«Бог заботится о своих сумасшедших»

Ольга Хлопина: «Слова «жертва» и «долг» в моем лексиконе табуированы. Я их ненавижу. Существует любовь, чувство, что ты нужен, что ты можешь». Фото: ИА «Республика»/Михаил Никитин

— Мне рассказали, что после ухода Мюда Мариевича вы начали рисовать?

— Я начала рисовать раньше. Мюдочка мне даже какие-то небольшие уроки давал. Но разница между любителем и профессионалом неизмеримая. Мюд работал каждый день, что бы у него ни болело, что бы ни происходило. А у меня совсем не так, по системе хочется-не хочется. Это, скорее, для души. Когда делается очень плохо, начинаешь рисовать.

— Что мне написать в титрах: Ольга Хлопина — заслуженный экономист РФ, или Ольга Хлопина — вдова художника Мюда Мечева?

— Друг и помощник Мюда. Мы все приходим с каким-то предназначением, правда? Мое такое, это точно. Я должна сказать, что до 55 лет, пока я решительно не ушла на пенсию, я очень интенсивно вела свою научную жизнь. Но все равно главным делом была помощь Мюду. Особенно она была ему нужна во время его последней работы – иллюстрирования «Нового Завета». Работа забирала его все силы.

Сейчас я занимаюсь наследием Мюда, разобрала его архивы, продолжаю делать его выставки. Теперь они виртуальные, потому что ковид и дальнейшие события на таких выставках поставили крест, хотя любимый музей «Кижи» в октябре будет делать небольшую выставку Мюда в Петрозаводске.

Ольга Хлопина: «Друг и помощник Мюда». Фото: ИА «Республика»/Михаил Никитин

— Жена художника – это жертва и долг?

— Ой-ой, ой, «жертва» и «долг» – это два слова, которые в моем лексиконе табуированы. Я их ненавижу. И то, и другое. Существует любовь, чувство, что ты нужен, что ты можешь. Но главное, конечно, любовь.

— Это правда, что тему Евангелия Мюду Мариевичу подсказал прилетевший к нему голубь?

— Да, это потрясающе было. Мюд тогда окончил иллюстрирование «Повести временных лет», она вышла 19 августа 1991 года. 20 августа на карельском телевидении должна пройти огромная пресс-конференция, фейерверки, фанфары, но вы понимаете, что было 20 августа 1991 года. В общем, классно. И осенью, уже в Москве, Мюд был в раздумьях: что делать дальше? Он без большой темы свою жизнь не представлял. И вот он думал, думал, но никак не мог прийти к окончательному решению, потому что там были и русские сказки, и северные сказки, и «Евгений Онегин» его обожаемый…

И вот он однажды стоял на балконе в своей квартире на улице Усиевича и размышлял. И вдруг ему на плечо садится белый голубь. И сидит. И Мюд говорит, что это было как вспышка, как озарение. Как будто немножко мозги взорвались. Он понял, что будет иллюстрировать «Новый завет». В тот же самый момент голубь улетел, а Мюд бросился звонить мне. Мы раздельно жили. «Оленька, я знаю, что я буду делать! Я буду иллюстрировать Новый завет». Я заорала так, что странно, что наши стационарные телефоны не разлетелись на куски. Вот так.

Сны Ольги Хлопиной. Пленка, мультиэкспозиция. Фото: ИА «Республика»/Михаил Никитин

— Работа над Новым Заветом оказалась колоссальной, заняла 25 лет. Трудно ему было?

— Всё во время этой работы было: и инфаркт тяжелейший, и реальная возможность потери зрения, но счастье было неимоверное. Оно переливалось через край, захлестывало нас, окружающих, и это все чувствовали.

— Работа была связана и с изучением литературы, и с поездками?

— Да, мы в то время очень богатые стали – у Мюда работы покупали направо и налево, у нас денег было завались, и практически все эти деньги мы ухнули на поездки и на собирание материала. Сейчас можно без преувеличения сказать, что та библиотека, которая была Мюдом собрана по теме христианства, громадна. А как без этого?

