Никита Макаров: «Я не понимаю халтуры в искусстве»
Художник-керамист Никита Макаров — о выставке в Пушкинском музее, поездках на Кольский полуостров, нехватке мастеров, выгорании и новой коллекции «Полярный день».
Интервью с Никитой Макаровым доступно на страницах «Сноба» в социальной сети VK и на платформе YouTube
Ваши работы находятся во многих частных коллекциях, представлены на общественных выставках. Сегодня, когда массовая культура доминирует над классической, понятие художника размывается. Говорят, что художник — это маркетолог, а автор — тот, кто платит художнику за его потраченное время на создание произведения. К какому типу художников вы сами себя относите?
Я в каком-то смысле очень счастливый человек, потому что в керамике, как и в живописи долгие годы, делаю то, что хочу. Цена за это очень большая. Что касается маркетолога, я бы поправил вас: в наше время художник и пиарщик — это одно и то же. Потому что художник как проповедник: его задача обратить в свою веру как можно больше людей, сделать их своей паствой. Чем больше приход священника, тем сильнее его влияние на массовое сознание. Точно так же и с художником: моя задача — убедить вас, что мир, который я создаю, не только реален, но и совершенно необходим вам как приобретение.
Многие произведения искусства определялись не только мастерством художника, но и вкусом заказчика. Это всегда тандем. Когда тебя атакует директор винно-водочного комбината, чтобы ты ему сделал наяд в бассейне, несущих какие-то доспехи Ахиллесу, — это одна история. А кураторское искусство по заказу некоммерческого фонда — другая. Ты всегда сам определяешь свои репутационные риски и свою выгоду. Деньги приходят, как правило, очень медленно, уходят быстро, а репутация остается.
В 2021 году вы перешли от живописи к декоративно-прикладному искусству и сейчас создаете произведения, равных которым нет: многие технологии утрачены, мастеров — единицы. Расскажите, как вы учились, обустраивали инфраструктуру?
Чем больше «душит» цифровизация, тем актуальнее становится то, что сделано человеческими руками. Цены на наши предметы растут, и мы не испытываем недостатка в заказах. Поскольку потенциал керамики огромен, мы все глубже погружаемся в технологии материалов и художественные эксперименты, стараемся не быть однообразными, искать новые формы и образы, создавая авторские произведения.
Но вы правы, носителей знаний остались единицы, у нас огромная демографическая и производственная яма. Керамика и фарфор — это алхимия, где все базируется на ингредиентах, которые ты добавляешь. Если одного ингредиента нет, то все валится к чертям собачьим. Здесь много эксперимента и много брака, не все готовы в этих экспериментах участвовать, многие очень быстро выгорают.
Я начинал в крошечной керамической мастерской, построенной мной в Переславле в 2021 году. Сейчас в нашей студии больше 10 человек, и это команда Marvel — мотивированные, ответственные люди с уникальными знаниями и суперспособностями. Тот русский культурный код, который сейчас все вокруг ищут, делается руками именно этих художников. По большому счету, мы уже сказали свое слово в декоративно-прикладном искусстве начала XXI века — только в прошлом году мы создали более 1,5 тыс. предметов к Новому году.
В чем, по-вашему, задача декоративно-прикладного искусства?
Керамика — это одна из пластических дисциплин, наряду с живописью, графикой, скульптурой. Я бы хотел заставить людей почувствовать восторг и удивление от того, насколько человеческие руки и душа в состоянии снова создать высокохудожественные произведения, и вернуть былую славу российского декоративно-прикладного искусства.
Безусловно, у каждого предмета есть художественная концепция. Но я, честно говоря, с большим скепсисом к этому всему отношусь. История «что же главное — идея или исполнение» привела нас к тому, что у нас вообще никто ничего сделать не может. Все настолько увлеклись идеей, что с исполнением полная беда, а мне хотелось бы дать людям просто насладиться виртуозно сделанными вещами.
Концептуального искусства так много, зачастую художники сами не могут без куратора объяснить свою концепцию. Это становится утомительным и девальвирует художественные дисциплины. И вообще вся проблема в том, что художников стало гораздо больше, чем нехудожников. Если раньше это была сакральная, даже мистическая профессия, то теперь художником может быть каждый. Хорошо ли это? Не уверен.
