Император Пётр III. Убийство и «жизнь после смерти»

Он не понимал, что короны в России можно лишиться только вместе с головой. У Екатерины не было ни малейших прав на российский престол и почти не было шансов удержаться на чудом захваченном троне. И время работало против нее – солдаты трезвеют, растерявшиеся было сторонники императора (а они есть, их много – скоро мы убедимся в этом) приходят в себя, Петра могут освободить и призвать к власти в любую минуту. Свергнутого императора нельзя было никуда отпускать – и потому его в тот же день перевезли подальше от верных ему гольштейнцев.

Скорбный путь императора

В Петергофе им встретился казачий полк (три тысячи вооруженных всадников), который случайно оказался среди частей заговорщиков. Он шёл к армии Румянцева, в Пруссию, и "посланные императрицы встретили его прежде, нежели императорские". Этих солдат заговорщики не поили несколько дней, не проводили среди них "агитационно-разъяснительной работы". Молча и угрюмо, смотрели казаки на развязных полупьяных гвардейцев и конвоируемого ими законного императора. Обратись к ним сейчас Петр, крикни, позови на помощь – и они, скорее всего, выполнят свой долг, нагайками разгонят петербургских "янычар", порубят в капусту тех, кто поднимет оружие. Хуже уже не будет, а мятежники не посмеют бить (и, тем более – убивать) императора на глазах ничего не понимающих казаков – вряд ли среди конвоиров есть идейные "революционеры", фанатики и самоубийцы. Еще можно попытаться освободиться и, вместе с этим полком, пойти к верным войскам. А можно даже попытаться лихим налетом захватить празднующую победу Екатерину. Вы же помните, кто с ней сейчас? Пьяные гвардейцы, "в высшей степени бесполезные" (Фавье), "живущие на одном месте в казармах с женами и детьми" (Штелин). "Стража, всегда ужасная только своим государям" (Рюльер). И, больше всего на свете, они боятся оказаться на фронте. Их много: три пехотных гвардейских полка, конногвардейский и гусарский полки, два полка инфантерии – около 12 тысяч человек. Это самые надёжные, с точки зрения заговорщиков, части, другие полки оставлены пьянствовать в Петербурге. Кстати, как вы думаете, зачем в 160-тысячном городе держат такое количество войск? Что делают они там, помимо того, что "блокируют резиденции" (Штелин) и "как-бы держат в заточении Двор" (Фавье)?

Но давайте зададим себе вопрос: готовы ли идущие к Ораниенбауму части к серьезному бою?

Как мы помним из прошлой статьи, спаивать солдат Петербургского гарнизона Орловы начали ещё 26 июня. За 2 дня бравые гвардейцы, деньги, "занятые" у англичан, видимо, уже пропили. Но требовали "продолжения банкета". И потому в день начала заговора мы видим в Петербурге такую картину.

Андреас Шумахер вспоминал:


Так исторически сложилось, что в Петербурге, со дня его основания, проживали люди 12 национальных диаспор – англичане, голландцы, шведы, французы, немцы, итальянцы и прочие. В описываемое время русские не составляли в городе абсолютного большинства. Именно иностранцы и пострадали больше всех во время этого, организованного в пользу немки Екатерины, "патриотического" мятежа. Многочисленные очевидцы рассказывали, как толпы пьяных солдат врывались в дома иностранцев и грабили их, избивали и даже убивали иноземцев на улицах.

Продолжим цитировать Шумахера:


Придворный ювелир Иеремия Позье рассказывал, как он спас двух англичан, за которыми гналась толпа пьяных солдат с обнаженными саблями:

"Да они ругают нас на своем языке", – объяснили они ювелиру.

Позье спасло знание русского языка и знакомство с командирами данных "янычар", на которых он и сослался. Ему удалось "выкупить" несчастных британцев (отдал все деньги, что были при нем) и спрятать их в своей квартире.


Далее Позье вспоминает:


О том же писал Г. Державин:


"Типичные революционеры", не правда ли? "Есть у революции начало, нет у революции конца".

