Ленивая императрица. Часть 4
Русский двор, отличавшийся при Петре Великом своей малочисленностью и простотой обычаев, совершенно преобразился при Анне Иоанновне. Императрица хотела непременно, чтобы двор её не уступал в пышности и великолепии всем другим европейским дворам. Она учредила множество новых придворных должностей; завела итальянскую оперу, балет, немецкую труппу и два оркестра музыки, для которых выписывались из-за границы лучшие артисты того времени; приказала выстроить, вместо довольно тесного императорского зимнего дома, большой трёхэтажный каменный дворец, вмещавший в себе церковь, театр, роскошно отделанную тронную залу и 70 покоев разной величины.
Торжественные приёмы, празднества, балы, маскарады, спектакли, иллюминации, фейерверки и тому подобные увеселения, следовали при дворе беспрерывно одни за другими. Любовь императрицы к пышности и блеску не только истощала государственную казну, но вовлекала в громадные расходы придворных и вельмож. Придворные чины и служители не могли сделать лучшего уважения государыне, как если в дни её рождения, тезоименитства и коронования, праздновавшиеся всегда с великим торжеством, приезжали во дворец в новых и богатых платьях. Императрица очень следила за модой. Она официально запретила своим подданным два раза приезжать в царский двор в одинаковом платье.
Разумеется, лица, имевшие доступ ко двору, соревнуя друг перед другом, лезли, как говорится, из кожи, чтоб угодить императрице и обратить на себя ея внимание. Многие из них в короткое время проживались совершенно, разоряли свои имения и затем, для добывания средств, обращались к казнокрадству, которое развилось до поражающих размеров.
Роскошь и мотовство, поощряемые государыней, стали считаться достоинством, дававшим более прав на почёт и возвышение, нежели истинные заслуги. При дворе велись азартные игры и нередко в одну ставку проигрывались огромные состояния. Сама императрица не была пристрастна к игре, и если играла, то для того, чтобы проиграть. В таких случаях, она держала банк и ставить могли лишь те, кого она называла. Выигравший тотчас же получал деньги, а с проигравшего императрица никогда не требовала уплаты.
Попойки, которыми прежде непременно оканчивались всякие торжества и собрания, теперь были совершенно изгнаны из придворных обычаев, потому что Анна Иоанновна не могла видеть и боялась пьяных. Только один день в году, как исключение, посвящался Бахусу, именно 19-го января, когда праздновалось восшествие на престол императрицы. В этот день каждый из придворных даже был обязан, опустившись на одно колено перед государыней, выпить огромный стакан венгерского вина. Впрочем, случалось иногда, после военных экзерциций или в навечерие больших праздников, что императрица сама подносила по бокалу вина придворным и гвардейским офицерам, являвшимся для целования её руки.
Императрица очень любила охоту и стрельбу из ружей, в чём приобрела такую сноровку, что без промаха попадала в цель и на лету убивала птиц. Во внутренних покоях Анны Иоанновны всегда стояли заряженные ружья, из которых она стреляла, через окна, в пролетавших ласточек, воробьёв, галок и т. п. В Петергофе и других окрестностях Петербурга были выстроены зверинцы, наполненные всякого рода зверями и птицами. Всем верноподданным именными указами вменялось в непременную обязанность ловить, размножать и присылать в императорские зверинцы диких животных. При дворе была учреждена призовая стрельба, а в галерее дворца устроен тир, где зимними вечерами, при ярком освещении, Анна Иоанновна практиковалась из винтовки. «С-Петербургския Ведомости» того времени изобилуют известиями об охотничьих подвигах императрицы.
Курляндское захолустье превратило Анну в типичную провинциалку. Став русской императрицей, она, не стесняясь приличиями, расхаживала по дворцу в чепце и простецком домашнем платье в сопровождении зевающих фрейлин, которых звала своими девками, и толпы карликов и карлиц.
В свои фрейлины Анна Иоанновна выбирала преимущественно таких девиц, которые имели хорошие голоса. В те вечера, когда при дворе не назначалось никаких увеселений, фрейлины должны были сидеть в комнате, соседней с опочивальней императрицы, и заниматься разными рукоделиями, вышиванием и вязанием. Позабавившись с шутами и приживалками, Анна Иоанновна обыкновенно отворяла дверь в комнату фрейлин и говорила: «ну, девки, пойте!» и девки пели до тех пор, пока государыня не кричала: «довольно!»