Каждый должен, как у Вольтера, возделывать свой сад, и как спартанец, заниматься тем, для чего рожден. Художник — это ежедневный адский труд. Здесь ты вынужден самоорганизовываться каждый день. Как говорил один из выдающихся художников середины XX века: когда не можешь писать картину, приезжай в мастерскую, садись напротив и страдай. Вот и я порой приезжаю и понимаю, что сил нет. В живописи у мольберта ты все время в движении, и то устаешь, а работа над керамикой — зачастую это абсолютная статика, и все в напряжении настолько, что тело сводит.
Признаюсь, сперва я хотел обсудить с вами концептуализм в искусстве, поиск смыслов… а сейчас думаю, что нам всем сегодня не хватает простого эстетического наслаждения, которое может дать декоративно-прикладное искусство.
Оно создано для этого. Я много покупаю разных произведений на аукционах, общаюсь с коллекционерами, и мне очень грустно видеть, как деградирует человечество. Надуманными концепциями мы оправдываем все, и из этого растет большой мыльный пузырь. Многое, из того искусства, которое сейчас продается, не стоит ничего.
В 2013 году у меня была персональная выставка в Пушкинском музее. Помню, Ирина Александровна Антонова тогда сказала, что она замечательно относится к совриску, лишь бы оно не было одноразовым. Есть художники, которые апеллируют к вечности, а есть ньюсмейкеры, люди, которые делают что-то в угоду трендам. А трендов, на самом деле, никаких нет, это всегда временная актуализация той или иной информации в повестке. Безусловно, из этого контента что-то останется, но немного.
Расскажите про уникальную технику, в которой вы работаете.
Мне сразу захотелось, чтобы вся керамика, с которой мы работаем, была сделана в технике кракле. Это придает патину времени и ощущение нерукотворной ювелирности. Керамисты не любят с ним работать из-за слишком нестабильного результата. Раньше несистемный кракле называли цеком, и в том, и в другом случае — это несовпадение коэффициента термического расширения между массой (глиной) и глазурью. Кракле — это микротравма, получаемая специально, цек — это то, что происходит случайно. Сетку кракле можно модерировать, делать ее мелкой или крупной, менять движение и характер трещин.
У керамического произведения есть определенный цикл: сначала ты лепишь и гончаришь, затем сушишь и обжигаешь. Это называется утель. Далее этот глиняный, обожженный предмет проходит через стадии глазуровки. Иногда с первого раза получается, а иногда и с пятого не выходит. Чтобы получить идеально заглазурованный предмет, нужно знать технологию и уметь работать с глазурью. Это либо кистевое нанесение, либо пульверизатор, либо окунание в чан. Часто, ввиду сложности наших произведений, остается какое-то количество непрокрасов, наколов, пузырей, тогда в ход идет дремель и они устраняются на последующих обжигах.
После этих процедур мы получаем белый предмет в трещинку, называемый бельем или политым, и начинается работа с надглазурной росписью, золочением, отводками, крытьем в один или несколько слоев. Разные пигменты красок обжигаются на разных температурах.
Расскажите об источниках вдохновения. Есть ли какие-то персоналии или это в основном связано с пространством?
В основном окунаюсь в омут своих воспоминаний из того, что мне нравится. Я часто говорю, что наша керамика — это не какой-то универсальный русский код, а сложный синтез различных культур. Хотя, конечно, русская превалирует. Предметы создаются в Переславле-Залесском, Зеленограде, Королеве и Москве, а все финальные обжиги проходят через мои руки в Переславле, где у нас главная студия. Над некоторыми работами может трудиться до пяти мастеров, но впоследствии, жить произведению или умереть, решаю я.
Недавно вы ездили на Кольский полуостров. За вдохновением?
Кольский полуостров — это моя любовь, так же как и Русский Север. Только за это лето я был там пять раз и хотел бы в начале октября еще успеть съездить.
Там родились и обрели формы те персонажи, которых я задумал еще в прошлом году. Это пять произведений, три шкатулки и два арт-объекта, скульптуры. Все они будут показаны в доме музее Муравьева-Апостола на выставке «Трын*трава» в конце октября: суетный друг тундры Одинокий Кулик, малый Тундровый Лебедь, две чудесные рыбы — Кумжа и Хариус — в образе владыки и владычицы, и Олень Безжалостные Рога, ставший частью сентября. Владыка Олень — это пастырь леса, мудрейший, могучий и властный, мой тотем и деймон.