Ольга Хлопина: «Всё во время работы над Новым Заветом было: и инфаркт тяжелейший, и реальная возможность потери зрения, но счастье было неимоверное». Фото: ИА «Республика»/Михаил Никитин

— У Вяйнемейнена Мюда Мечева есть черты отца Александра, служившего в церкви в Соломенном. Позировал ли ему кто-нибудь для создания образа Христа?

— Был. Идем мы в 1992 или 93 году по Черемушкинскому рынку. Помните, что это было за время? Ларьки-палатки, палатки – ларьки. Ни у кого денег нет, все, что было, сгорело, жизнь прекрасна и удивительна. Идем по рынку и встречаем палатку, в которой мордатый, небритый и хмурый дядька продает гипсовые головы – слепки с античных скульптур. Бред полный.

И мы видим, что в витрине стоит очень неплохо выполненный слепок с головы Асклепия, бога врачевания. Мюд прямо застыл. Говорит: «Оленька, посмотрите, вам ничего не говорит это?» — «Ой, Мюд, по-моему, это очень похоже на то, как вы сейчас изображаете Иисуса». Он говорит: «Всё, покупаем!» Дяденька говорит: 30 рублей. Мы считаем наши деньги – 26 рублей. Он на нас так посмотрел – берите!

И Мюд потом с этой головой работал – удлинил волосы, сделал горбинку на носу, ставил её под разное освещение, чтобы найти новые ракурсы. В общем, эта замечательная голова сыграла огромную роль в этой работе. До сих пор она стоит дома на полке на видном месте. Вот такой прототип.

Ольга Хлопина: «Это нормальная шикарная была жизнь». Фото: ИА «Республика»/Михаил Никитин

— Вы говорите, что жили с мужем в разных квартирах и обращались друг к другу на «вы». Это такая игра?

— Нет, это нормальная шикарная жизнь. Когда мы с Мюдочкой познакомились, мне было 23 года, а ему – 42. Он был сложившийся человек, художник. Я окончила университет, веселая, радостная. И мы очень долго дружили, выражаясь советским языком. Официально поженились только спустя 10 лет, и то это такие обстоятельства были. А так нам все это было по барабану, честно говоря. И у меня, и у него были квартиры, и мы не считали, что нам надо съехаться и начать жить совместно.

Люди ведь разные, правда? У меня дом нараспашку, ко мне всю жизнь приходят бесконечные гости, друзья. Мюд – анахорет. Он в 5 утра встает, в 6 он уже за мольбертом. Как совместить два совершенно разных образа жизни? И главное – зачем? И потом, я ненавижу совместный быт. Я вообще ненавижу обсуждать бытовые проблемы: что купить, как сделать… Меня трясет от этого. Все мои подруги знают, что со мной на бытовые темы говорить нельзя – укушу. Быт и есть быт. Я очень люблю мыть посуду, обожаю мыть полы, но говорить об этом я не люблю.

Мы раздельно жили с Мюдочкой 40 лет. Правда, он жил все время в своей квартире на улице Усиевича, а я постоянно переезжала – он помогал мне улучшать мои квартиры. А через 40 лет, когда родной стал плохо себя чувствовать, когда ему стало трудно жить одному, я просто взяла его в охапку и перевезла к себе. Дней через пять он сказал: неплохо, неплохо.

Сны Ольги Хлопиной-2. Пленка, мультиэкспозиция. Фото: ИА «Республика»/Михаил Никитин

— А обращение на «вы»?

— Мы на «вы» обращались очень долго. Иногда были на «ты» — не будешь же в интимный момент друг другу «вы» говорить, правда? Когда как, но, в основном, мы были на «вы». «Вы» – это замечательное обращение, которое не дает никакой возможности для выражения неудовольствия. Ну, как можно поссориться на «вы»? Никак. Наши близкие друзья знают, что я сейчас говорю правду: мы никогда не ссорились. Если у нас возникали неудовольствия, просто каждый уползал в свою квартиру, все это как-то прогонял через себя, а потом кто-то первый звонил другому. А как иначе сохранить любовь?