Иногда Анна Иоанновна требовала к себе гвардейских солдат с их жёнами и приказывала им плясать по-русски и водить хороводы, в которых не редко принимали участие присутствовавшие вельможи и даже члены царской фамилии.
Императрица не чуждалась и литературных забав: узнав как-то, что известный профессор элоквенции, Василий Кириллович Тредиаковский, написал стихотворение игривого содержания, она призвала автора к себе и велела ему прочитать своё произведение. Тредиаковский, в одном из своих писем, следующим образом рассказывает об этом чтении: "Имел счастие читать государыне императрице у камина стоя на коленях перед ея императорским величеством; и по окончании оного чтения удостоился получить из собственных ея императорского величества рук всемилостивейшую оплеушину».
Анна Иоанновна, вообще, была очень строга к своим приближённым и обращалась с ними крайне сурово. Так, например, однажды две фрейлины, сестры Салтыковы, которых она заставила петь целый вечер, осмелились, наконец, заметить ей, что они уже много пели и устали. Императрица, не терпевшая никаких возражений, до такой степени разгневалась на бедных девушек, что тут же сама выпорола их и отправила на целую неделю стирать белье на прачечном дворе.
В другой раз, Анна Иоанновна, находясь не в духе, вздумала рассеять себя зрелищем танца. Она тотчас же послала за четырьмя, известными в то время, петербургскими красавицами и приказала им исполнить танец в своём присутствии. Дамы начали танцевать, но смущённые грозным видом государыни, смешались, перепутали фигуры и в нерешимости остановились. Императрица молча поднялась со своего кресла, подошла к помертвевшим от страха танцоркам, отвесила каждой по пощёчине и за тем, возвратясь на место, велела снова начать танец.
Анна Иоанновна весьма благоволила к статс-даме графине Авдотье Ивановне Чернышёвой, умевшей хорошо рассказывать разные городские новости и анекдоты; но, несмотря на это, никогда не позволяла ей садиться при себе. Однажды Чернышёва, разговаривая с императрицей, почувствовала себя не хорошо и едва могла стоять на ногах. Анна Иоанновна, заметив это, сказала своей собеседнице: «ты можешь опереться на стол, служанка заслонит тебя и, таким образом, я не буду видеть твоей позы».
Скучать она не любила и потому, вступив в 1730 году на российский престол, велела набрать целый штат придворных дураков.
Смешить императрицу — дело ответственное, можно даже сказать, нешуточное. Поэтому попасть в придворные дураки было непросто. Кандидата придирчиво рассматривали со всех сторон: каков его нрав, чистоплотен ли, и какими ужимками собирается тешить государыню.
Таким вот образом Анну Иоанновну окружили самые отборные, элитные российские дураки. А лучше всех был Иван Балакирев, столбовой дворянин по происхождению, служивший в молодости в Преображенском полку.
Хотя его прежняя жизнь, прямо скажем, мало способствовала выработке юмористического взгляда на вещи. В конце царствования Петра I он был бит батогами и сослан на каторгу — по делу его тогдашнего господина Виллима Монса, любовника царицы Екатерины. Говорили, будто Балакирев работал у них «почтальоном», передавая любовные записки. Екатерина после смерти мужа вспомнила о Балакиреве и вернула его в Петербург.
Балакирев обладал редким талантом смешить зрителей до колик. Правда, шутки его были густо замешаны на похабстве и непристойности. Но это была своеобразная психологическая компенсация за строгие нормы тогдашней морали. Как писал историк Иван Забелин, «на то и существовал в доме дурак, чтобы олицетворять дурацкие, а в сущности, вольные движения жизни».
Не весело было только самому Балакиреву. Это была его служба, тяжёлая и порой опасная. Однажды за отказ участвовать в одной из потасовок между шутами он был жестоко избит. Побывал и на дыбе в Тайной канцелярии — по доносу «в произнесении слов, оскорбительных для Императрицы».
