Город как сцена: как прошел Дягилевский фестиваль — 2025
За два месяца до начала Дягилевский фестиваль отменил самую ожидаемую премьеру этого года: «Пиковую даму» в постановке Андрея Могучего и Теодора Курентзиса перенесли на 2026 год. Но и без нее на фестивале было много премьер и концертов, не говоря уже о бесчисленных мероприятиях Фестивального клуба и параллельной программы «Горизонты Д». Специально для «Сноба» музыкальный журналист Мария Невидимова рассказывает о самых ярких событиях Дягилевского-2025.
Сигма-дом
Уже второй год главная и наиболее самобытная площадка Дягилевского фестиваля — одиноко стоящая Литера А на Заводе Шпагина — носит гордое звание Дома музыки. Как и раньше, здесь проходят концерты-церемонии, концерты-посвящения, концерты-энигмы, так что новое имя бывшего цеха достойно пафоса происходящего. Правда, в будущем архитектурную доминанту Дома музыки сохранить, кажется, не удастся. Теперь на пути к нему строится здание Пермской художественной галереи. По масштабам происходящего уже сейчас понятно, что тропа, протоптанная фанатами места, обзаведется развилкой.
Открывался фестиваль церемонией Hændel, посвященной 340-летию со дня рождения Георга Фридриха Генделя. Из реквизита над сценой возвышался лишь большой кубический каркас, внутри которого переливалась проекция c портретом композитора. С первых минут стало ясно, что Гендель тут и причина банкета, и повод для эксперимента. Фрагментированный портрет классика — глаза, уши, нос — признак здоровых постмодернистских желаний постановщиков. Кто из современных режиссеров отказывал себе в новом взгляде на любимого творца? А для Елизаветы Мороз, куратора нового театрального направления Дома радио «Афеатрон», Гендель явно один из любимых. Еще в позапрошлом году она представила на пермской сцене ораторию «Триумф Времени и Разочарования», выполненную в квазибарочном духе, а нынешнюю церемонию организовала как концерт-пастиччо. Коронационные антемы, фрагменты из опер, ораторий, оркестровых сюит, арии, дуэты и хоры, а еще перформанс танцевальной группы musicAeterna Dance — казалось бы, довольно массивная конструкция, но не в случае с музыкой Генделя, стопроцентной барочной суперзвезды. Легкие для слушателя XVIII века, его сочинения и сейчас сохраняют обаяние доступности и энергетику поп-музыки. Не случайно Теодор Курентзис вышел к оркестру и хору в майке-борцовке, а вокальные партии исполнили совсем молодые, горящие вокалисты, завербованные musicAeterna. Это шесть выпускников первого набора Академии им. Антона Рубинштейна, каждый из которых получил, возможно, один из главных подарков в жизни — индивидуальную стратегию развития, разработанную Теодором Курентзисом, а вместе с ней билет в настоящую профессиональную жизнь. И все-таки несколько лет в Академии — это не то же самое, что 20 лет в musicAeterna. Выступая с коллективом-юбиляром, безупречно владеющим стилистикой, звуком и артистизмом, сложно скрыть даже незначительные погрешности. Однако среди всех, кто вышел на сцену, был и тот, кто блистал бескомпромиссно. От контратенора, солиста и вокального коуча Академии Андрея Немзера, в отличие от портрета Генделя, нельзя было оторвать ни ушей, ни глаз.
Ежегодно одно из событий в Доме музыки — театрализованный перформанс, к которому современные композиторы пишут оригинальные сочинения, — посвящено тому или иному поэту. На этот раз прозвучали премьеры композиторов-резидентов Дома радио: Андреаса Мустукиса, Алексея Сюмака, Егора Ананко, Виктории Харкевич, Кирилла Архипова, Алексея Ретинского, а также Андреаса Камериса, Вангелино Курентзиса и Теодора Курентзиса. В предыдущие годы музыку писали на стихи Пауля Целана, Шарля Бодлера, Курта Вайля. А в этом году главным героем впервые стала женщина — русская поэтесса Марина Цветаева. И это уточнение действительно важно, потому что все «Вечернее собрание Марины Цветаевой», выстроенное на ее стихотворениях, отрывках из писем и дневников, оказалось рефлексией внутреннего женского — его столкновения и пересечений с мужским, его гендерной и внегендерной природы, проходящей сквозь творчество и жизнь поэтессы (вплоть до самоубийства).
