, которые уже возникли в начале рассказа, сыграют еще свою роль в судьбе Авроры. Она была маленького, совсем кукольного росточка, по этому ее каблуки были невероятной высоты. Вышагивала Аврора на них, как птичка — есть такие маленькие птички, которые бегают на тоненьких длинных ножках очень быстро и ловко. Название у них непоэтичное: трясогузки. Птички эти только кажутся маленькими и хрупкими. На самом деле каждую весну они летят из южных стран на родину, в Россию, чтобы вывести здесь птенцов и потом снова улететь на зимовку. Летят над морями-океанами, преодолевают сотни километров. И почти не делают перерыва на отдых. Вот что такое маленькие эти птички. И Аврора тоже из их, верно, породы.
Ну так вот, каблуки. Бежала как-то она на работу, опаздывала. Роман с Костиком уже был в прошлом. Правда, Аврора понимала, что, пока будут они торчать на одной сцене, задерживаться на репетициях и вообще — дышать одним воздухом, у жены Костика сохранится повод для ревности. Как режиссер — вернее, режиссерка, — Аврора знала, что точка не поставлена, она превратилась в запятую, а может, в многоточие.
Тут тонкий каблучок Аврориной туфельки попал в щель ступеньки эскалатора. Обнаружила это Аврора только когда уже надо было почти сходить на ровную твердь, — и заметалась она, забилась, потеряла уверенность. Вот сейчас, сейчас стальные зубчики, словно крокодилова пасть, укусят туфельку.
И тут чьи-то сильные руки подхватили ее, подняли и поставили на мраморный устойчивый пол. И не успела Аврора что-то сказать, как высокий полный мужчина — русский богатырь — схватил лапищей своей маленькую туфельку, попавшую в плен. Легко и непринужденно опустился на колени перед Авророй и сказал:
— Принцесса, ваш выход! Так Аврора познакомилась с Алешей, Лешей. И очень быстро переиначила его имя в «Леший». Он и вправду будто только появился из дремучего леса, незамысловатый, понятный, сильный, добрый и немножечко… тупой. Да, такой вот неприятный эпитет ловко подходил к Лешему. И вовсе не портил его. Если рассматривать отрыв от излишнего образования, витания в высших сферах как некоторую тупость, то, может, лучше быть туповатым, но искренним.
Леший влюбился в Аврору сразу и бесповоротно. Такой он был: простой и честный. Сразу честно сказал, что понимает, они не очень подходят друг другу. Но так, как он, никто не будет ее любить, вздорную, нежную, истеричную принцессу.
— Я знаю, что у тебя имя богини, а я просто богатырь Алеша Попович, — сказал Леший. — Но я увидел тебя тогда там, на эскалаторе, ты металась, как попавший в капкан зверек. И сразу понял, что моя судьба защищать тебя. Ты такая хрупкая, такая беззащитная.
Аврора удивилась. Пожалуй, этот забавный Шрек, этот нелепый парень с кривоватыми зубами и рыжей бородой, первым решил, что она, Аврора, хрупкая и беззащитная.
Аврора была честна с Лешим: сразу же рассказала ему, что у нее был несчастливый роман, что любит она другого, а с Лешим — это так, случайная встреча, и пусть не обольщается. Просто он сейчас для нее как аспирин от простуды. Авроре срочно надо принять аспирин, чтобы не болела так сильно душа. Понимаешь?
Леший понял и легко согласился стать Аврориным аспирином.
