Из Расеи в Моисеи {8}
С какао на борту
«Жанетта» поправляла такелаж.
Но прежде, чем идти
В далёкие пути,
На берег был отпущен экипаж...
11. В Кейптаунском порту...
По–честному, глава посвящена другому порту – Кесарийскому. Но из песни слова не выкинешь. Разве – добавишь. Почтенная публика уже, наверняка, догадалась – о какой песне речь. Но знаете ли вы эту, якобы народную, песню, на самом деле? Именно–именно, у неё тоже есть конкретное авторство и сложносочинённая судьба. Итак...
https://www.youtube.com/watch?v=orph2wkLFbI&feature=youtu.be
В 1932 году композитор Шолом Секунда (выходец из России – кто бы сомневался) писал мюзикл (кто бы сомневался – на идише) для некоего бруклинского театрика. Мюзикл, скажем так, не пошёл, но один номер из него, впервые исполненный Аароном Лебедеффым, получил некоторую популярность в некоторых кварталах Нью–Йорка. А в 1937 году, когда текст (за исключением первой строки припева) перепёрли на английский – популярность была уже всеамериканская и бешеная. Старт ажиотажу положили малоизвестные на тот момент сёстры Эндрюс (не путать с сёстрами Берри – тех было две штуки, а Андреевских сестёр – трое).
Довольно скоро песню начали петь в Германии, но когда Гитлер узнал, что она еврейская – её, разумеется, запретили. Однако шлягер стремительно становился мировым. Оцените скорость: в 1940 её уже играл ленинградский джаз–оркестр с готовым русским текстом — "Моя красавица". И утёсовский "Барон фон дер Пшик" – это всё тот же "Bei Mir Bist Du Schon". Всего же в мире насчитывается около 80 вариантов текстов (не считая многочисленных флуктуаций), из них четыре – русских: про красавицу–свинью, про старушку с пирожком, про барона и про кейптаунский порт. "Портовый" вариант тоже возник в 1940 (ещё до барона). Его автор – питерский школьник Паша Гандельман. И я не понимаю, почему в Питере до сих пор не поставили памятник Гандельману и его бессмертной «Жанетте». Хотя бы во дворе 242–й школы.
Теперь про Кесарию. Туда предложила съездить Ника. И сама с нами поехала. И мелкую Симону прихватила. Но мы опять оскоромились поздним выездом — добрались до царского города только в третьем часу пополудни, хотя ехать до него на 30 кило ближе, чем до Хайфы. И езда простая, если не считать чехарды с написанием топонима на дорожных знаках, в картах и в навигаторах.
На самом деле, Кесарии две: современная и древняя. Современная – это маленький (тыщ на пять жителей) мажористый городок, застроенный современными виллами. Одна из улиц, на которую нас занесло случайно, носит имя Ротшильда. На этой самой улице мне попалась парочка "Ягуаров". Больше машин этой марки я в Израиле не встречал. Чем–то мне эта Кесария напомнила японскую Камакуру. А также нашу Стрельну (современные особняки, а под боком – Петергоф). Штрих: первое израильское поле для гольфа появилось именно здесь. Ещё штрих: въезд в городок украшают многочисленные развесёлые рыбы. В смысле, статуи с ярким мозаичным оформлением. Нескромное обаяние буржуазии настраивает, знаете ли, на позитивный лад.
Но тамашние буржуи не жадные. Иллюстрация: посреди новой Кесарии находится Музей Ралли. Очень интересное, специально для этой цели построенное здание. Нет, не про машинки. Напротив – чудесная историческая экспозиция (краеведческая). Неслабая художественная галерея. Причем постоянные и временные выставки художников неплохо сочетаются другу с другом. Мы, к примеру, видели несколько весьма пристойных картин каких–то уругвайцев. А весь второй этаж – работы Сальвадора Дали. Каково?
Но на него мы как раз не попали, поскольку вошли в музей за десять минут до закрытия и успели только галопом пронестись по части первого этажа. Странный у них там режим работы. Однако – внимание! – музей частный. И вход в него – бесплатный! Что характерно... Осталось гулять во дворе, разглядывая разнообразные современные статуи, одну из которых дочь охарактеризовала так: "Колхозница ищет рабочего".
Потом мы двинулись (на авто) в сторону "Птичьих мозаик". Так называются остатки неизвестно чьей виллы. Собственно, сохранился только пол центральной залы. Давно потому что дело было – в пресловутом "Византийском периоде". Причём этот древний артефакт можно не только рассматривать, но и ходить по нему, что непривычно. А вот воду лить на него почему–то нельзя, о чём предупреждает специальная табличка.
