Артем Демидов, ВООПИиК: «Необходимо в сознании людей поменять отношение к наследию»

8 июня Всероссийскому обществу охраны памятников истории и культуры исполняется 55 лет. «Культура» поговорила с председателем Центрального совета Артемом Демидовым.

— Как изменилась ситуация со спасением памятников по сравнению с советским временем и 1990-ми?

— Идея сохранения культурного наследия — достижение конца XIX — начала XX века: до этого времени к переделкам древних сооружений относились достаточно вольно, не говоря уже о деятельности первых «археологов-кладоискателей». Основными вехами можно считать Венецианскую хартию и последующее учреждение ИКОМОС в 1965 году, принятие Конвенции об охране всемирного культурного и природного наследия ЮНЕСКО в 1972-м. В нашей же стране полноценная охрана памятников началась с учреждения ВООПИиК. Причем мы ведем отсчет не с 1965 года, когда вышло постановление министров РСФСР, а с 8-9 июня 1966-го — даты первого учредительного Съезда. То есть с момента, когда собрались люди и создали Общество.

Первый закон об охране памятников писали в 1970-е при активном участии ВООПИиК, тогда же формировали первые списки памятников. Открывали музеи-заповедники и музеи-усадьбы, решали, как сохранить рассыпанные по Русскому Северу памятники деревянного зодчества, формировали культурно-туристические маршруты. Все это происходило на фоне массового жилищного строительства. По миру шагал модернизм, сквозь исторический центр Москвы прорубали Новый Арбат.

ВООПИиК был одной из самых массовых организаций страны. Единого учета не существовало никогда, но, по разным оценкам, в его состав входили от 10 до 12 миллионов человек. Нередко, правда, это достигалось административными методами. Например, многие фабрики и заводы были коллективными членами Общества, поддерживали его деятельность. ВООПИиК совместно с Министерством культуры финансировал реставрацию объектов — всего было восстановлено более 3000 памятников.

В 90-е годы система рухнула. Был введен запрет на коллективное членство предприятий, да они и без того отказались уплачивать взносы. Не говорю уже о взносах граждан — членов Общества. Но ВООПИиК выстоял, как мне кажется, исключительно благодаря энтузиазму и активности подвижников, оставшихся в это сложное время работать в Центральном совете и в региональных отделениях.

Появились и новые проблемы. После перехода к рыночной экономике долго сохранялся мораторий на приватизацию объектов культурного наследия. В наши дни частные лица уже могут владеть памятниками, однако многие объекты до сих пор формально относятся к имуществу казны, а по факту являются бесхозными. Отсутствие прозрачного механизма перехода памятников в руки собственников, — большая проблема. И, конечно, приметой времени стала неконтролируемая застройка, приводящая к разрушению ценной исторической среды: сносятся памятники, ведется незаконное строительство на территории охранных зон. Здесь мы активно работаем с правоохранительными органами.

— ВООПИиК имеет право оспаривать такие дела в судах?

— К сожалению, мы не можем выступать в защиту публичного интереса. Суд в таком случае требует обосновать право на иск — ведь мы, например, не являемся жильцами здания, которое пытаемся спасти. Публичный интерес защищает либо прокуратура, либо общественные организации — в строго определенных законом случаях: например, общество защиты прав потребителей. Мы надеемся, что вскоре будут приняты необходимые поправки и ВООПИиК получит подобное право. Тем не менее даже в нынешней ситуации мы успешно оспариваем незаконные действия, в том числе представителей власти. Находим людей, которые могут выступить заинтересованными лицами, и подаем коллективные иски. Например, в Петербурге по нашему иску суд отменил распоряжение КГИОП (Комитет по государственному контролю, использованию и охране памятников истории и культуры. — «Культура») о снятии с охраны здания медсанчасти завода им. Калинина — выявленного объекта культурного наследия.