Поэтому при первом удобном случае Балакирев выпросился в свою рязанскую деревню и провёл там остаток жизни. Среди окрестных помещиков он прослыл на редкость мрачным и нелюдимым соседом. Удивляться тут нечему: своё Балакирев уже отшутил.
Жестокость придворных развлечений в царствование Анны Иоанновны познал на своей шкуре и князь Михаил Алексеевич Голицын. Он приходился внуком Василию Васильевичу Голицыну, всемогущему фавориту царевны Софьи Алексеевны. После её низвержения в 1689 году Василий Голицын, лишённый чинов и поместий, был сослан вместе с сыном Алексеем сначала в Каргополь, а потом на Пинегу, в деревню Кологоры (верстах в 200-х от Архангельска).
Михаил Алексеевич родился за год до этих трагических событий. Отец его вскоре умер, и молодой Голицын провёл своё детство и юность под надзором своего знаменитого деда. Лучшего воспитателя и пожелать было невозможно. Князь Василий был образованнейшим человеком России: знал несколько европейских языков, владел также латынью и греческим, был начитан в древней истории, искушён в дипломатии и политесе. Словом, образование Михаил получил самое что ни на есть европейское (впоследствии, посланный Петром I в заграничное обучение, слушал лекции в Сорбонне). Однако военно-административными талантами он не блистал и дослужился всего лишь до майора.
После смерти своей первой супруги, Марфы Хвостовой, Голицын, будучи за границей, страстно влюбился в красавицу Лючию (итальянку, дочь трактирщика), на 20 лет моложе его, которая согласилась стать его женой, но с условием, что он примет католичество, пусть и тайно.
Михаил Алексеевич не придал значения перемене веры, о чём вскоре горько пожалел. В 1732 году, уже при императрице Анне Иоанновне, молодые вернулись в Россию. Здесь они узнали, что государыня весьма строго относится к религиозным вопросам. (В скобках замечу, что позже, в 1738 году, по распоряжению Анны Иоанновны сенат осудит на сожжение заживо смоленского купца Боруха Лейбова и обращённого им в иудаизм капитан-лейтенанта Александра Возницына.)
Поэтому Голицын, тщательно скрывая от всех и иностранку-жену, и перемену религии, тайно поселился в Москве, в Немецкой слободе.
Однако же мир не без добрых людей: нашёлся какой-то завистник, который донёс на Голицына. Государыня, узнав о вероотступничестве князя, в гневе отозвала Голицына в столицу. Его брак был признан незаконным. Жену Голицына отправили в ссылку, а самому ему велено было занять место среди придворных «дураков». В его обязанности входило обносить императрицу и её гостей русским квасом, за что получил он прозвище Квасник. В исторической литературе бытует мнение, что от унижения Михаил Алексеевич тронулся умом, что, однако, не подтверждается сохранившимися образцами его остроумия, из которых видно, что князь за словом в карман не лез.
В одном обществе некая пригожая девица сказала ему:
— Кажется, я вас где-то видела.
— Как же, сударыня! — тотчас отвечал Квасник, — я там весьма часто бываю.
Об одном живописце говорили с сожалением, что он пишет прекрасные портреты, а дети у него очень непригожи. Услышав это, Квасник пожал плечами:
— Что же тут удивительного: портреты он делает днём, а детей ночью.
Однажды всемогущий временщик императрицы герцог Бирон спросил Квасника:
— Что думают обо мне россияне?
— Вас, Ваша Светлость, — отвечал он, — одни считают Богом, другие сатаною и никто — человеком.
Одна пожилая дама, будучи в обществе, уверяла, что ей не более сорока лет от роду. Квасник, хорошо знавший её истинный возраст, сказал, обращаясь к окружающим:
— Можете ей поверить, потому что она больше десяти лет в этом уверяет.
Известный генерал фон Девиц на восьмидесятом году от роду женился на молоденькой и прехорошенькой немке из города Риги. Будучи накоротке с Квасником, он написал ему о своей женитьбе, прибавив при этом: «Конечно, я уже не могу надеяться иметь наследников».
Квасник отвечал ему на это: «Конечно, не можете надеяться, но всегда должны опасаться, что они будут».
Герцог Бирон послал однажды Квасника быть вместо себя восприемником от купели сына одного камер-лакея. Квасник исправно выполнил поручение. Но когда он докладывал о том Бирону, тот, будучи не в духе, назвал его ослом.