Насколько могут быть непохожими двое людей — настолько отличались Аврора и Леший. Она была словно вода: текучая, постоянно меняющаяся. То с рыжими кудряшками, то с дредами, то с коротким белоснежным ультраблондом. Заходила в квартиру словно подросток, в спортивных штанцах и куртке-худи. А выпархивала оттуда неожиданно в лакированных туфельках и в переливающемся стразами платье с глубоким декольте. Летела на выходные в Италию — «подышать Венецией», а потом куда-то под Суздаль «смотреть натуру». За ней было просто не угнаться… А Леший был сама стабильность и, если продолжать аналогии с природными явлениями, напоминал камень. Большой, недвижимый, надежный камень. Ездил отдыхать всегда в домик под Рязанью — там жила его мама. Был непритязателен в еде, едва ли прочитал за всю жизнь десяток книг, любил смотреть футбол, громко и искренне смеялся, и все беспризорные собаки шли за ним как привязанные и очень рассчитывали, что он станет их хозяином.
Но Леший не мог стать ничьим хозяином, он ведь был сам рабом — верным слугой принцессы Авроры.
Встречал ее, если задерживалась в театре. Таскал реквизит. Готовил ей завтрак: она вставала позже и, заметив, что Аврора начинает шевелиться в своей постельке, словно бабочка, выпутывающаяся из кокона, тащил на серебряном подносе, прямо в спальню, кофе и омлет с помидорами. Когда Аврора болела — а у нее иногда бывали жестокие мигрени, Леший зашторивал плотно окна и ходил по квартире на цыпочках. Приносил ей таблетки, с жалостью смотрел, как дрожит тоненькое, словно птичье, горлышко — Аврора запивала таблетку и обессиленная откидывалась на подушки, закрывала глаза. Леший садился у ее постели, брал бледную холодную руку своими ручищами и дышал на нее, согревая. И не было в эти минуты человека счастливее, чем Леший: Аврора нуждалась в нем и принадлежала только ему.
Это счастье надо было длить бесконечно, считал Леший. И говорил Авроре:
— А роди мне ребеночка! Девочку, похожую на тебя. Я буду заботиться о вас обеих.
— А вдруг родится девочка, похожая на тебя? — грубо отвечала Аврора. — Это куда ж потом такую сбыть.
Леший обиженно замолкал, но долго сердиться он не мог. Тем более на такую капризную дурочку, на Аврору.
— Все равно никто никогда не будет тебя любить так, как я. Никто не будет заботиться о тебе так, как я, — говорил ей Леший.
— Что ты знаешь обо мне, — отвечала Аврора. — Ты даже Достоевского не читал! Ты оперу «ТОска» назвал «ТоскОй».
— Но никто никогда не будет тебя так любить… — упрямо повторял Леший. — Хорошо, не хочешь ребенка, давай заведем собаку. Золотистого ретривера. Будем вместе гулять по вечерам в парке. Будешь у меня дышать кислородом.
— У меня по вечерам спектакли! — сердилась Аврора. — И от собаки будет повсюду шерсть. Да ты сам как собака: только и заглядываешь мне в глаза. Преданный мой пес.
И уже смеялась, и трепала Лешего за уши, а он подхватывал ее на руки, легкую как пушинка, и кружил по комнате.
Это было мило, и завтраки в постель сегодня уже мало кто получает. Но глобально — Аврора мечтала о другом будущем. Может, об актере Костике. Или о директоре театра Михал-Семеныче. Или вообще — о Квентине Тарантино. Мужчина ее жизни должен был быть интересным, необычным, богатым! А Леший хороший, милый, надежный как скала, но, как говорится, не орел! В глубине души Аврора гордилась собой: она, как всегда, была честна с хорошим парнем Лешим и рубила ему правду-матку с плеча. Потом, конечно, Аврора поняла, что это было самое что ни на есть беспримесное счастье. Чашка кофе с утра, и прогулки в парке, и возвращение домой из поездки, когда тебя кто-то ждет и волнуется.
