«Онегин» в НОВАТе: от Станиславского до Кехмана
Накануне премьеры оперы «Евгений Онегин» на Большой сцене НОВАТа режиссер-постановщик Владимир Кехман дал большое интервью, в котором рассказал о художественной концепции спектакля, взаимоотношениях с новосибирской публикой и многом другом.
Десять лет назад Владимир Кехман возглавил Новосибирский театр оперы и балета. В кризисный момент он приложил немало усилий, чтобы обновленный НОВАТ стал самым современным и комфортным театром за Уралом, вновь обрел статус одного из ведущих театрально-музыкальных коллективов России. В 80-м, юбилейном для театра сезоне, Владимир Кехман возвращается в НОВАТ с режиссерским проектом, предлагая новосибирскому зрителю авторское прочтение самой исполняемой русской оперы ‒ «Евгений Онегин» П. И. Чайковского.
Об этой работе, о взаимоотношениях с сибирской публикой и о многом другом Владимир Абрамович рассказал в большом интервью.
Когда-то на вопрос корреспондента о том, что вы больше любите ‒ балет или оперу, вы ответили, что оперу. Тем не менее, в Новосибирске как режиссер вы сначала поставили балет «Конек-Горбунок». Тогда вы говорили, что прочувствовали режиссуру как профессию, что вам хочется этим заниматься, и пообещали поставить «Травиату» в Новосибирске. Эту постановку вы успешно реализовали в Михайловском театре, а в новосибирском театре будет ваша вторая режиссерская работа в оперном жанре ‒ «Евгений Онегин». Я бы хотел спросить, почему ваш выбор пал именно на эту оперу? Есть ли в этом нечто личное?
Отвечая на вопрос о том, что я люблю больше ‒ балет или оперу, вспоминаю слова моего учителя Юрия Хатуевича Темирканова: «Балет должен быть глупый и красивый». Сам я так не считаю – поэтому и начал с балета. А продолжаю работать в Новосибирске, потому что считаю новосибирский театр одним из красивейших в мире. И эта сцена располагает к масштабу, к эксперименту, и зрителя здесь я обожаю. В следующем году будет уже десять лет, как я взаимодействую с новосибирской публикой, и для меня этот театр стал особенным, очень личным местом. Здесь мы столкнулись с совершенно отвратительной, провокационной постановкой «Тангейзера», вызвавшей возмущенную реакцию общественности. Чтобы урегулировать ситуацию, меня в Новосибирск направило Министерство культуры России, и с этого момента у нас начались, я считаю, очень теплые, доверительные отношения с сибирской публикой.
Почему Новосибирск был, есть и будет культурной, театральной столицей Сибири? Потому что здесь зритель откликается на любой эксперимент. Не зря именно здесь ставил свои первые большие спектакли режиссер Дмитрий Черняков, ныне мировая звезда: эта сцена уникальна, здесь уникальный коллектив, как балетный, так и оперный.
Если переходить ко второй части вашего вопроса, то я должен уточнить: я не ставил «Травиату». Все-таки мы в Михайловском театре на музыку из «Травиаты» поставили новый спектакль: «Дама с камелиями». Это важно для понимания истории вопроса.
Что касается нашего «Онегина», то все, что с ним будет происходить, это, безусловно, личное. Первого «Онегина», которого я должен был сделать в Михайловском театре, когда пришел на пост директора, мы сделать не смогли. Был у нас и спектакль Василия Бархатова, по моему мнению, неудачный. А вот «Онегина» Андрия Жолдака я считаю блистательным. Для самого Жолдака это был невероятный опыт работы, поскольку он впервые пробовал себя в качестве оперного режиссера. Я выступил продюсером этой постановки, так как он настолько не мог справиться со своими эмоциями, с коллективом и даже с декорациями, что у него, практически, случился нервный срыв. И тем не менее, он придумал много интересных ходов, и впоследствии спектакль был отмечен тремя «Золотыми масками». Сейчас в Петербурге «Онегина» выпустил Начо Дуато. Его спектакль очень классический, я бы даже сказал, слишком классический…
Мы с Михаилом Татарниковым очень долго обсуждали, что мы хотим сделать вместе именно здесь, на Большой сцене НОВАТа. Я рассказал ему идею своей музыкальной редакции партитуры Чайковского, даже не собираясь делать «Онегина» здесь, но Михаил Петрович настолько живо откликнулся на предложенную мной идею, что мне уже ничего не оставалось, как взяться за эту работу. И я ему невероятно благодарен за то, что он поддерживает именно нашу с Юлией Прохоровой идею создать авторский спектакль. Таким образом, у нового спектакля три автора: это я, Татарников и Прохорова.