— Не знаю, похож ли я на осла, — возразил Квасник, — но знаю, что в этом случае я совершенно представлял вашу особу.
В конце своего правления, лютой зимой 1740 года, Анна Иоанновна, не зная, как ещё развлечь себя, объявила о невиданном ещё представлении — «ледяной свадьбе». Женихом был назначен князь Квасник-Голицын; в супруги ему была выбрана уродливая калмычка Авдотья Буженинова, прозванную так за любовь к буженине.
В назначенный день жениха с невестой посадили в клетку, водружённую на слона. Свадебная свита, состоявшая, по словам очевидца, из вотяков, мордвы, черемис, самоедов и прочих малых народов, ехала на оленях, собаках и свиньях. На Неве, между Зимним дворцом и Адмиралтейством, для молодых был возведён «Ледяной дом» — творение искусное и адское одновременно.
Фасад этого здания был 16 метров в длину, 5 метров в ширину и около 5 метров в высоту. В опочивальне висели ледяные занавески; матрас, одеяла и подушки тоже были изо льда. В гостиной стояли ледяные часы и даже еда в столовой была вырезана изо льда и выкрашены натуральными красками. Горели намазанные нефтью ледяные дрова и свечи…
По правую сторону от дома стоял в натуральную величину ледяной слон, на котором верхом сидел ледяной персиянин; рядом на земле стояли две ледяные персиянки. Очевидец рассказывает: «Сей слон внутри был пуст и столь хитро сделан, что днём воду вышиной почти четыре метра пускал. А ночью, к великому удивлению, горящую нефть выбрасывал. Сверх же того мог он как живой слон кричать, которой голос потаённой в нём человек трубою производил».
Когда все разместились за праздничными столами, «карманный Ея Величества стихотворец» Василий Тредиаковский — ещё одна невольная жертва этой бесчеловечной потехи, огласил заказанные ему свадебные вирши:
«Здравствуйте, женившись, дурак и дура,
Ещё блядка дочка, тота и фигура!
Теперь-то время вам повеселиться,
Теперь-то всячески поезжанам должно беситься:
Квасник дурак и Буженинова блядка
Сошлись любовью, но любовь их гадка.
.......................................................................
Плешницы, волочайки и скверные бляди!
Ах, вижу, как вы теперь ради!
Гремите, гудите, брянчите, скачите,
Шалите, кричите, плешите! и т. д.»
На ночь у дверей «ледяного дома» встал караул, чтобы молодые не сбежали из отведённых им покоев.
Голицын и Буженинова чудом пережили студёную ночь на ледяной кровати и вышли наутро живыми из этого ледяного ада (литературное предание гласит, что Авдотья Ивановна, подкупив стражу, раздобыла полушубок и тем самым спасла себя и мужа от смерти). Однако Авдотья Ивановна после этого долго хворала и два года спустя умерла после рождения второго сына Алексея.
Смерть императрицы Анны Иоанновны освободила Голицына от его шутовских обязанностей. Новая государыня Анна Леопольдовна запретила «нечеловеческие поругания» над «дураками», навсегда уничтожив в России позорное звание придворного шута.
Михаил Алексеевич оставил столицу и перебрался сначала в родовое Архангельское, а после смерти Бужениновой — в купленное им имение в Костентинково. Здесь он женился в четвёртый раз на Агрофене Алексеевне Хвостовой, от которой прижил трёх дочерей. Похоже, что Михаил Алексеевич в своей личной жизни действительно не придавал большое значение церковным нормам — ведь по православной традиции жениться можно не более трёх раз.
Голицын прожил в Костентинково ещё целых 35 лет. Он умер в 1778 году, 90 лет от роду.
В борьбе за человеческое достоинство и личное счастье победа осталась на его стороне.
Продолжение следует
Лекция об Анне Иоанновне на моём Ютуб-канале
Я зарабатываю на жизнь литературным трудом.
Буду благодарен, если вы поддержите меня посильной суммой
Сбербанк 4274 3200 2087 4403
У этой книги нет недовольных читателей. С удовольствием подпишу Вам экземпляр!
Последняя война Российской империи (описание и заказ)