Как мы помним из предыдущей статьи, г-н Одар (Шумахер называет его Сен-Жерменом) договорился с англичанами о "займе" на 100 тысяч, которые были потрачены в начале этого "праздника непослушания". Но гвардейцам "не хватило" и, после переворота, кабатчики попросили новое правительство возместить им убытки. А куда денешься? Это частникам "простить" можно. А кабаки — казённые заведения. Стали считать и выяснили, что солдатики "догнались" ещё на сумму 105 тысяч 563 рубля 13 с половиной копеек, выпив с 28 по 30 июня 422 252 литра водки. Население Петербурга, вместе с размещенными в столице полками, составляло тогда около 160 тысяч человек. Получается примерно по литру на каждого взрослого человека в день – при условии, что пили абсолютно все жители Петербурга, поголовно. Но вряд ли бравые гвардейцы делились водкой с избиваемыми ими иностранными жителями Петербурга.

Солдаты отправившихся с Екатериной полков во всем этом безобразии принимали самое деятельное участие. И потому никакого молниеносного броска на Ораниенбаум у них, разумеется, не получилось. Никита Панин назвал пришедших к Ораниенбауму солдат "пьяными и усталыми". Первое, что стали они делать в царских резиденциях (Петергоф и Ораниенбаум) – грабить винные погреба. Е.Дашкова в своих мемуарах пишет о гвардейцах, которые в Петергофе взломали погреб и киверами черпали венгерское вино. Она рисует все в очень розовых тонах: мол, усовестила солдатиков, и те, вылив вино, стали пить воду. Но при этом ей зачем-то пришлось отдать им все свои деньги (даже карманы вывернуть, чтобы показать, что больше нет) и обещать, что "по возвращении в город им дадут водки за счет казны и все кабаки будут открыты". Очень похоже на банальное ограбление княгини пьяными "янычарами".

Во время похода на Ораниенбаум веселая колонна полупьяных мятежников сильно растянулась по дороге. Если бы Петр доверил своих трезвых и чрезвычайно мотивированных солдат Миниху, у генерал-фельдмаршала был бы неплохой шанс хладнокровно и методично по очереди разбить все взбунтовавшиеся полки. Впрочем, уверен, что бить пришлось бы только авангард: увидев недавних собутыльников, бегущих назад с выпученными глазами и криками "все пропало", остальные мятежники разделились бы на две части. Маргиналы побросав оружие, побежали бы в Петербург — перед тем, как в Сибирь идти, ещё немного "немцев" пограбить и дармовой водки, напоследок, выпить. Остальные наперегонки кинулись бы ловить Екатерину, Орловых и прочих — чтобы, упав на колени, "преподнести" их законному императору.

А те солдаты и офицеры екатерининских полков, что успели протрезветь, уже не вполне надежны.

Якоб Штелин вспоминал:


Сильно навеселе, видимо, был отец будущего великого генералиссимуса — в российском Ораниенбауме ему пруссаки мерещатся. Подчинённые с презрением отказываются подчиняться ему, и одна забава остаётся у пьяненького генерала:

(Полковник Давид Сиверс.)

В общем, налицо очень тревожный для заговорщиков факт открытого неповиновения гусаров своему командиру.

Итак, надёжность и боеспособность екатерининского войска вызывает определенные сомнения. А уж теперь, после пленения императора, солдаты, пришедших с Екатериной полков расслабились окончательно и нападения не ожидают. Казаки спокойно подойдут на минимальное расстояние к отряду, что находится сейчас с Екатериной, а потом вдруг – нестерпимый блеск шашек, дикий визг и свист, развернувшаяся лава прирожденных воинов несется вперед, гоня перед собой, сметая и рубя бросающих оружие и разбегающихся во все стороны "янычар". Даже и представить трудно, что "натворил" бы с этими казаками какой-нибудь настоящий мужик — без аристократических генов, но с живой и горячей кровью: Алексашка Меньшиков, Иоахим Мюрат или Генри Морган.




И ситуация развернется на 180 градусов, заговор будет обезглавлен, потеряются его цель и смысл.

Или хотя бы, пока мятежники не спохватились, быстро идти под охраной казаков к порту Ревеля и сесть там на первый попавшийся корабль.

Еще можно спастись – и это уже действительно последняя возможность. Но в артериях и венах Петра II течет холодная и вязкая кровь древних вырождающихся родов. Император безмолвствует.

Последние дни жизни императора

Вначале Петра, Елизавету Воронцову, генерал-адьютанта А.В. Гудовича и лакея императора Алексея Маслова доставили в Петергоф, где пьяные солдаты ограбили Воронцову, отобрав у нее все украшения и знак ордена святой Екатерины. Гудович же, по словам Рюльера, подвергся "матерному поношению", на которое отвечал с большим достоинством. А Шумахер утверждает, что Гудовича избили и ограбили. К Петру же, как и предполагал Миних, даже пьяные гвардейцы прикоснуться пока ещё не посмели:


(К. Рюльер.)