Тема смерти вообще занимает особое место в поэтических перформансах Дягилевского. В этот раз режиссер Елизавета Мороз заставила зрителей прожить уход не метафорически, а физически. В драматургической кульминации актриса Александринского театра Янина Лакоба, сыгравшая Цветаеву, срывается в истерический крик: «Уходите!» Кажется, что это конец, и зрители собираются покинуть помещение. Волонтеры перехватывают порыв публики и перенаправляют ее в другую часть зала. После долгой рассадки перформанс продолжается. Истерзанная, мятущаяся среди оркестра и зрителей в первой части спектакля, во второй Лакоба предстает в образе Цветаевой — femme fatale, может быть, и самой смерти. Звучит шумовая композиция Теодора Курентзиса на стихотворение, написанное за несколько месяцев до смерти поэтессы. Текст «Все повторяю первый стих...» о болезненной непринадлежности Цветаевой к кругу близких людей, о столе, накрытом лишь на шестерых, когда есть седьмой, объясняет и идею «Вечернего собрания», в котором внемлющая публика дает поэту посмертный приют.
В конце фестиваля на входе в Дом музыки зрителей ждали искусственные свечи и запах ладана. Ладан — настоящий. Фирменный аромат musicAeterna, как и раньше, получают по старинке, разжигая фимиам в лампадке и совершая «каждение» в помещении. Если это случилось, жди настоящей мистерии: сакральной музыки, медленных шествий, темноты и никаких аплодисментов. Чтобы ситуация точно не напоминала концертную, зрителям не дают и программки. Ритуальный театр режиссера Анны Гусевой и маэстро Теодора Курентзиса разворачивается в пространстве, подобном театру древнегреческому, в котором зрительские трибуны окружают происходящее в центре. Среди его участников — хор musicAeterna, артисты musicAeterna Dance, а также два рояля, критская лира с ее неизменным хозяином Йоргосом Калудисом, арфа, орган, аккордеон, большая группа ударных инструментов, а еще — целая батарея волонтеров, чье полуторачасовое бдение направлено на сохранение подлинности происходящего.
Вместо занавеса — звонкие позывные рояля, отражающиеся в эхе у второго инструмента позади трибун. Вместо софитов — струящийся теплый свет, выхватывающий лица точечно, словно пробиваясь сквозь храмовые витражи. Культурный код мистерий Курентзиса-грека кроется в византийском обряде, а тот предполагает антифонное, поочередное пение хоров. Музыкальную симметрию дополняет физическая, воплощенная в движении хоровых масс и перформансе участников musicAeterna Dance. Облаченные в белое, они плывут по залу, складываясь то в симметричные, то в круговые узоры, наконец пересекая пространство по диагонали в лавровых венках и лучах контрового света.
По традиции, концерт-энигма объединил произведения одной тематики, но разных эпох. Помимо антифонов византийской традиции, звучали раннехристианские гимны, средневековая Хильдегарда Бингенская, разный XX век в лице Рахманинова, Гурецкого, Пуленка и Бриттена, а еще Кнайфель и сам Теодор Курентзис. Вместе с его «Утренним песнопением» зал, успевший утонуть в аромате ладана, наполнился воздухом. И это не метафора, а постановочное решение, насколько легкое, настолько же удачное. Сидя во тьме на трибунах, не подозреваешь, что позади открываются огромные двери цеха. На выходе ждут свет, летний вечер, дождь, а еще кинетическая инсталляция «Бикапо» из ударных инструментов авангардного художника Германа Виноградова. Пока опус Курентзиса остужает намоленное пространство репликами аккордеона, рояля и сопрано, его нежный звон долетает из-за трибун вместе с естественным светом.
От коробки до ротонды
В этом году Дягилевский фестиваль представил две оперные постановки, раритетные для российской сцены: «Самсона и Далилу» Сен-Санса и «Трехгрошовую оперу» Курта Вайля. За день до премьеры в Фестивальном клубе проходили бесплатные лекции и встречи, так что публика была во всеоружии.