Небольшая ремарка. Я не зря упомянул про первого «Онегина», которого мы не смогли сделать. В 2008 году режиссер Михаил Дотлибов, хорошо знавший знаменитый спектакль Станиславского, предложил мне поставить его в Михайловском театре. Никогда не забуду мою любимую Елену Васильевну Образцову, которая тогда настоятельно убеждала меня не делать этого, говоря: «Умоляю тебя, не слушай его». Именно тогда я сформулировал свою собственную третью заповедь в искусстве, во взаимодействии с творческими людьми. Первой меня научил Юрий Хатуевич Темирканов: «никогда не жди благодарности», второй – Махар Вазиев: «никогда не разговаривай с творческим человеком один на один». А вот третью я смог получить из собственного опыта первой постановки «Онегина». Бывает так, что спектакль умирает и уже не может быть возрожден. Более того, его и не надо возрождать, он уходит, как человек, прожив отпущенную ему жизнь. И не надо возвращаться к этой истории.
Наш спектакль в НОВАТе посвящен великим постановкам «Онегина» – спектаклям Станиславского, Покровского, Чернякова и Темирканова. И наши идеи связаны, в первую очередь, с музыкальной редакцией, с тем, в чем никто ни разу не экспериментировал. Во всяком случае, мне об этом не известно. Да, безусловно, в том спектакле мы с Жолдаком внесли очень незначительные изменения. Здесь же изменения в музыкальной редакции будут радикальными.
Говорят, вы рассказываете историю от лица Гремина?
Мы начинаем с конца: действие откроет полонез. Идея заключается в том, что Гремин рассказывает всю историю от своего имени, как он ее понимает. Почему? Все очень просто. Я, в принципе, люблю все делать с конца. Я посмотрел и прослушал много разных «Онегиных», в какой-то момент мне показалось (я могу ошибаться), что последний акт как-то диссонирует с тем, что хотел сказать Чайковский, и с тем, что писал Пушкин. Он настолько яркий, что полностью меняет восприятие всех персонажей. Ты уже забыл, что было вначале, и это разрушает в моем понимании весь спектакль. Поэтому я здесь взял на себя смелость предложить восприятие опытного человека, боевого генерала ‒ князя Гремина. Мы пригласили на эту роль Сергея Петровича Лейферкуса, который впервые в своей карьере будет петь Гремина. Я уговорил Сергея Петровича спеть эту партию, потому что мне это крайне важно. Он был выдающимся Онегиным, пел в премьере у Темирканова, в знаменитой постановке Мариинского, тогда еще Кировского театра, по-моему, чуть ли не с 82-го года. Сергей Петрович у нас еще выступает и как человек, связующий эпохи: в нашем спектакле он выйдет на сцену вместе с молодыми певцами.
Вы делаете спектакль с молодыми артистами и для современного молодого зрителя?
Мы соединяем XIX, XX, XXI века одним сюжетом, рассказывающим о любви и порядочности, предательстве и верности. Вот сегодня меня корреспондент РЕН ТВ спрашивала: «Как воспитывать патриотизм? Как сегодня преподавать музыку в российских школах?» У меня нет ответов на эти вопросы, но совершенно точно для нынешнего поколения подача должна быть нестандартной и интересной. Мы конкурируем со смартфонами, мы конкурируем с контентом очень коротким и очень ярким. И мы должны сделать так, чтобы человек все время мог видеть что-то новое, неожиданное. Поэтому мы пробуем сделать спектакль, который покажет нестандартное восприятие всей этой истории взаимоотношений между Онегиным и Татьяной, Греминым и Онегиным, Ольгой и Ленским, Татьяной и Ольгой. А ещё в нашем спектакле нет персонажа няни, мы подготовили здесь сюрприз для зрителей, больше пока ничего не скажу.