Мы уже уходили от руинки, когда дочь, забежавшая вперёд, крикнула нам из кустов: "Скорее идите сюда!" О, да! Это было сильно! Два изумрудных хамелеона посреди песчаной дорожки сцепились в смертельном (наверное) бою. Они были так увлечены, что даже забыли мимикрировать под цвет окружающей. За что бились – бог весть, но с технической точки зрения борьба была очень красива. Захваты, подножки, силовое удержание хвоста, попытка бросить через бедро, неакцентированное покусывание за загривок и прочие греко–римские приёмчики. На наши писки сбежалась праздная публика, принялась азартно болеть – кто за кого – и взбодрённые её вниманием гладиаторы с удвоенной силой демонстрировали свои бойцовские навыки. В общем, это было одно из самых сильных палестинских впечатлений. Жаль, не знаю, кто победил – конца схватки мы не дождались.
Дальше мы поехали к акведуку. Про кесарийский акведук я слышал и раньше, но и представить себе не мог, насколько это масштабно. Вдоль морского берега, в сотне метров от воды тянется исполинское и совершенно римское по виду сооружение, что неслучайно. Сейчас от древнего водопровода осталось с полкилометра. А во времена постройки он тянулся от горы Кармель (читай – Хайфы) до старой (тогда ещё не очень) Кесарии. Три десятка километров. Круто! А я–то думал, что древние евреи не умели строить. Впрочем, возможно, что строили и не евреи вовсе. А кто?..
Вопрос повис в воздухе и набух ещё больше, когда мы доехали до старой Кесарии, которая теперь национальный парк–заповедник. Определимся с топонимами. Наиболее распространённый – Кесария Палестинская. Это понятно – чтобы не путать с кучей одноимённых пунктов по всей римской ойкумене. По–честному, название сильно идеологизированное. Что–то типа Ленинабада. Ещё город называли Кесария Маритима (в смысле, Приморская). Ну, это тоже понятно – вот оно море. А ещё называли Кесария Стратонийская. Это название самое правильное, хотя и самое непонятное.
Расшифровка такая. На этом месте две с половиной тыщи лет тому стояло финикийское поселение под названием Башня Стратона. Окрестные (финикийские) земли император Август подарил царю Ироду. И в благодарность Ирод отстроил город его, кесаря, имени. То есть, формальный строитель – Ирод Первый. А вот с фактическими – неочевидно. И дело не только в акведуке. Город получился небольшой, но насквозь пропитанный эллинистическими традициями и технологиями, начиная от неведомой здесь ранее планомерности застройки, кончая назначением сооружений.
К этому я ещё вернусь, а пока пару слов об иудейском царе. В русской культуре имя его стало нарицательным (в ругательном смысле), а в христианской – прочно связано с мифом об "избиении младенцев". Нужно отметить, что миф имеет под собой основания, но отнюдь не те, что с надрывом излагаются в новозаветных текстах. Судьба новорождённого Иисуса царя не волновала. Он и не знал об нём ничего. А вот сыновей своих он действительно казнил. Прям как Пётр Первый. Ирод вообще очень похож на Петра.
Но не потому, что Первый, а потому, что Великий. Не так много в мировой истории царей, удостоившихся подобной "клички". При нём Иудея, как и Россия при Петре, резко модернизировалась. Строительство Кесарии – лишь один из эпизодов. А ещё при нём построили Масаду – крепость на Мёртвом море – нынешний символ несгибаемости еврейского духа (не отсюда ли название израильской разведки?). Также Ирод много строил в Иерусалиме. К примеру, неуцелевшая башня на мавзолее евоного брата по слухам не уступала высотой знаменитому Фаросскому маяку.
В это даже верится, потому что Ирод бывал в Александрии и маяк видел. И он там не просто так шатался а–ля турист, а ездил на аудиенцию к Клеопатре. Не к какой–нибудь опять же, а к VII–й по счёту. К самой известной, стало быть, которая – Филопатор. Собственно, через Клеопатру он и поимел связи с Римом, а через поддержку Рима – своё царствование. Так что Ирод был не только великим строителем, но и великим политиком. Причём вполне легитимным. Народ к нему хорошо относился. Не жадничал царь потому что. А пропо, собрал все золотые безделушки во дворце и обменял на египетский хлеб, когда в Палестине засуха случилась и голод.
И вот мы подъезжаем к древнему городу, паркуемся на аэродромного размера площадке и за мзду малую входим на территорию нацпарка. Первое, что мы видим, – древние, явно римские, скульптуры, а за ними — не менее римский амфитеатр. На него–то мы и забрались. Добротная такая вещь. Не Эпидавр, конечно, зато сцена действующая – после евроремонта, само собой. Здесь, было дело, "Машина времени" давала свой юбилейный концерт. Да и при нас монтировали звук и освещение для каких–то грядущих мероприятий.
От амфитеатра мы двинулись к "Дворцу на рифе". Собственно от дворца осталось не так много – фундамент, да несколько колон. Но планировка, сразу видно, европейская. Бывший тут когда–то дворец (действительно на рифе, выдающемся в море) служил резиденцией римского префекта, которого в христианской традиции чаще называют "прокуратором", что не совсем точно. Понтий Пилат, в частности, тоже тут резидентствовал, чему есть неопровержимое археологическое доказательство. Правда, непонятно, как он при этом вершил суд в Иерусалиме. Зато понятно, почему жил именно здесь – Кесария была не только административным центром, но и основной базой римских легионов.