Постановка «Самсона и Далилы» создавалась в сотрудничестве Дягилевского фестиваля и Пермской оперы, режиссером вновь выступила Анна Гусева. В последние годы ее спектакли шли в Доме музыки, идеально подходящем для вневременного, мифического модуса «Комедии на конец времени» Орфа, «Персефоны» Стравинского, Passion Дюсапена и других. Густонаселенные спектакли и крупные минималистичные декорации конструировали целый мир, на который зритель смотрел с уровня трибун взглядом сопричастного, а не «господина из партера». Новый спектакль, будучи еще одной монументальной фресковой композицией, на этот раз оказался замурован в сценической коробке Пермской оперы, самого маленького в России оперного театра. Декорации спектакля будто сжались до масштабов кукольного домика, и обнаружилось, что высокие каменные стены не такие уж высокие, а громадные каменные весы не такие уж и громадные. Вместе с солистами мрачное пространство сцены обживали их танцующие двойники из «Балета Евгения Панфилова», а еще парочка высоких серых гуманоидов на проекции. В этой тесноте и темноте любовная история Самсона и Далилы, чувственная и горькая, предстала скорее в нейтральных тонах, что, впрочем, не противоречило режиссерской задаче. Сюжет о борьбе народа Израилева и филистимлян, как поясняет Анна Гусева, воплотился в «опере о мире, находящемся в дисбалансе, как и сегодня». Тех же слушателей, кто пришел за красками позднего романтизма и напряжением любовного экстаза, а в антракте вздыхал со словами: «Они все равно не поженятся», — утешил оркестр Пермской оперы под управлением Владимира Ткаченко, наполнивший зал качественным и терпким звучанием. Дирижер небезосновательно заметил, что Сен-Санс словно специально писал «Самсона и Далилу» в расчете на пространство Пермского театра.
Примечательно, что все большие спектакли на Дягилевском фестивале представили режиссеры-женщины. Среди них и Нина Воробьева, чья «Волшебная флейта» в прошлом году оказалась одним из лучших фестивальных событий. На этот раз интерес Нины пал на «Трехгрошовую оперу» Курта Вайля и Бертольта Брехта. Вообще, Дягилевский любит программные рифмы. На открытии — Гендель, далее — ремейк «Оперы нищего», созданной в XVIII веке в качестве насмешки над итальянской оперой Генделя. Серьезное и несерьезное, оперная церемония и пародия на оперу — все по законам бинарной природы карнавала. В веймарском шедевре Брехта — Вайля драматические актеры не только играют, но и поют обычными, неотесанными голосами, главные герои общаются с залом напрямую и никто из них не вызывает сочувствия. Музыкальная комедия о жизни социальных низов и коррумпированных верхов соткана из зонгов, кабаретных песен сомнительного содержания, джазовых мелодий и грубоватых хоров. Главный герой, убийца Макхит, концентрирует все самые омерзительные человеческие черты, становясь ключевым рупором политического воздействия спектакля. Так и должен работать эпический театр Брехта, перевернутый вверх дном, антиэскапистский и вызывающий. Тем удивительнее, что режиссер смягчила углы: вместо актеров пели их вокальные двойники, профессиональные солисты из хора musicAeterna, а Макхита вплоть до третьего действия заменял то дикторский голос за сценой, то кто-нибудь из других персонажей, почти не разделявших собственные и чужие реплики. Так где же был Макхит, он же Мэкки-Нож? Адаптируя постановку к пермскому контексту, режиссер дала ответ. «На Петропавловской, 25а», — бросила в растерянный зал одна из героинь. Это адрес Пермского театра оперы и балета, где в это время шел «Дон Кихот». Никто так и не узнал, сражался ли Макхит с ветряными мельницами. Появившись в третьем акте, он просто продолжил дикторскую читку по бумажке. Все эти загадки оставили много вопросов и мало публики к концу первого показа в ДК «Солдатова».
Несмотря на обилие театральных событий, герои концертной сцены Дягилевского фестиваля никогда не остаются без внимания. Марафон из нескольких концертов с уходом в ночь для местной публики не вызов. Легкая пробежка между залами, и с джазового выступления musicAeterna Brass попадаешь на причудливый перформанс мультиперкуссиониста Петра Главатских, собравшего на одной сцене актрису Болливуда Шрию Саран, ансамбль традиционной индийской музыки «Хиндустани» и Струнный квартет им. Вайнберга. Авангардные опусы на фестивале по традиции исполнил Московский ансамбль современной музыки, солисты musicAeterna сыграли камерные сочинения из классического репертуара, за этнику отвечали Йоргос Калудис с критской лирой и Насир Шамма с арабской лютней.