К сожалению, у многих памятников нет охранной документации. Охранными зонами по стране обеспечено не более четверти всех объектов. В некоторых городах показатель отличный — почти сто процентов: например, в Москве и Петербурге. А где-то, как в Московской области, меньше тридцати. Эта документация содержит понятные ограничения, касающиеся хозяйственной деятельности на объектах, либо их территориях, либо вблизи них. Готовить документы должны региональные власти. Однако у регионов, с одной стороны, нет средств, а с другой — мотивации. Скажем, в Пермском крае почти все документы оформлены, потому что у них в свое время были деньги, а самих объектов относительно не так уж много. А вот во Владимирской области финансирование минимальное, при текущем объеме даже за 100 лет не получится обеспечить все объекты документацией. А ведь там тысячи памятников! Очевидно, что Владимирскую область нужно поддерживать, как и многие другие. И, конечно, нужно мотивировать руководство регионов. Мы настаиваем, чтобы критерии оценки деятельности глав регионов были дополнены показателями по обеспечению сохранности объектов культурного наследия.

А пока продолжают массово гибнуть памятники и другие исторические объекты, удаленные от городских центров, — усадьбы, сельские церкви, здания промышленной и гражданской архитектуры. У нас принято делать красивые многомиллионные реставрации единичных объектов. Логика такая: зачем распылять средства, лучше сделать один памятник — но хорошо. Остальные как стояли 200 лет, так и еще столько же простоят. Поэтому не принято говорить о таком сложном вопросе, как массовая консервация. Однако усилиями профессионального сообщества в последние годы произошел качественный сдвиг. Еще недавно власть совершенно не понимала этой проблемы, хотя консервация помогает остановить разрушение и сберечь объект для будущих реставрационных работ. Нам удалось остро поставить этот вопрос, и в итоге были приняты правильные решения. Например, Русская православная церковь разработала программу по поиску и учету подобных объектов. А в Министерстве культуры недавно была принята программа консервации архитектурных памятников. Кажется, процесс сдвинулся с мертвой точки.

— В последние годы появились важные проекты в области сохранения наследия, связанные с волонтерством, — например, фестиваль восстановления исторической среды «Том Сойер Фест» или Благотворительный фонд «Центр возрождения культурного наследия «Крохино»… Не испытываете профессиональной ревности?

— ВООПИиК никогда не был сугубо волонтерской организацией. И, конечно, мы ни в коем случае не конкурируем с другими инициативами. Напротив, видим себя как организацию, которая слышит потребности сообщества и транслирует их государству. У нас есть такая возможность: мы все-таки большие и известные. Я, например, вхожу в президентский Совет по культуре и искусству, являюсь заместителем председателя Общественного совета Министерства культуры РФ, членом Правительственной комиссии по делам ЮНЕСКО. Мы способны слышать, формулировать и доносить идеи сообщества до власти и крупных участников процесса.

Еще 5–6 лет назад волонтерское движение не воспринималось государством всерьез. Мы вместе со всеми участниками процесса — «Крохино», фондом «Общее дело», фестивалем «Том Сойер Фест», нашими региональными отделениями — прошли трудный путь. В итоге властью было принято принципиальное решение — поддерживать волонтерское движение в сфере сохранения культурного наследия, этот пункт вошел в Национальный проект «Культура». А согласно другому национальному проекту, «Образование», в 2024 году число волонтеров в стране должно составить 8,8 миллиона человек. Если хотя бы часть из них станет волонтерами наследия, это сильно поможет отрасли, из которой в 90-е ушли многие специалисты. Но цель не в том, чтобы переложить на волонтеров спасение памятников. Необходимо в сознании людей поменять отношение к наследию. И в этом смысле волонтер ценен сам по себе: то, что он сделает для памятника, — уже «побочный положительный эффект». Волонтерское движение само по себе не спасет культурное наследие. Однако волонтеры являются налогоплательщиками, гражданами нашей страны. Соприкоснувшись с темой сохранения памятников, они, скорее всего, начнут более требовательно относиться к власти — глобально и на местах.

— Сколько человек сейчас состоит в ВООПИиК?