Почему все-таки вы решили ставить в НОВАТе?
Во-первых, это связано с Михаилом Татарниковым. Я не работаю с дирижерами, которые меня не понимают, а здесь оказалось, что он очень хорошо понимает мое видение музыкальной редакции и даже лучше меня чувствует, как сделать это правильно. Второе – это, безусловно, потрясающая сцена, на которой мне хотелось попробовать поработать с оперой. Третье – это то, что на Большой сцене театра нет оперы «Евгений Онегин», и мне хотелось ее на эту сцену вернуть. И, повторюсь, – публика здесь мне очень доверяет, я это чувствую. И пока за десять лет ни разу не ошибся в том, что публике необходимо. Поэтому новосибирский театр – номер один в России по «Пушкинской карте», и за эти десять лет практически в десять раз выросла продажа билетов. С точки зрения инфраструктуры, я думаю, такого количества возможностей, которые есть в этом театре, нет ни в одном театре страны.
Меня удивило и порадовало что вы, в отличие от многих режиссеров, не стали скрывать, а наоборот, выказали пиетет постановкам, оказавшим серьезное влияние на оперную режиссуру вообще.
Это мое принципиальное решение. То, что в «Онегине» Чернякова Ларина дает пощечину Ленскому, я считаю выдающейся режиссерской находкой. Как и то, что, к примеру, в спектакле Покровского нет выстрелов в сцене дуэли, и то, что Станиславский в своей постановке сделал ставку именно на молодых певцов, это тоже, на мой взгляд, выдающееся решение, а музыкальная редакция Темирканова, по моему мнению, до сих пор является непревзойденной. Это четыре автора, которыми я, восхищаюсь, и наш спектакль ‒ это дань уважения их творчеству.
В нашем предыдущем разговоре вы сказали, что, когда надо сделать рекламу спектаклю, вы готовы пойти на многое. К примеру, выйти в образе Ивана Грозного. В «Даму с камелиями» вы пригласили Сергея Петровича Лейферкуса, практически создав для него роль, и все, кто видел спектакль, говорят, что его персонаж держит на себе действие от начала до конца. И в «Онегине» тоже участвует Сергей Петрович, при этом он, безупречный баритон, поет басовую партию, что уже само по себе неожиданно. Для чего вы это делаете?
Я считаю, что это следствие моей новой работы. Это называется драма/опера/балет. Безусловно, это связано с тем, что я сейчас руковожу МХАТом Горького, драматическим театром, связанным со Станиславским, с Дорониной. Я много читал о театре и обратил внимание, что Доронина в своей книге пишет, что Станиславский был полностью разочарован в драматических актерах и перешел к опере, и что МХАТ Горького задумывался как оперный театр на полторы тысячи мест. Мне видится сейчас абсолютным трендом то, что опера, во всяком случае ведущие оперные дома, в большей степени ориентирована на драматическую игру даже у оперных солистов. В этом плане равных Сергею Петровичу даже близко никого нет.
Еще одна ремарка. Первый, кто на меня произвел впечатление именно как личность, была Образцова. В то время у нее уже были проблемы с верхними нотами, хотя низы до последнего дня оставались великолепными. Однако сила её личности была такова, что она полностью подчиняла себе внимание зрителей. Таких оперных актеров, как она, как Сергей Петрович – не артистов, а именно оперных актеров – сегодня практически не существует. Из больших имен, оставшихся в России, никто не может сравниться с Сергеем Петровичем. А из молодых Богдан Волков становится выдающимся тенором, и я думаю, что он может превзойти в своей карьере Козловского.
И поэтому для меня не имеет никакого значения, что написано в нотах, но очень важно, как современный зритель сегодня воспринимает, с одной стороны, пение, с другой стороны, существование артистов на сцене. Мы не должны становиться музеем, у нас уже есть два… А вернее, один, потому что Большой театр превращается в филиал Мариинского театра. И там, наверное, они должны хранить некую супертрадицию, которую, впрочем, мне кажется, они не хранят.