— Это как-то не по-советски. И Мюд Мариевич, если посмотреть, ведь ничего не делал на злобу дня. Это был его выбор?

— Конечно, мы были абсолютно антисоветские люди.

Ольга Хлопина: «Мы были абсолютно антисоветскими людьми». Фото: ИА «Республика»/Михаил Никитин

— Выходит, что можно в любом обществе создать свои правила жизни? В этом даже есть вызов.

— Ой, никогда. Ничего мы никогда не вызывали и не демонстрировали. Думаю, что вы со мной согласитесь, — человек носит свой мир в себе. Где бы ты ни был – на Памире или на помойке, в Москве, в Нью-Йорке, в однокомнатной хрущобе или в апартаментах на Манхэттене… Ты свой мир носишь в себе. Я не утверждаю, что так для всех. Я говорю про себя и про Мюда. У нас с ним было очень много всяких разногласий, но у нас основное было общее – мы были свободными внутри людьми. Абсолютно. Я думаю, что это такой же дар, как кому-то дается красота, кто-то бегает быстро на длинные или на короткие дистанции. А кто-то свободен.

— Из чего состоит этот мир, который вы носите в себе?

— Из любви. Снисхождения. Старания понять и простить. Из искусства, природы, одиночества. Я очень люблю одиночество, считаю, что это великий дар. Я очень люблю праздность. Я – лентяйка фантастическая. Я все делаю очень быстро, тщательно, чтобы потом ничего не делать: сидеть думать или читать, или слушать музыку. Помните, у Пушкина про «праздность милую, подругу размышлений»? Праздность – это чудесное занятие. Как я любила, когда Мюд лежал на диване после работы – боже мой! Это было для меня такое счастье! Он меня как-то спросил: «Оленька, а вас не раздражает, что я лежу на диване?» А я ему: «Я испытываю абсолютное счастье» (смеется).

Ольга Хлопина: «Где бы ты ни был – на Памире или на помойке, в Москве, в Нью-Йорке, в однокомнатной хрущобе или в апартаментах на Манхэттене… Ты свой мир носишь в себе». Фото: ИА «Республика»/Михаил Никитин

— Какой был режим у Мюда Мариевича?

— У Мюда был зверский режим работы. Он столько сделал за свою жизнь – это что-то немыслимое. С помощью одного замечательного человека, который дал деньги, мы сейчас готовим с издательством «Острова» большую книгу о Мюде. Если все будет нормально, ЕБЖ (если будем живы – прим. авт.), она должна в конце года обязательно выйти. Мы собирали туда работы со всего мира. Там будет 700 картинок без учета гравюр по «Калевале» или «Повести временных лет», а также к карандашным рисункам к Евангелию. Еще примерно столько же работ где-то развеяно. Человек, если он обладает даром и дисциплиной, может сделать что-то фантастическое за свою жизнь.

— Дисциплина – это тоже дар, мне кажется.

— Ну, не знаю. Я-то воспитала это в себе под влиянием Мюда исключительно. У кого-то дар, а кому-то приходилось мучаться.

Сны Ольги Хлопиной-3. Пленка, мультиэкспозиция. Фото: ИА «Республика»/Михаил Никитин

— Вы очень веселый человек. Это привлекло Мюда Мариевича в вашу первую встречу?

— Нет, он сразу обратил внимание на то, что я весила 46 килограммов, была тонка до изумления, что у меня были страшно веселые глаза, которые прятались за очками. Все это ему безумно понравилось. А мне понравился он.

— Вы познакомились на вокзале? Как Анна Каренина и Вронский?

— Ну, абсолютно. Концовка только другая. Мы всегда хохотали: надо же познакомиться на Ленинградском вокзале! Я там маму встречала из Хельсинки, а Мюд встречал Кристину Поркалла. Она была генеральным секретарем общества дружбы «Финляндия -СССР».

— Вы просто заметили друг друга?