Здесь, по свидетельству Штелина, Петр подписал свое отречение – "изъявил согласие на все, что от него потребовали". Григорий Орлов и генерал Измайлов, приняв отречение, от имени Екатерины, пообещали Петру, что "его желания будут исполнены".

Исполнять свои обещания Екатерина не собиралась. В тот же день она приказала генерал-майору Силину перевести "безымянного колодника" (императора Иоанна Антоновича) в Кексгольм. А его камеру в Шлиссельбурге должен был занять другой император — Петр III.

Ближе к вечеру свергнутого императора и Маслова перевели в Ропшу – "в место… уединенное и весьма приятное" (так цинично написала в своих записках Екатерина).




Официозные историки Дома Романовых утверждали, что, отправляя мужа в "уединенное место", Екатерина "заботилась" о его безопасности. Якобы, его могли "растерзать" недовольные солдаты. Однако свидетельства современников дают основания полагать, что быть растерзанными пришедшими в себя солдатами боялись сами заговорщики.

Датский дипломат Андреас Шумахер пишет о солдатах, принявших участие в походе на Ораниенбаум и Петергоф:


В сообщении, датированном 31 июля 1762 г., голландский резидент Мейнерцгаген доносил, что, когда Алексей Орлов вышел успокаивать чем-то недовольных солдат, те его "изругали" и едва не избили: "называли изменником и клялись, что никогда не допустят, чтобы он надел на себя царскую шапку".

Секретарь посольства Франции К. Рюльер сообщает:


Тот же Рюльер писал, что в Москве оглашение манифеста о воцарении Екатерины сопровождалось ропотом солдат, недовольных тем, что "столичные гвардейцы располагают престолом по своей воле". Здравицу Екатерине II солдаты так и не прокричали, лишь офицеры были вынуждены присоединиться к ней – только после третьего подряд оглашения и по приказу губернатора. После чего солдат поспешили развести по казармам, опасаясь их открытого возмущения и неповиновения.

Сенатор Я.П. Шаховский вспоминал о "состоянии ужаса и удивления", что охватили все московское дворянство, "при известии о смене власти".

Французский посол Лоран Беранже, объясняя убийство Петра III, пишет в Париж 10 августа:


Советник датского посольства А.Шумахер подтверждает это сообщение:


Учитывая колебания преображенцев в день мятежа и то обстоятельство, что не доверяющие им теперь заговорщики, "отодвинули" этот, прежде самый элитный гвардейский полк, на второй план, сообщение Беранже выглядит вполне правдоподобным.

О ненадежности положения заговорщиков, слабом контроле ими ситуации и страхе, в котором пребывала Екатерина, Г. Державин сообщает:


Увидев их под окнами, Екатерина насмерть перепугалась, решив, что и за ней тоже "пришли". А ведь могли и, действительно, придти – те же преображенцы, или "прекрасные кавалеристы, у которых с детства своего император был полковником" (по сообщению Рюльера, они были очень печальны в день переворота):

(А. В. Степанов.)

Державин продолжает:


После этого Петербург был переведен на военное положение:





Да и участники заговора ещё не поделили "добычу" и не доверяли друг другу. На одном из обедов, Григорий Орлов заявил, что "с той же легкостью, с которой он посадил Екатерину на престол, мог бы при помощи полков свергнуть её". Возразить ему осмелился один лишь командир все того же Измайловского полка — Разумовский.

Неудивительно, что после переворота, "тело Екатерины покрылось красными пятнами" (Рюльер), то есть на нервной почве у нее развилась экзема.

В то время Екатерина писала в Польшу Понятовскому:


О том, насколько острой была ситуация даже спустя 2 месяца после переворота, пишет своему королю посол Пруссии Б. Гольц:

(Сообщение от 10 августа 1762 г.)

Вы понимаете? Через месяц с лишним после убийства Петра III победившим заговорщикам безусловно верен один-единственный полк – Измайловский! И ситуация в столице империи такова, что солдатам этого полка приходится выдавать боевые патроны. А нам рассказывают о непопулярности Петра Федоровича в войсках и всенародном ликовании после воцарении Екатерины.