В Новосибирске всегда была своя традиция: здесь все начинали. Сталин прислал открывать этот театр выдающихся дирижеров, режиссеров – мы говорим как раз в преддверии 80-летия театра, – и они создали уникальный коллектив. Не просто театральный коллектив, они создали здесь театр, потом практически одновременно балетную школу и консерваторию, целый кластер, полностью замкнутый круг. И мы, безусловно, обязаны взаимодействовать и пытаться сохранять эту традицию. Мне кажется, она очень важна именно здесь, чтобы никогда не произошла такая ситуация, как с «Тангейзером». Это был такой короткий период в театральной жизни Новосибирска, когда вдруг кто-то придумал, что здесь такое возможно. Слава тебе Господи, что этих людей нет уже у руля нигде в России. Но это не означает, что они не будут пытаться вернуться и взять реванш.
Моя задача состоит в том, чтобы создать репертуар, на котором вырастет публика, которая никогда не станет способствовать возвращению таких режиссеров, директоров и функционеров, которые позволили здесь это сделать. Вот эту свою задачу я чувствую. И все, что я делаю здесь, я делаю потому, что здесь действительно очень продвинутые зрители: им, с одной стороны, очень хочется каких-то новых ощущений, а с другой стороны, мы видим ‒ по нашему «Щелкунчику» Григоровича, по «Спартаку» ‒ насколько здесь любят и ценят качество. Это бесценно, потому что именно Новосибирск является хранителем тех настоящих традиций, которые были изначально заложены: когда в этом городе, с населением всего лишь 250 тысяч человек, начали проектировать самый большой театр Советского Союза. Театр, ставший в итоге одним из самых, я не хочу говорить первых, пусть будет вторым по значимости, а по масштабу, в любом случае, ‒ вторым в России. Он является ровесником Победы, имеет собственное лицо, не говоря уже о феноменальной архитектуре. И я счастлив, что в следующем году будет уже третий юбилей театра, который мы будем праздновать вместе. Венцом, я очень надеюсь, станет завершение работ на куполе нашего театра. И после этого он сможет еще сто лет быть в том блистательном состоянии, в котором находится сейчас.
Вы производите впечатление человека, уверенного в себе, но я заметил, что вы нередко сомневаетесь, например, в формировании репертуара. И вы не боитесь, приняв решение, отказаться от него, если у вас какие-то другие мысли появляются, и начать делать то, что на ваш взгляд более интересно. Я прав?
Я просто интуитивно очень остро чувствую изменения, происходящие в обществе, и стараюсь максимально мягко относиться к нашей публике. Если я вижу, что мы должны сегодня успокаивать людей, а не раздражать, если я вижу, что мы должны сегодня вместе со всей страной пережить этот невероятно сложный период фундаментальных изменений, происходящих в мире (а Россия является сегодня одним из форпостов защиты традиционных ценностей), я предпочитаю в этой ситуации лучше ничего не делать, чем сделать что-то, что вдруг сможет – как это было, повторюсь, десять лет назад здесь – взбудоражить общество. Не хочу этого. Поэтому я очень аккуратен в любом названии, которое мы выбираем. Я считаю, что лучше сделать то, что проверено. Я долго добивался, чтобы здесь был «Щелкунчик» Григоровича, хотя у нас был замечательный балет в постановке Вайнонена: мне кажется, что для балетов Григоровича эта сцена подходит феноменально. Также я считаю, что постановка «Риголетто», которую сделал Вячеслав Стародубцев на Малой сцене, будет прекрасно выглядеть на Большой сцене.
Еще раз повторяю: Новосибирск ‒ это особое место. Здесь изменилась вся моя жизнь, я благодарен Богу, что здесь оказался. И поэтому, действительно, с невероятным почтением отношусь к тому, что именно я здесь делаю. Я действительно очень аккуратен, но это не означает, что я не уверен. Я пытаюсь, чтобы любой шаг, который я делаю здесь, не вызвал никакого отторжения у подавляющего числа наших зрителей из полуторамиллионного населения города.
Очень надеюсь, что наша постановка «Евгения Онегина» на Большой сцене НОВАТа понравится как искушенным поклонникам оперы, так и молодым, еще только начинающим ее познавать. Ведь любви все возрасты покорны.
В подготовке материала участвовала Марина Иванова
Александр Савин, СultVitamin, Новосибирск