В ваших коллекциях есть целая вселенная со сказочными существами. Расскажите, что мы увидем в случае с «Полярным днем» (лимитированная серия в коллекции «Таинственный лес», подготовлена совместно со «Снобом». — Прим. ред.)?
Еще в начале работы над своими героями я озаботился созданием того мира, в котором им предстоит жить. На ум сразу пришли Миядзаки, Мураками, Ершов, Гофман, братья Гримм… Так появилась метавселенная, которая стала наполняться различными образами и персонажами, у каждого из которых своя история, функция, свои способности и свой путь. Одним из первых персонажей родился Заяц Летунец, которого я углядел в каком-то бестиарии, а после в музее археологии. Так и появился символ Таинственного леса. Сейчас я работаю над новыми существами и героями. На Cosmoscow, к примеру, будет представлен Демон Таинственного Леса: сидящий на шкатулке, окруженный разнотравием, укравший золотое сердце Таинственного леса. Честно говоря, под всех героев еще историй не придумал, потому что их, зараза, так много, а я один.
То есть вы, Никита, еще и сказочник?
Любой художник — это сказочник, вопрос, за какую сказку он топит. Как я говорил, художник — это проповедник. И в каждом художнике, как и в каждом человеке, должен жить ребенок. Детство — это чаще всего зона комфорта, это то, куда убегаешь от травмы. Почему сейчас, на фоне происходящих событий, большинство художников обратились к теме детства, воспоминаний, сказки? Потому что ты как бы «в домике», где тебя никто не обидит.
У художника детство должно быть запоминающимся. Это те камни, на которые впоследствии мы опираемся всю свою жизнь. Для любого творца совершенно немыслимо руководствоваться чужим опытом, он должен быть исключительно эмпирическим.
Расскажите, как шла работа над созданием этой серии?
Было огромное количество референсов. Просматривали и изучали историю искусств, скульптуру, керамику, фарфор, ювелирку, археологию, декоративную пластику. Думали, рисовали, синтезировали, экспериментировали. Лепили антропоморфных персонажей и супергероев, работали с объемами и декором, мучались с калячницами. Первые вещи я всегда леплю и пишу сам, но художники, которые трудятся над последующими предметами, работают ничуть не хуже меня. За три года мы разработали и создали более 130 авторских форм и большое количество совершенно уникальных произведений искусства.
Как вы находили партнеров для этой серии?
Методом проб и ошибок. Я пытался найти тех, кому есть что сказать и кто хочет получить за это внятные дивиденды, характер этих дивидендов я определял в процессе взаимодействия. Но в этой области находится много моего личного выгорания и грусти. За последнее время я пообщался с огромным количеством людей из профессии. Зачастую это ничем не мотивированные, выгоревшие, инертные люди, непонятно, как они живут. Для меня это странно, потому что человеческая жизнь очень хрупкая и короткая, и, например, мне, как тельцу, нужно четко понимать, что и зачем я делаю, откуда и куда иду.
Пытаясь расширить команду, мы искали лучших, звали новых мастеров, художников, керамистов. В итоге чаще всего получали грубую халтуру, а я не понимаю халтуры в искусстве. Некоторые умудрялись даже образцы разбивать, которые мы им давали. Я предполагаю, многие люди, которым дают что-то бесплатно, дарят, не понимают и не ценят этого. Нужно пострадать, нужно чем-то за это заплатить — здоровьем, временем, деньгами. В общем, пускаться в «хэдхантерство» я больше не готов и не буду. К слову, у нас в команде выгорали и очень крутые спецы, им теперь сложно найти замену. И это не вопрос денег. Керамика — это слишком нервно и травматично. Как сказала одна из моих учителей: Никит, если, учитывая ваш перфекционизм, вы будете к этому относиться без иронии, то через какое-то время я буду навещать вас в больнице Алексеева.
Иногда, подходя к печке посмотреть, как прошел обжиг, и видя взорвавшийся предмет, я сильно печалюсь… Ведь столько труда было вложено: гончар, сделавший вазу, мастер, который ее декорировал, мастер, который ее заглазурил, художник, который ее расписал и позолотил. И все это безвозвратно погибло, а деньги всем за работу заплачены, и может, там где-то рядом даже заказчик уже стоит с топором. Ну что же, таков путь, думаю я про себя, и мы идем дальше.
Беседовал: Александр Юдин
Оператор и монтажер: Евгений Романов
Ассистент оператора: Николай Емельянов