Тюремщиками Петра III стали сержант Преображенского полка А.Орлов, капрал (вахмистр) конной гвардии Г. Потемкин, князь Ф. Барятинский, сержант гвардии Н. Энгельгардт, капитан П. Пассек, поручик М. Баскаков и поручик Е. Чертков. В числе охранников некоторые называют также А. Сванвитча, более известного, как Шванович (Шванвич). Он был иностранцем, принявшим православие, при Елизавете (которая стала его крестной матерью) служил при ней в Лейб-компании. Впрочем, по другим сведениям, он был, напротив, заподозрен в приверженности к свергнутому императору, и даже провел месяц в тюрьме.

Ропшинский дворец охраняли многочисленные солдаты — численностью.до батальона. На следующий день узнику, по его просьбе, привезли любимую кровать из Ораниенбаума, скрипку и мопса. А вот Маслова 2 июля, выманив в сад, арестовали и выслали в Петербург.

Весьма примечательно поведение Алексея Орлова: он изо всех сил пытался изображать "доброго тюремщика"! Все мемуаристы сходятся во мнении, что с Петром в Ропше обращались очень дурно. Посол Франции Беранже писал в Париж:


Но Алексей Орлов избегает грубости. Андреас Шумахер пишет:


Во время игры в карты Орлов даёт узнику деньги в долг. Когда Петр обращается к нему с просьбой разрешить прогуляться в саду, охотно соглашается, делая при этом знак солдатам: не выпускать! И обескураженно разводит потом руками — мол, сами видите, ваше императорское величество, не подчиняются они мне.

Обычно поведение Орлова расценивают как утонченное издевательство над пленником. Нет, ни в коем случае, все совершенно не так.

В отличие от многих других, Алексею Орлову известна изнанка этого заговора, он понимает его слабые места. Начиная с 1 июня пьянка в Петербурге прекращается, и солдатики начинают приходить в себя. Шоковое состояние и страх, в котором пребывали сторонники императора, уступают место стыду и негодованию. Все ещё может перемениться, и тогда Петр, быть может, "доброго" Алексея отправит не на вечную каторгу, а с понижением в чине в какой-нибудь отдаленный гарнизон. "Стелит соломку" Алексей Орлов, чтобы, в случае чего, не очень больно упасть было. Но в ссылку ему очень не хочется. И потому из Ропши он отправляет Екатерине два зловещих письма, в которых говорится, что у Петра какие-то колики и намекается на его скорую смерть.

Отрывок из первого письма:

(Орфография сохранена.)

Итак, Алексей Орлов сообщает Екатерине, что свергнутый муж "действительно опасен", потому что "в прежнем состоянии хочет быть". Причем "опасен для нас всех" – Орлов обращается к Екатерине, не как к императрице, а как к сообщнице. И намекает на готовность решить эту проблему. Но он, видимо, не вполне доверяет Екатерине, опасаясь, что его сделают крайним. И потому запрашивает от нее прямое распоряжение об убийстве Петра – без него "урод" может в эту ночь и не умереть.

Екатерина посылает в Ропшу государственного советника Крузе. Шумахер утверждает, что Крузе приготовил какой-то ядовитый "декокт", но Петр, к большой досаде тюремщиков, отказался его выпить.

А солдатам, охраняющим бывшего императора, в это время были выданы деньги, соответствующие полугодовому жалованью.

Во втором письме Орлов благодарит Екатерину за своевременный подкуп солдат, но намекает, что "караул устал".

Отрывок из второго письма:


Орлов подтверждает готовность избавить Екатерину от "больного" мужа, и при этом угрожает ей: "Вся каманда здешняя" пока ещё только "молит бога", но, можем ведь и разойтись. И тогда, "Матушка", сама и разбирайся, как хочешь.



В ответ на это письмо Екатерина отправила в Ропшу ещё двух человек. Первый – гоф-хирург Паульсен: по свидетельству Андреаса Шумахера, он отправился в путь без лекарств, но с "инструментами и предметами, необходимыми для вскрытия и бальзамирования мертвого тела". Второй – Г.Н.Теплов, который в энциклопедиях назван "философом, писателем, поэтом, переводчиком, живописцем, композитором и государственным деятелем". Фигура очень "скользкая" и не вызывающая ни малейшей симпатии.




