«Обмен энергиями со зрителем – это и есть спектакль»
Народный артист России, актер Рязанского театра драмы Сергей Леонтьев празднует 80-летие
Рождать на сцене образы разных эпох. Говорить с публикой о том, что важнее всего. Преподавать детям и молодежи. Искать в литературе, событиях, людях то, что обогатит мысль и поможет достоверности игры. И, имея огромный сценический и личный опыт, не брюзжать на молодежь, а стараться успевать за «веком нынешним». Таков Сергей Леонтьев, опытнейший актер и очень интересный собеседник. Недавно он вернулся из Орла, где коллектив театра представлял постановку «Вишневый сад». Сергей Михайлович расскажет о текущей работе, о своем видении юного и взрослого зрителя, а также о секретах создания магии театра.
Спектакль продолжается в умах
Р.В.– Сергей Михайлович, у вас только что завершились гастроли. Что вы с коллегами показывали публике?
С.Л. – Мы участвовали в программе Восьмого международного фестиваля «Русская классика». Посетили несколько городов, а закрытие проходило в Орле. Мы показывали «Вишневый сад», где я играю Фирса. На мой взгляд, в Таганроге была самая благожелательная и интеллигентная публика! Все-таки родина Чехова… А местное жюри присудило нам высшую награду.
Р.В.– А какой вы видите современную театральную публику в целом?
С.Л. – Она потрясающая! В том же Таганроге я успел посмотреть фрагмент постановки другого театра. Вошел в зал и обалдел от атмосферы, созданной зрителями… Конечно, всюду люди разные. И на театр есть «мода»: интерес публики то растет, то угасает. Главное – успевать за этой синусоидой.
Р.В.– Как вам кажется, всегда ли так было?
С.Л. – Всегда. В советское время театр получал все необходимое, но был подчинен цензуре. А после перестройки коллективам пришлось начать зарабатывать на жизнь и искать расположения аудитории. Но труд только ради денег и славы убивает в человеке искру Божью. У Гоголя есть повесть «Портрет» – как раз об этом.
Р.В.– Как же театрам и просвещать людей, и не остаться на мели?
С.Л. – Соблюдать баланс. Пусть будут несколько популярных пьес, которые всегда «делают кассу», но приоритет – за глубокими вещами. Конечно, есть постановки, которые не могут быть близки и понятны всем. Есть комедия положений и комедия характеров… Но в целом театр должен пробуждать высокие чувства. Идеальный спектакль, я считаю, тот, когда занавес уже закрыт, а зритель размышляет и по пути домой, и на следующий день…
От гармошки к гармонии
Р.В.– Вы играли Пушкина, Чацкого, Бориса Годунова – и говорите, что находите в классике неисчерпаемый источник вдохновения…
С.Л. – Потому что она остается современной. Великие писатели прошлого предвидели все то, в чем мы живем сейчас. Главное для актера в классической постановке – не «перетягивать одеяло на себя». Когда ты рассматриваешь пьесу как выгодный фон для проявления своего таланта, это печально. Но и зритель, приходя на классику, должен быть готов ее воспринимать. Я часто слышу: «Я в театр иду отдыхать», – это неверный посыл. Для отдыха есть жанры вроде оперетты, а на серьезные постановки нужно откликаться душой. Помню диалог после спектакля: «Вам понравилось? – Нет. Гармошки не было!» (Улыбается.)
Р.В.– Какие спектакли, современные разным годам, запомнились вам особенно?
С.Л. – Мне повезло: я формировался как артист в эпоху оттепели. Играл взахлеб, думал, что могу все… Сейчас я так уже не считаю, конечно. И в эти годы мне дали роль в спектакле «Человек со стороны» (постановке по произведению И. Дворжецкого, 1972 г. На крупное предприятие приходит новый молодой начальник, который пытается решить накопившиеся проблемы. – Р. В.). Для меня это был пик карьеры: я говорил со сцены то, что волновало и меня, и сограждан. Актуальными тогда были «Любовь и голуби», которых впервые поставили на сцене «Современника». Это полностью живая, честная пьеса, но и гармошка там есть. Вообще, правдивая драматургия всегда отражает жизнь и судьбу автора.
Реальность бесценна
Р.В. – Есть мнение, что школьникам сложно воспринимать классику: они еще не в состоянии прочувствовать все переживания. С другой стороны, любовь к хорошей книге нужно прививать…
С.Л. – У каждого классика есть произведения, которые понятны даже детям. С них и стоит начинать. Мама с папой, например, подсовывали мне короткие рассказы Чехова. До сих пор каждое чеховское слово для меня – бальзам на душу… Но мне помогло еще и то, что я рос в театре. Мои родители были актерами, и я слушал репетиции, с трепетом бродил ночью по пустой огромной сцене. И, конечно, пересмотрел все постановки в репертуаре. Мои друзья обожали приходить «в гости» и очень гордились этим.
Р.В.– В 80-е, отвечая на вопрос журналиста о сегодняшней молодежи, вы говорили, что моды проходят, а по-настоящему опасны самоуспокоенность и апатия к жизни. А что вы можете сказать о молодежи нынешней?
С.Л. – Она очень разная – есть даже ребята, которые востребованы по всему миру. Конечно, сейчас молодежь более свободная. С другой стороны, их нормальному развитию угрожают высокие технологии. Я видел в солотчинском лесу ватагу ребятишек: все промчались, а один отстал и «залип» в телефоне. Доигрывал в ту игру, в ту реальность… К сожалению, я встречал таких и в первых рядах зрительных залов, когда выступал. Нужно возвращать людей в наш мир, показывать, как он многообразен.
Прочные связи
Р.В.– Как построен ваш нынешний рабочий график? Остается ли время на что-то кроме театра?
С.Л. – В свое время я много преподавал – актерское мастерство, грим, пластику… Но в последнее время отошел от этого: считаю, что всем нужно заниматься в полную силу. Оставил только сценическую работу. Я рад, что мои дети и внуки выбрали другие пути: актерская профессия часто связывает душу. Мой сын Михаил Леонтьев рос среди детей моих коллег и подумывал стать актером, но мы с женой его отговорили. Теперь он заслуженный художник России, работает над росписями храма Вооруженных сил России в парке «Патриот» в Москве. Ему помогают дети, мои внуки, которые также изучали изобразительные искусства.
Р.В.– Если не секрет, не было ли у вас когда-нибудь сомнений, что стоило выбрать другую стезю?
С.Л. – Знаете, в перестройку, когда работы не было, жить было очень тяжело, и я одно время преподавал в школе художественное слово. Тогда я понял, что актеру не стоит быть учителем. Он должен всегда уметь добиться, чтобы его слушали, но в школьном классе это намного сложнее, чем на сцене. Актер живет игрой и взаимодействием с публикой, которое и называется «спектакль». Декорации установлены, действие началось – все это только основа. А дальше начинается обмен энергиями и смыслами, без которых невозможен театр.