— Вы что, Аня, не знаете, как это бывает? Искра. Так и было. Причем, я стояла разговаривала с одним препротивным дипломатом, который ко мне клеился в то время, и все время думала, когда же он отстанет, отвянет от меня? Вон там такой прелестный ходит дяденька… И Мюд ходит рядом и думает: да когда же она освободится, когда он от нее отлипнет? И, наконец, он отошел, и мы друг к другу стремительно стали приближаться, как корабли в океане. Он говорит: «Я – Мюд» — «А я – Оля».

Ольга Хлопина: «Мы всегда хохотали: надо же познакомиться на Ленинградском вокзале!» Фото: ИА «Республика»/Михаил Никитин

— Вы занимались, я читала, экономической кибернетикой? Что это такое?

— Экономическая кибернетика – это такая хорошая наука о математических закономерностях в экономике. Она была безумно модной. В 1971 году я окончила школу с золотой медалью, считала себя самой умной и думала, что мехмат без меня погибнет. Софья Ковалевская, чего там. На мехмат я не поступила. И мне один преподаватель, который меня же и завалил, говорит: «Вам надо идти на экономическую кибернетику». Я говорю: «А что это такое?» А он говорит: «Это для вас. Там и математики много, и гуманитарная основа хорошая». Туда я поступила легко. У нас была замечательная группа, и я с удовольствием там отучилась. А потом я занималась 10 лет математическими методами моделирования в экономике. По этой же теме защитила диссертацию. И через 10 лет мне это вот где встало. Потому что я занималась серьезными вещами – распределением жителей СССР по уровню дохода. Это все было засекречено. То есть, я не могла публиковаться, на конференциях я выступала с какими-то огрызками, потому что …

В общем, надоело мне все это до безумия. И на одной конференции один человек перетащил меня в другое место – в Научно-информационный центр по культуре и искусству при минкульте СССР. И так я, в общем-то, в культуре и осталась. А еще через 10 лет на очередной конференции еще один мой приятель перетащил меня в Институт искусствознания Академии наук. Там я последние годы и работала.

Я восхищаюсь людьми, которые всю жизнь проработали в одном месте. У меня бы так не получилось, это точно. Мне нужно менять места и занятия, для того чтобы продолжать… совершенствоваться.

Ольга Хлопина: «В 1971 году я окончила школу с золотой медалью, считала себя самой умной и думала, что мехмат без меня погибнет». Фото: ИА «Республика»/Михаил Никитин

— А есть у вас какая-то внутренняя программа совершенствования? Есть цели?

— Трудно сказать. Я всю жизнь была человеком стратегического мышления, и в соответствии с этим жила, но сейчас я не могу мыслить стратегически.

— Утратилось это умение?

— Да, утратилось. Может, это вернется. Может, изменятся обстоятельства. Не знаю, но пока стратегических планов у меня нет.

— А маленькие цели есть?

— У меня никогда не было маленьких целей. У меня были только большие.

— Почему вы решили устроить конкурс детских рисунков при музее «Кижи»?

— Я к детям отношусь спокойно, а Мюд детей обожает. И как-то в Москве заговорили о художнике, который у себя на родине организовал конкурс молодых талантов. Я говорю: «Мюд, а почему бы нам с тобой в Карелии такое не сделать? Давай учредим премии, объявим конкурс». Мюд: «Ну, вы гений, Оленька!» И года три мы вели этот конкурс. Потом Мюдочка заболел, и мне стало не до этого. А сейчас я не могу это возобновить по материальным причинам. Я считаю, что конкурс без вложения в него средств, без премий детям, без подарков – это несерьезно. Я ненавижу все эти поощрения грамотами.

Ольга Хлопина: «У меня никогда не было маленьких целей. У меня были только большие». Фото: ИА «Республика»/Михаил Никитин

— Свои грамоты не храните?

— Они в гараже, в каком-то ящике. Но все мюдочкины награды я храню. Но это другое, это не бумажки.

— Что помогает вам жить после ухода мужа?