От "ига" Теплова молил избавить его М.В. Ломоносов, а Тредиаковский жаловался, что Теплов его "ругал, как хотел и грозил шпагою заколоть". Австрийский посол Мерси д'Аржанте в донесении Кауницу дал ему такую характеристику:


А.В. Степанов в своей работе 1903 г. назвал его "известным шалопаем и негодяем", а С.М. Соловьев – "безнравственным, смелым, умным, ловким, способным хорошо говорить и писать".

За какие-то "нескромные слова" Теплов при Петре III попал в опалу – это и толкнуло его к заговорщикам. Именно он, как считают некоторые, и передал Орлову распоряжения Екатерины относительно мужа. Императора нельзя было оставлять в живых – и потому он был убит.

Убийство Петра III

В своем третьем письме Екатерине Алексей Орлов сообщает о смерти императора и обстоятельствах его убийства – и выясняется, что "умирающий" Петр был, мягко говоря, не слишком больным:


Из письма следует, что "смертельно больной" император, не обращая внимания на "колики", в день убийства спокойно сидел за карточным столом и сам полез в драку с одним из убийц.

Алексей вроде бы винится, но по тону письма, видно, что не очень-то он и страшится гнева "Матушки". И, действительно, чего ему бояться: не в том положении сейчас Екатерина, чтобы с Орловыми ссориться. Тут граф Никита Панин поблизости ходит, и очень хочет этот граф стать регентом при своем воспитаннике — цесаревиче Павле. Мешают ему только "янычары".








А в конце этого письма Алексей Орлов требует награды: души ведь свои из-за тебя погубили, поэтому, давай, "Матушка-императрица", раскошеливайся.

О реакции Екатерины на известие о смерти мужа Рюльер сообщает:


Фридрих II, кстати, назвал Екатерину II "новой Марией Медичи" — это был намек на возможный сговор этой французской королевы с убийцей Генриха IV.

"Подозрения так и останутся на императрице, которой достался плод от содеянного", — в донесении от 23 июля 1762 г. писал в Париж французский посол Беранже.

Антуан-Бернар Кайяр, секретарь французского посольства (с 1780 г.), а потом – посол Франции в России (1783-1784 г.г.), писал:


Датский дипломат А.Шумахер также сообщает, что вначале Петра попытались отравить "средством, приготовленным государственным советником Крузе", но император отказался его выпить. Поэтому убийцам пришлось свергнутого императора задушить.

О том же сообщает французский посланник Лоран Беранже:


Кто такой этот Тервю? Крузе, о котором писал Шумахер? Некоторые считают, что этим именем Беранже называет Г. Теплова.




Рюльер (у которого были обширные связи при дворе Екатерины, а одним из главных его информаторов считают Е. Дашкову) в своих "Записках" так говорит о последних мгновениях жизни императора:


Итак, потребовались совместные усилия четырех физически очень сильных людей, чтобы задушить "умирающего" императора: это были А. Орлов, Г. Теплов, Ф. Барятинский, Г. Потемкин.

А. Шумахер пишет:


По официальной версии произошло это 6 июля 1762 г. Однако некоторые полагают, что императора убили раньше – 3 июля: его смерть, якобы, скрывалась до 6 числа по причине подготовки нужных манифестов и необходимости косметической обработки изуродованного во время убийства трупа. Действительно, из записок Штелина становится ясно, что о смерти Петра он узнал 5 июля, а ведь официальное объявление о ней последовало только 7 числа. Шумахер, ссылаясь на Н.Панина (с которым он состоял в приятельских отношениях ещё со времён службы обоих в Стокгольме) пишет;


Чтобы унизить мертвого императора и подчеркнуть его "нелюбовь к России", В.И. Суворов получил тайный приказ доставить из Ораниенбаума комплект гольштейнской военной формы, которая и была надета на тело Петра – в ней он и был похоронен.

Многие считают непосредственным убийцей императора Алексея Орлова. В своих воспоминаниях называет его таковым и Екатерина Дашкова:
(наивная молодая дурочка воображала себя едва ли не главой заговора, и не понимала, что ее мнение не имеет никакого значения в глазах действительно серьезных людей).

Об убийстве императора А. Орловым, как мы помним из приведенной выше цитаты, сообщает и К. Рюльер. Его пособниками он называет Г. Теплова, Ф. Барятинского и Г. Потемкина.

