200 лет спустя: крымские тайны декабристского восстания
Исполняется 200 лет со дня восстания декабристов.
Казалось бы, Крым оставался далеко в стороне от трагических событий, развернувшихся в Санкт-Петербурге в декабре 1825 года. Но судьбе было угодно, чтобы в благословенной Тавриде прозвучали и первые раскаты, и отголоски мятежа на Сенатской площади.
Политический мечтатель
Лучшие умы задумывались о несправедливостях, которые творил самодержавный строй, и предлагали меры для улучшения положения народа. Так, Николай Мордвинов, будучи членом Государственного совета, имел репутацию либерала. Кондратий Рылеев, один из лидеров восстания, посвятил Мордвинову оду «Гражданское мужество», назвав его «подпорой власти и народу». Оппозиционеры намеревались предложить графу возглавить Временное правительство. Мордвинов отплатил им той же монетой: он был единственный из 72 членов Верховного суда, отказавшийся подписать смертный приговор мятежникам.
Впрочем, себя Николай Семёнович тоже старался не обделять. Так, вскоре после присоединения Крыма к Российской империи он обзавёлся очередным поместьем: неподалёку от Симферополя купил 3000 десятин «удобной земли» и 310 душ обоего пола в селении Саблы.
Однако благие намерения разбились в прах: Мордвинов не смог найти управы на местное население и был вынужден избавиться от вольнолюбивых крестьян, продав имение в 1802 году таврическому губернатору Андрею Бороздину.
Неистовое вольномыслие
Андрей Михайлович был яркой звездой на крымском небосклоне. «Гражданин вселенной» состоял в близком родстве с представителями оппозиционно настроенного дворянства, а посетить Саблы считали за честь многие именитые гости.
Эти места помнят Пушкина. Он путешествовал по «волшебному краю» в 1820 году вместе с семейством Раевских, глава которого, Николай Николаевич, прославленный генерал, герой Бородинского сражения, был братом супруги Бороздина. Пребывание в Саблах было посвящено отдыху: «После обеда гуляли в саду, потом танцевали». Но и среди непринуждённого веселья нашлось место для «высокопарных разговоров о разных предметах». Надо полагать, юный поэт принимал в них активнейшее участие.
«И я бы мог...» Многозначительная строка ненаписанного пушкинского стихотворения находится рядом с его рисунком, изображавшим казнённых декабристов. Среди друзей поэта было немало революционеров. Легенда гласит, что в ответ на вопрос Николая I, вышел бы он на площадь вместе с мятежниками, Александр Сергеевич ответил: «Я был бы в их рядах».
Любезен я народу
Удивительная история связана с последним владельцем имения Саблы.
Большое семейство Давыдовых прославили и герой Отечественной войны 1812 года, гусар и поэт Денис Давыдов, и декабрист Василий Давыдов. Их потомок Пётр Давыдов стал хозяином Сабл в 1852 году. Во время Крымской войны он организовал здесь госпиталь.
В 1916 году в права наследства вступил Александр Давыдов, а по другому деду – Трубецкой. Внук двух декабристов поселился непосредственно в имении и, несмотря на брожение умов, вызванное мировой войной, сумел выстроить нормальные отношения с селянами. Авторитет помещика был настолько велик, что в 1918 году местные жители предложили Александру Васильевичу возглавить товарищество по совместной обработке земли – прообраз будущего колхоза. Знаток сельского хозяйства принял столь необычное предложение. К сожалению, уникальный союз продлился недолго: Гражданская война вынудила Давыдова покинуть страну. Так завершился политический кульбит, когда член партии кадетов и крупный землевладелец чуть было не стал председателем большевистской коммуны.
Волненье беспокойного ума
Летом 1825 года в Саблах гостил Александр Грибоедов. Его комедия «Горе от ума» уже разлетелась в виде десятков тысяч рукописей, принеся автору не гонорар, а славу вольнодумца. Ответственному сотруднику дипломатической миссии такой титул был явно не на руку. К тому же не давали покоя мысли о близких приятелях, затеявших великое политическое переустройство России.