Потом — это через несколько дней, а может, недель после того страшного дня, как ей позвонили с номера Лешего и незнакомый женский голос сообщил бесстрастно, что Лешего больше нет, он умер, несчастный случай. Ну, как несчастный… Леший шел поздним вечером домой и увидел, как толпа подростков пинает одного, жалкого, в курточке и какой-то детской шапке. Пройти мимо Леший не мог, вмешался. Подростки оставили в покое жертву, начали канючить что-то вроде: «Дяденька, ты чего…» Леший, громадный, сильный, не чувствовал никакой угрозы. Он не заметил, как один из пацанов подкрался сзади и ударил Лешего арматурой по голове. Леший упал, потерял сознание. Дальше стая шакалов напала уже безбоязненно, и пинали Лешего с такой ненавистью и яростью, как, может, только в кино про зомби показывают. Они бросили Лешего прямо в скверике, лишь оттащили с дорожки куда-то под огромный печальный каштан. Поздняя осень, и ночи уже совсем холодные. Авроре сказали: умер от переохлаждения, а не от ран.
Как человек, привыкший все кадрировать и разбивать на сцены, Аврора моментально увидела, как это выглядело бы в кадре: большой каштан, и под ним, на золотых листьях, лежит поверженный благородный великан. И только луна смотрит на него, такого сейчас одинокого и беззащитного. Луна роняет слезы, ей так жаль этого великана, слезинки падают вниз и становятся первыми снежинками. Так начинается зима.
Как-то было особенно грустно и беспросветно. Аврора заказала машину и поехала в маленький домик под Рязанью, туда, где жила мама Лешего. Оказалось — у него есть младший брат, подросток, Вовка. Вовке пятнадцать, он такой же большой, застенчивый и голубоглазый, как Леший. Странно, что Леший ничего не рассказывал о своей семье, — а может, Аврора просто не хотела слушать?
И снова будто зритель в зале видела она мизансцену: печальные поля и облетевшие березы, петляющая вдоль берегов речушка, маленькая грустная женщина с короткой стрижкой смотрится в темную воду. Еще недавно была она девушкой, принцессой, легкой на подъем. А сейчас вдруг превратилась в старушку, сухонькую, нелепую какую-то. Высокая сценарная нота требовала сделать шаг вперед — туда, в холодную воду.
— Эй, вы куда пропали, мамка волнуется, — услышала она за спиной мальчишеский голос.
Резко обернулась. Да, конечно, он, Вовка.
— Ты как маленький великан, — сказала ему, и Вовка засмеялся, ну разве так бывает — великан, а маленький?
— Я так любила твоего брата, — произнесла неожиданно для себя Аврора. — Больше всех на свете его любила. Никого и никогда… Ладно. Мы, знаешь, собаку с ним хотели завести. Не успели.
Мальчишка засопел, вытер рукавом глаза.
— У соседей щенки, может, вам понравится какой-нибудь? — спросил Вовка. — Они умные, хорошие охранники будут. У них, это, овчарки в роду.
Потом, в маленьком уютном домике в печурке горел огонь, было тепло и славно. Пили чай с пирогами, смотрели альбом с семейными фотографиями, плакали. Какая хорошая, душевная мама оказалась у Лешего! И брат. Вовка водил Аврору к соседям, выбирали щенка. Выбрали одного, мальчика, черного, с белой манишкой. Аврора сказала, что заберет его через пару недель, ведь надо все купить для собачонка, и миски, и лежанку, и поводок.
На утро уезжала в Москву. Туман и маленький дождик — а ведь уже, казалось, и снег ложился. Но вот весь куда-то исчез. Утром все казалось другим. Вовка был плохо одет и некрасиво шмыгал носом, мама Лешего выглядела куда старше своих лет, полная, болезненная и навязчивая с этими вот пирожочками, с неуместным обращением «Доча», от нее пахло кислым молоком и луком.
Подошла машина, и Аврора с облегчением села в теплый салон. Молодой водитель обернулся к ней, сверкнул ослепительной улыбкой.
— К родным ездили или так?
— Или так, — резко оборвала попытку разговора Аврора.
И мелькали за окном голые березы и среди них, будто нарядные царевны, зеленые елки. Аврора знала, что никогда больше сюда не вернется. На запотевшем стекле в салоне она написала пальчиком: «THE END». Так всегда пишут в конце фильма.