Однако Кайяр, ссылаясь на рассказ А. Орлова в Вене в 1771 г., называет убийцей Барятинского: именно он якобы на шею императора "накинул салфетку, держа один конец и передав другой своему сообщнику, стоявшему с другой стороны жертвы". Но можно ли в данном случае верить Алексею Орлову?

Шумахер, в свою очередь, утверждает, что непосредственным исполнителем был Шванович, который задушил Петра ружейным ремнем. Быть может, Шванович и был "ассистентом" Барятинского, имя которого не назвал Кайяр?

Любопытно, что сын Швановича (тоже крестник императрицы Елизаветы, одно время служивший ординарцем другого цареубийцы – Г.Потемкина) с ноября 1773 г. по март 1774 г. был атаманом одного из полков Е.Пугачева, который объявил себя спасшимся Петром III. Также он исполнял обязанности секретаря его военной коллегии.




Молодой Шванович перевел на немецкий язык "именной указ императора", предписывающий губернатору Оренбурга Рейнсдорпу сдать город. Этот указ, отправленный в Петербург, вызвал там большое беспокойство:

"Старайтесь узнать: кто сочинитель немецкого письма, от злодеев в Оренбург присланного, и нет ли между ними чужестранцев", – писала Рейнсдорпу Екатерина.

Именно М. Шванвич стал прототипом А. Швабрина – антигероя повести А.С. Пушкина "Капитанская дочка".



В марте 1774 г. молодой Шванович сдался властям, его разжаловали и отправили в Туруханск, где он и умер в ноябре 1802 г.

О Григории Потемкине, думаю, знают все. Алексей Орлов прославится во многих областях: победой в Чесменском сражении, похищением в Ливорно "княжны Таракановой", выведением новой породы рысаков и даже тем, что привез в Россию из Валахии первый цыганский хор, положив начало моде на цыганское пение.




При перезахоронении праха Петра III по приказу Павла I А. Орлов вынужден был нести императорскую корону перед гробом убитого императора. Данное поручение он, видимо, воспринял как знак того, что обстоятельства смерти Петра III известны его сыну, потому что, очевидцы рассказывают о полном упадке духа и неподдельном страхе этого, до той поры не боявшегося ни бога, ни черта, "гиганта". Сразу же после церемонии он, взяв с собой единственную дочь, покинул Россию, и это было очень похоже на бегство.




Вернуться домой А. Орлов посмел лишь после убийства Павла.

Другие регалии вынуждены были нести гофмаршал Ф.С. Барятинский (цареубийца) и генерал-аншеф П.Б. Пассек (участник заговора). Барятинский сразу после этой церемонии был выслан в деревню. Его дочь осмелилась просить за отца. Павел ответил:





Но вернемся в июль 1762 г.

Манифест, гласивший, что свергнутый император скончался от геморроидальных колик, сочинил Г.Н. Теплов, за это благодарная Екатерина пожаловала ему 20 тысяч рублей, а потом дала чин тайного советника и назначила сенатором. Теплов был доверенным лицом Екатерины II во всех делах, связанных деле с Шлиссельбурским узником – императором Иоанном Антоновичем. Именно он составлял секретные инструкции для охранников пленника, в том числе и ту, которая предписывала убить его при попытке освобождения. Таким образом, он вошел в историю, как человек, причастный к смерти двух российских императоров – наравне с Екатериной II.

Джакомо Казанова в своих мемуарах говорит о гомосексуальности Теплова: "Любил окружать себя молодыми людьми приятной наружности".

Один из этих "молодых людей" (некий Лунин, дядя будущего декабриста) пытался за Казановой "ухаживать".




Свидетельство великого авантюриста и соблазнителя подтверждается жалобой слуг Теплова, которые в 1763 году осмелились пожаловаться Екатерине II на "принуждение их к мужеложству": за эту жалобу все они были сосланы в Сибирь.

Манифестом о смерти императора никого обмануть, разумеется, не удалось – ни в России, ни в Европе. Намекая на эту очевидную ложь, д'Аламбер так писал Вольтеру о своем отказе от приглашении Екатерины II:


Секретарь французского посольства Рюльер писал в Париж:

Посмертная "жизнь" императора

Впрочем, несмотря на все манифесты, в народе стали распространяться слухи, что заговорщики не посмели убить государя-императора, а лишь спрятали его, объявив о смерти. Способствовали этому и удивившие всех похороны – очень скромные, торопливые, явно не соответствовавшие статусу покойного. На которые, к тому же, не явилась жена покойного: "последовала наст?