— У нас 50 региональных отделений: по факту немножко больше, но к некоторым есть вопросы, другие остались только на бумаге, и мы их перезапускаем. Постоянно получаем звонки из регионов с предложением открыть новые отделения. Однако в нынешних условиях неправильно оценивать численность организации по количеству ее членов. Марк Цукерберг утверждает, что будущее — за сообществами: разомкнутыми структурами, куда можно легко войти и так же легко выйти. Членство — более тяжеловесная конструкция: анкета, членские взносы раз в год, участие в собраниях — сплошная бюрократия. Невозможно ожидать, что люди сегодня массово будут состоять членами в организациях. В едином реестре ВООПИиК сейчас 2,5 тысячи человек — это наш формальный актив. В реальности сотни тысяч людей являются членами Общества с давних времен, но пока не подтвердили членство. Еще больше знают о нас и разделяют наши ценности. Поэтому мы вводим новую категорию — сторонник, которая предполагает простую регистрацию на сайте. Будем придумывать способы обратной связи, например с помощью рассылки, — вводить для сторонников знаки отличия. Нам хочется стать более открытой организаций, идти в ногу со временем.

— Кто сегодня финансирует ВООПИиК?

— На членские взносы мы уже давно не существуем. Занимаемся собственной хозяйственной деятельностью, на конкурсной основе получаем гранты, пожертвования, у нас много просветительских и издательских проектов. Например, издаем единственный и, пожалуй, самый авторитетный общероссийский журнал, посвященный культурному наследию: «Охраняется государством». Заказчиком является Агентство по управлению и использованию памятников истории и культуры, которому мы за это очень благодарны. Проводим различные исследования, экспертизы. Мы не зависим от какого-то одного источника, и это моя принципиальная позиция.

— Чего, на ваш взгляд, не хватает в законодательстве об охране культурного наследия?

— Необходима имплементация норм Конвенции об охране всемирного культурного наследия в российское законодательство. Россия взяла на себя это обязательство, но нормы конвенции до сих пор не синхронизированы с нашими законами. Минкульт бьется над этой проблемой уже несколько лет, но встречает сильное противодействие со стороны отдельных экспертов и органов-соисполнителей. Другой важный вопрос — снятие излишних административных барьеров в сфере культурного наследия. Для отрасли характерна проблема: при строительстве большого объекта с привлечением крупного капитала можно, к сожалению, купить любые органы охраны и получить любые разрешения. С другой стороны, если человек, живущий в памятнике, захочет покрасить в квартире стену, ему придется заказывать проект, оплачивать историко-культурную экспертизу и нанимать лицензированную организацию. Только документация встанет в полмиллиона рублей. Получается, что там, где много денег, повсеместно нарушается законодательство. А к обычным людям и, в общем-то, к бытовым, не угрожающим памятнику, предъявляются избыточные требования.

— В сфере сохранения наследия часто говорят о проблеме исторических поселений: раньше их было более 500, после реформы 2010 года осталось 41. Почему этот вопрос регулярно поднимается?

— Историческое поселение — важный инструмент для городских властей, бизнеса и жителей. Это способ сберечь застройку путем сохранения целого комплекса объектов и оформления прозрачных требований к созданию новых объектов на пустых участках. Например, в документации исторического поселения города Казани предусмотрено несколько зон, и в каждой — разные требования к регенерации городской среды: где-то даже можно строить хай-тек. По сути, это программа сбалансированного сохранения и развития города, и в ее основе лежит понимание ценности его исторического ядра как специфического объекта наследия. Также это согласительный инструмент для всех «участников» города, где живут не только историки и краеведы — любители старины. Однако власти на местах пока плохо понимают возможности подобного инструмента — боятся, что им сильно ограничат новое строительство. Например, понадобилось несколько лет, а также поручение президента страны, чтобы историческое поселение Боровск получило всю необходимую документацию.