Грибоедов, опытный конспиратор, не оставил нам никаких подтверждений своей причастности к восстанию на Сенатской. Тем не менее, находясь в Тавриде, он выполнял какую-то миссию. Об этом свидетельствует письмо, адресованное 22 ноября 1825 года одному из руководителей мятежа, Александру Бестужеву: «Оржицкий передал ли тебе о нашей встрече в Крыму? Вспоминали о тебе и о Рылееве, которого обними за меня искренно, по-республикански».
Здесь фигурируют сразу три громких имени декабристов. Слово «по-республикански» красноречиво свидетельствует: «злой умник» разделял взгляды революционеров. Будоражит воображение таинственная фраза «наша встреча в Крыму». Однако Грибоедов умел хранить тайны. Посему мы вряд ли когда-либо узнаем, о чём говорили её участники.
Способствовать обществу деньгами
Личность Николая Оржицкого, о котором пишет Грибоедов, весьма загадочна и противоречива. Из протоколов допроса выясняется: он знал о существовании и целях тайной организации, «но вступить в оное не согласился». Указывает Грибоедова в числе заговорщиков. Накануне мятежа посетил Рылеева, «услышал о намерении действовать, но не донёс, гнушаясь именем доносчика». А Рылеев обратился к нему с просьбой: в случае неудачи позаботиться о жене и детях.
А вот и самое интересное: у скромного штаб-ротмистра обнаружили огромную сумму денег. Оржицкий пояснил: богатство ему досталось от отца, а заговорщики полагали, что «обязанности… будут способствовать обществу деньгами».
«Спонсор» провёл полгода в одиночке Петропавловской крепости, после чего был приговорён «к лишению чинов и дворянства и написанию в солдаты в дальние гарнизоны». Участвовал в сражениях Русско-персидской и Русско-турецкой войн, уцелел, был произведён за храбрость в офицеры. И всё это время не переставал писать стихи.
Человек бесценный
Так называли современники ещё одного визави Грибоедова в Крыму – Михаила Орлова. Герой наполеоновских войн вернулся из заграничного похода с оппозиционными взглядами в отношении монархии. Создал «Орден русских рыцарей» – организацию, ставящую целью учреждение в стране конституционной монархии. Через несколько лет Орлов и его соратники вошли в состав декабристского «Союза благоденствия». «Содействовал распространению тайного общества в армии и старался заразить черноморский флот», – докладывали осведомители.
Впрочем, политическую деятельность в Крыму генерал успешно совмещал с хозяйственными делами: летом 1825 года «купил несколько садов» неподалёку от Партенита. «Еду на побережье вместе с Грибоедовым, которого я наконец-то разыскал и который со мной очень любезен», – сообщает он жене.
Непосредственного участия в восстании на Сенатской площади Орлов не принимал, однако следственная комиссия припомнила все его грехи. Участь Михаила была бы печальной, но на помощь пришёл брат Алексей – доверенное лицо императора. Николай I помиловал Орлова, но лишил его возможности продолжать службу и изгнал в деревню.
Скандал в благородном семействе
С Крымом связана ещё одна страница истории декабристского движения.
Таврический губернатор Андрей Бороздин волею судьбы оказался тестем сразу двух заговорщиков. Его старшая дочь Екатерина была замужем за Владимиром Лихарёвым, а младшая Мария – за Иосифом Поджио.
Отец возмущался выбором Марии: Поджио – итальянец, следовательно, иноверец, вдовец с четырьмя маленькими детьми, старше супруги на 12 лет… Они тайно встречались пять лет. Брак был заключён в начале 1825 года без родительского благословения – следовательно, без приданого. А в декабре случилось восстание на Сенатской.
В апреле следующего года Мария родила сына, но Иосиф так и не увидел его. На следствии мятежник признался: он вступил в тайное общество только потому, что был влюблён в Марию и боялся, что его лишат возможности видеться с нею.
Ничего не зная о муже, Мария искала его несколько лет. Бороздин сказал дочери, что Поджио содержат в одиночной камере, но Мария может облегчить его участь, если разведётся с Иосифом, его отправят на поселение в Сибирь. Чтобы спасти любимого человека, Мария была вынуждена принять это условие.
Иван КОВАЛЕНКО, крымовед. Фото автора.