— Это все очень просто. Мюд очень философски относился к глобальным вопросам бытия: к жизни и смерти. Я думаю, что он и меня этому научил. Я никогда не забуду, как мы сидели на нашей пристани. С нами была еще наша подруга Эйлочка Машина. Мюд был еще совершенно в расцвете сил. Да, ему уже много было лет, около 80 тогда. И он сказал: «Вот, хорошо, что вы вместе сейчас сидите. Оленька, я расскажу, как вы будете меня хоронить». Я говорю: «Вы уверены, что сейчас нужно об этом говорить?» Да, говорит, лучше я все расскажу, а вы все сделаете. Он все это рассказал, причем, очень спокойно. А последнее говорит: «И похороните меня на Кижах». На этом разговор закончился и больше мы к нему не возвращались. Но когда Мюда не стало, я вспомнила этот разговор по словам. И мне было спокойно, что я могла делать все так, как он хотел, что его уход и все, с этим связанное, не было для меня трагедией. Это был уход в другую жизнь.

Это не страшно. Это то, что ты или принимаешь, или не принимаешь. Я не знаю, согласитесь вы со мной или нет, но все-таки мы приходим в этот мир для того, чтобы его немножко улучшить, правда? А не обременять злодейством или даже горем. Для меня горем было (но я тоже с этим смирилась), когда Мюдочка стал превращаться в другого человека. Вот это было мне страшно. А потом я вдруг поняла: а какая разница? Он дышит, я могу его обнять, пощекотать за ушком… Какая разница? Но ко всему этому приходишь не сразу. Поэтому надо продолжать жить и по мере возможности увеличивать в мире добро. Пафосно, да? Но это правда.

Сны Ольги Хлопиной-3. Пленка, мультиэкспозиция. Фото: ИА «Республика»/Михаил Никитин

— Вы не думали написать книгу воспоминаний?

— Да у меня столько всего написано, но я дико боюсь, что из всего этого выйдет книжка для, как это называл Мюд, «семейного чтения», которая интересна членам семьи и 10-15 друзьям. Мало просто изложить, как оно все было, — надо обладать талантом. Пускай дочь делает, она талантливая.

— Есть у вас мечта?

— Она неприличная.

— Можете рассказать?

— Я хочу опять приехать в Рим, остановиться в нашей любимой с Мюдом гостинице и пройти по нашим любимым местам. Но боюсь, что этого уже не будет.

— Тут сказать нечего.

— Да. Вы спросили – я ответила.

Сны Ольги Хлопиной-4. Пленка, мультиэкспозиция. Фото: ИА «Республика»/Михаил Никитин

— Когда он рассказывал вам про свои похороны, что это было?

— Во-первых, говорит, когда я умру, — не рыдать. Смерть — это просто продолжение другой жизни. Поминки устроить такие, чтобы все запомнили. Лучше всего в нашем любимом итальянском ресторане. Никаких серьезных речей не говорить. Стакан с водкой, накрытой черным хлебом, не ставить. Портрет не ставить. Вспоминать только веселое и хорошее. Обязательно, чтобы была проведена христианская церемония прощания. Да, танцевать не надо – это не поймут.

Так все и было. Мы отпевали его в церкви Успения Богородицы, хороший храм. Отпевал отец Геннадий, который за неделю до мюдочкиного ухода его соборовал, исповедовал и причащал. И нам всем было так хорошо… Это было удивительно. Никто не плакал, мы все обнимались, улыбались. А небо какое было – о! Фантастическое! Оно все было в таких облаках, как шарики. Я такого никогда в жизни больше не видела. А на Кижах, когда мы с ним уже прощались, когда опускали урну в землю, прилетели и сели на березу рядом две птицы. И сидели, сидели, сидели… И что-то друг другу говорили… Мы сравняли его с землей, и они улетели. Этому масса свидетелей.

— У вас все связано: и небо, и земля, и воздух…

— Знаете, у Мюда какая была любимая поговорка? Бог заботится о своих сумасшедших.

— А у вас какая любимая?

— Да, наверное, эта же.

Сообщение «Бог заботится о своих сумасшедших» появились сначала на "Республика".