Большая беда со старой застройкой в городах. В Томске раз в полгода горят дома из списка охраняемых объектов исторического поселения. То же самое происходит в Самаре. В Астрахани еще более тяжелая ситуация. В историческом центре стоят старые дома — ценная застройка или даже памятники. В них живут люди, многие мечтают переехать, хотя, конечно, на предлагаемых властями условиях — далеко не все. Городские власти объявляют эти здания аварийными, отселяют людей. И дома, оставшись без хозяев, разрушаются за год, а то и за сезон, потому что жильцы хоть как-то поддерживали их состояние. А власти говорят: мы сейчас закажем проектную документацию, потом сделаем экспертизу и так далее. Очевидно, что они хотят попросту «выморочить имущество» — дождаться, пока оно разрушится само. Мы разбирали эту ситуацию, Министерство культуры РФ провело проверку. В итоге власти Астрахани отказались от этих планов, но только в части памятников. Судьба исторических зданий, не относящихся к памятникам, по-прежнему остается под вопросом.

Я сам родился в Казани и помню, как к празднованию 1000-летия города практически весь центр признали аварийным и снесли. Там появилась новая застройка: качественная, не типовая, однако власти республики теперь сами открыто признают, что поступили тогда опрометчиво. В Казани оказалась утрачена целостная историческая среда — остались единичные памятники, как редкие животные в зоопарке, хотя город по-прежнему прекрасный. Кстати, с тех пор как власти осознали свою ошибку, в городе не было снесено ни одного памятника.

— Что можно сделать, чтобы бизнес активно участвовал в сохранении наследия?

— Нужно создать максимально понятные правила игры. Сейчас неизвестно, что ты получишь на аукционе: памятник, по сути, — это кот в мешке. Неясно, что можно и что нельзя делать с памятником, часто нет документации, о чем я уже говорил. В итоге, если договоришься, делаешь что хочешь. Так не должно быть. Еще один важный момент — сейчас я буду рассуждать как выпускник ВШЭ — у каждого объекта культурного наследия как объекта недвижимого имущества есть обременение, скажем так: «общественная нагрузка». Все мы в определенном смысле имеем «право на памятник» — даже если он находится в частной собственности. И владельцу памятника эта дополнительная нагрузка, очевидно, должна быть компенсирована. Поэтому нужно развивать зарекомендовавшие себя способы финансовой помощи бизнесу: иначе он будет вкладываться в другие активы. Это могут быть любые программы льготной аренды, продажи под условие реставрации. Или программа компенсации ставки по кредиту, которая недавно заработала в Калининградской области. Подобный опыт очень хорошо показал себя, например, в Голландии. В федеральном законе «Об объектах культурного наследия (памятниках истории и культуры) народов РФ» есть пункт о том, что собственник, понесший затраты на реставрацию, имеет право на компенсацию от государства. Однако это правило никогда не работало: на него сразу же был наложен мораторий Минфина. Можно понять, почему власти боятся открыть этот «ящик Пандоры»: будут приходить люди, называть суммы, якобы потраченные на реставрацию — а как их проверить? Большая проблема с расценками на реставрационные работы, но это тема для отдельного разговора.

Кстати, каждый частный собственник по закону должен обеспечить доступ к памятнику для граждан. Например, в историческом здании с уникальными интерьерами находится банк или НИИ. И в охранном обязательстве собственника так и записано: «Обеспечить доступ граждан». Однако совершенно непонятно, как это сделать на практике. При поддержке правительства Санкт-Петербурга и КГИОП мы осуществляем в Петербурге проект «Открытый город». Договариваемся с владельцами объектов об организованном доступе — времени, условиях, численности группы, подготавливаем гида. И на специальном сайте предлагаем людям записаться на экскурсию и посетить памятник совершенно бесплатно. Проекту уже 6 лет, он очень успешный — сейчас в нем участвуют более 40 тысяч человек. Фактически с его помощью мы знакомим людей с темой культурного наследия. Потом они часто становятся нашими волонтерами и еще больше погружаются в эту сферу. Ведь наше главное поле битвы — сознание человека. Мы хотим сформировать сознательного гражданина, которому не просто нравятся история и старые здания, но который понимает, почему они важны, и готов действовать согласно этому пониманию. Если мы сможем достучаться до большого числа активных людей, произойдут, я верю, системные изменения.