Неожиданный акцент фестиваль сделал на кино, устроив несколько лекций, показов и встреч с режиссерами. Лидер группы «Мегаполис» Олег Нестеров вновь привез в Пермь проект «Три степени свободы. Музыка > Кино > СССР». Несколько лет назад Нестеров задался целью «отделить музыку от кадра и соединять ее с вечностью». Кропотливая работа с фондами и ремастеринг подарили новую жизнь киномузыке Шнитке и Каравайчука, выпущенной в релизах и исполненной на концертах. Новым героем проекта стал Александр Кнайфель — единственный композитор, успевший лично поучаствовать в работе. Он ушел из жизни в 2024 году, как раз во время проведения Дягилевского фестиваля.
В центре потертой деревянной ротонды Александра Бродского, находящейся в музее Permm, эмбиент-музыкант Илья Symphocat слился с устройством, похожим на синтезатор. С этой распределительной панели он управлял оркестром громкоговорителей, расположенных в зале. Звук саундтрека к малоизвестному фильму «Айнана» прорастал снизу вверх, переживая математическое становление, вычерченное в партитуре по принципу пирамиды: от гулких ударных и фрагментов магнитофонной ленты до кричащих человеческих голосов на вершине. Перед началом Олег Нестеров включил аудиозапись одного из последних телефонных разговоров с композитором, в котором тот удивляется природе снежинки — белой в скоплении и прозрачной при ближайшем рассмотрении. «Когда все на свете прозрачно, а главное, мы прозрачны, нам даруется белизна», — говорит Александр Кнайфель. Впечатляющее световое решение концерта словно визуализировало и эту поэтическую метафору, и звучащую музыкальную вертикаль: множество лучей прорезало темноту зала сверху вниз и симметричными узорами ложилось на зрительские места.
Районы, кварталы, жилые массивы
На горизонте необъятного Дягилевского фестиваля появились альтернативные авторы. Их перформансы не претендуют на статус блокбастеров, не содержат замкнутых концепций и не заперты в четырех стенах концертной коробки. Проект «Горизонты Д» под руководством создателя независимого молодежного театра «Немхат» Александра Шумилина объединил молодых художников, режиссеров, драматургов, композиторов, балетмейстеров и продюсеров вокруг дягилевской идеи: «Искусство, чистое и свободное». Исследуя «Горизонты Д», непременно начинаешь исследовать себя. Например, можно испытать ужасное одиночество, отправляясь к обычному пермскому ЖК. Там на разных этажах поджидают открытые пустые квартиры, где разгром и шатание, эстетика и уют, признаки жизни и ее отсутствия напоминают, как похож быт людей, но насколько непрошенно чувствуешь себя внутри знакомого жилища — чужой жизни. Визит сопровождает история Вячеслава Короткого, профессионального полярника и, возможно, самого одинокого человека на планете (концептмейкер — Александр Шумилин).
В спортзале Дягилевской гимназии Анна Хирина представила концептуальный спектакль «Танцуй как человек, которого ты любишь больше всего на свете». Балет начался в 23:55. Волшебные блики диско-шара, пробуждающие забытое чувство предвкушения школьной дискотеки, разлетелись в пронзительной хореографии о женской уязвимости и взрослении, индивидуальности и социализации в школьные годы. Самое удивительное произошло после: к девушкам, оставшимся тихо лежать на полу, присоединились зрители, и спортзал утонул в хрупком рейве Лизаветы Лобан.
Неожиданные повороты в проектах «Горизонтов Д» и есть выплеск внутренней свободы, к которой их авторы стремятся. Пожалуй, самым впечатляющим среди них стал рейв в пермском трамвае. Выехав из депо в час ночи, трамвай собрал по 20 человек на трех остановках. Объявления на коми-пермяцком языке, фиолетовая подсветка, диджей, постепенно разогревающаяся толпа — все шло по плану, пока трамвай не остановился. Как выяснилось позже, из-за работ на путях. Можно только представить, каково было удивление сварщиков, увидевших перед собой ночной трамвай с дискотекой. Так, на окраине города, застыв в ночи, трамвай разгорался движением изнутри под строгие советы рабочих не смотреть на искры сварки снаружи.