Россия мучительно деофшоризирует себя
На днях Минфин России выдал два противоречивых сообщения. Первое говорит о том, что повышение ставки налогов на выводимые в офшорные юрисдикции дивиденды с нуля до 13%, о чем говорил в своем обращении в марте Владимир Путин, не произойдет одномоментно. Бизнес пролоббировал солидный переходный период перед повышением ставки по дивидендам, фактическим получателем которых являются российские физические и юридические лица. Таким образом, еще больше трех лет мера, которая была изначально преподнесена как антикризисная, действовать не будет. Оказалось, что и срочности-то особой нет.
Второе сообщение явно стало отражением дискуссии, развернувшейся вокруг описанной выше новости. Наряду с отсрочкой для бизнеса, который получил возможность и дальше беспрепятственно выводить капиталы из России, Минфин объявил о денонсации соглашения об избежании двойного налогообложения с Кипром. Последний, между прочим, является самой популярной «белой» налоговой гаванью у российского бизнеса, да и бизнесов со всего постсоветского пространства.
Означает ли денонсация соглашения с Кипром перевод его в «черный» список офшоров со всеми вытекающими последствиями (с 2021 года «черные» офшоры лишаются всех налоговых преференций в РФ), или за отменой одного соглашения последует заключение другого, пока до конца не ясно. Очевидно одно: новая волна деофшоризации российской экономики сопряжена с настоящей войной внутри органов власти, принимающих соответствующие решения при активном воздействии на них крупного бизнеса.
Чтобы понять, насколько серьезной является проблема, приведу один пример. В 2009–2012 годах мне довелось работать с украинским политиком Сергеем Тигипко. На президентских выборах 2010 года он получил почетное третье место и 13% голосов, которые конвертировал в вице-премьерскую должность. Так вот, одним из программных пунктов Тигипко была денонсация соглашения Украины с Кипром. Но эта инициатива получила столь мощный отпор со стороны бизнес-лоббистов, что даже крайне популярный на то время политик, облаченный солидной должностью, вынужден был отступиться.
Кипр – излюбленная транзитная юрисдикция, которая позволяет выводить большую часть заработанных сырьевыми частными компаниями денег за рубеж, возвращая на льготных условиях их малую часть для осуществления «инвестиций» – выплаты зарплаты работниками, операционные и прочие мелкие расходы.
 |
Согласно задумке, отмена соглашения с Кипром должна повысить привлекательность российских внутренних «офшоров» на островах Русский в Приморском крае и Октябрьский в Калининградской области.
Однако высока вероятность того, что бизнес использует данную ему отсрочку – как по введению налогов на выводимые за рубеж дивиденды, так и процедуру денонсации соглашения с Кипром, которая может продлиться до конца 2020 года – с одной лишь целью: перейти в новый «белый» офшор, недостатка в которых не наблюдается. Это и Мальта, и Люксембург, и Британские Виргинские острова, и, по странному стечению обстоятельств, Нидерланды, которые, к слову – второе экспортное направление для РФ после Китая (кто-нибудь знает, что вообще туда продается?). Экспорт и импорт в такие страны, как Нидерланды – и вовсе предмет отдельного разговора, ведь часто такие операции фиктивны и служат все той же цели – выводу капитала за рубеж.
Одним закрытием Кипра реальной деофшоризации не добиться. Нужно пройтись по всему списку офшорных юрисдикций, что довольно непросто. Ведь если для Кипра такие страны, как Россия – лакомый кусок, то на многие другие влияния у Москвы куда меньше.
Кстати, сам смысл деофшоризации лежит отнюдь не только в плоскости экономики. В последние годы в США и ЕС был принят целый ряд законов, открывающих информацию о резидентах крупнейших офшорных юрисдикций «для кого надо», а именно – для американских и европейских правоохранительных, судебных органов и, конечно, спецслужб. Этой цели служит и принятый в 2013 году в рамках ОЭСР план по противодействию размыванию налогооблагаемой базы и выводу прибыли из-под налогообложения (BEPS – Base Erosion and Profit Shifting). Налоговые гавани, не выполняющие директивы BEPS, попадают в черный список офшоров Евросоюза и США. Одно из ключевых требований BEPS – открытие реестров бенефициаров.
С теми же намерениями принят и обновленный в 2005 году американский закон о коррупции за рубежом (Foreign Corrupt Practices Act). Закон был принят еще в 1972 году после Уотергейтского скандала. В 1998-м в него внесены изменения в соответствии с принятой годом ранее Конвенцией ОЭСР по борьбе с подкупом иностранных должностных лиц при осуществлении международных коммерческих сделок. Именно тогда он де-факто и стал экстерриториальным: под его действие подпадали неамериканские компании, торгующиеся на американских фондовых биржах, осуществляющие деятельность в США или выступающие от имени американских компаний. Аналогичные законы принимаются в Британии (UK Bribery Act 2010 году) и других ведущих государствах.
Таким образом, весь крупный бизнес, будь то российский, украинский или казахстанский, работающий с такими «белыми» офшорами, фактически находится под колпаком у западных компетентных органов. Офшоры позволяют скрывать информацию об операциях только от страны, чьими гражданами и налоговыми резидентами являются реальные владельцы компании. При этом они полностью прозрачны для спецслужб государств Запада, которые могут использовать эту информацию в своих интересах. «Каких?» – спросите вы. Да хотя бы и для организации очередного майдана в очередной падкой на офшоры стране с высоким уровнем бегства капиталов. Ведь именно так все произошло с Украиной в 2013-м – достаточно просто внимательнее присмотреться к активности местных олигархов накануне известных событий.
Как показывают последние новости, пока российская деофшоризация продвигается крайне неуверенно – шаг вперед, шаг в сторону. И все же за этими процессами видна политическая воля президента, который выступает главным драйвером изменений, в которых нуждается как российская экономика, так и российская же национальная безопасность в самом широком смысле.