Опосля осмотра рифа двигаем вдоль бывшего ипподрома в сторону бывшего порта. Неспешно так двигаем, загребая голыми ногами белую пену в зелёной прибойной волне. И тёплой. Безумные для северян ощущения. Кстати, об ипподроме – он велик. Вообще, глядя на картинку в Ралли Музее, которая воспроизводит древнюю Кесарию, заметно, что город строился не только планомерно, но и с большим уклоном в культурную сторону. Общая площадь амфитеатра, ипподрома, стогн и базилик – чуть не половина от его территории. По крайней мере – внутри городских стен.
Даже порт – элемент культуры. Дело в том, что на палестинском побережье практически нет бухт (Хайфа — исключение). Так вот в Кесарии две тыщи лет назад возвели искусственную (каменную), полностью замкнутую гавань. С маяком, разумеется. Высокая инженерия! Она, гавань, небольшая по меркам нынешних портов, но всё равно впечатляет. Для тех, кто хочет впечатлиться ещё больше – в акватории проводят подводные экскурсии в аквалангах. Жаль, у нас не было времени на это дело, а то бы обязательно...
Войдя внутрь бывших портовых территорий (рядом с которыми валялись древние якоря – просто большие камни с дыркой а–ля "куриный бог"), мы нашли внутри маленький туристический рай: развалинки всякие, тут же кафе–рестораны, тут же галереи сувениров (в том числе, высокохудожественных), тут же детский пляж в акватории порта. Но главное – здесь была обширная поляна из невероятно зелёной и упругой травы, по которой никто не запрещал ходить. Мы, конечно, немедленно обосикомились. Это был второй и последний невыжженный газон в Израиле, который я видел своими собственными (первый – в Бахайских садах Хайфы).
Тем временем под ложечкой засосало. Мы самонадеянно плюхнулись на ресторанные стулья под зонтиками и полезли по карманам. А там – не то чтобы ветер свищет, но почти. Из–за длительных праздников (еврейского Нового года, пристыковавшегося к субботе) Ника не смогла получить зарплату, а мы – поменять евры на шекели. Поскребли по сусекам – вроде получается покушать. Но заподлицо. А тут мимо как раз проходит мужик в мокром гидрокостюме с гарпуном, а в другой руке у него – кукан с рыбёшками. Приличного такого размера рыбки. Я решил рискнуть (будет ли другой случай?) – таки заказать "рыбу святого Петра". Рискнуть – потому что ещё помнил, чем кончилась дегустация морепродуктов в Хайфе.
Но петровская рыбка, подумал я себе, во–первых, святая, во–вторых, озёрная (генисаретская), а в–третьих, кошерная. В смысле – в чешуе. То есть, чешую перед зажаркой, конечно, снимают. И более того – рыбку надрезают крупными ромбами, чтобы облегчить ковыряние в ней. Принесли. Ничего так, вкусная, хоть и пресноватая. Но очень уж большая. Пришлось делиться со товарки. А ещё рыбке полагалась несколько варёных полукартофелин. Они в святой земле очень крупные и разноцветные. Не крашеные, а по жизни.
Мелкие девки заказали себе по бургеру. Я успел скривить антиамериканскую мину, но ошибся. Это просто большой бифштекс (не считая гарнира). Век живи. А под конец Ника явила нам кулинарное откровение – заказала кувшин "лимонаны". Ничего особливого – просто сок лайма с водой, сахаром и льдом, и в нём плавают листики мяты. Но это так вкусно, душисто и освежительно! И это именно еврейский рецепт (как и "петровская" рыбка). Ведь "нана" – мята на иврите.
Отдуваясь и цыкая зубом, мы смотрели на барахтающихся в акватории древнего порта деток. Организмы, занятые перевариванием, думают туго. Но мысль дозрела: а чего мы, собственно, сидим? Пошли купаться! Тем более, солнце садится. И делает это по–южному быстро. Пляжик, правда, фигово оборудованный – душей нет. И кабинок переодевательных тоже. Но разве ж это нас остановит? Довольно специфические, надо заметить, ощущения – в смысле, от купания в лучах заходящего посреди двухтыщелетнего исторического памятника. Немножко фантазии – и можно вообразить себя полумифическим героем.
Пока плескались – окончательно стемнело. Выбираясь обратно, к амфитеатру, обнаружили запертые ворота. Потом искали дырку в заборе, ползая по руинам ипподрома, и Симона – жертва телевизора – с неподдельной дрожью в голосе рассказывала нам про зомбей и прочую нежить. Дырку нашли, машинку – тоже и благополучно отбыли на базу. А для себя я решил так: во–первых, надо сюда вернуться когда–нибудь на предмет понырять. Говорят, здесь по дну даже маршрутные верёвочки протянуты. А во–вторых, классный Ралли Музей достоин большего времени для вдумчивого осмотра.
[...продолжение следует...]
Из Расеи в Моисеи {7}
Написал hovan на travel.d3.ru / комментировать