Подать или гнать? Нищенство в России: гнусное лицемерие или христианская этика…
Сразу с козырей зайду, чтобы личную позицию прояснить. Нищенство именем Христа в родных широтах считаю подлым обманом — с одной стороны, лицемерием — с другой, от якобы «дающего». С исторической точки зрения, явление всегда было страшным социальным злом России, веками подтачивало народный организм и столь любимые патриотами — государственные Скрепы.
Порой становилось настолько ядовитым и диким, что власти приходилось мобилизовать немало сил, чтобы выиграть пару раундов у хитрых кукловодов-жрецов. Как только начинался новый виток централизации и появлялся жёсткий государь, Русь-матушка погружалась в хаос кликушества, города и веси начинали осаждать армии нищих оборванцев, кормящихся на монастырских и церковных подворьях.
Взбаламучивая народ небылицами, ложными пророчествами, пугая пришедшим «царством Антихриста» и прочими мерзостями. Били всегда в одну точку — не дать светской власти занять подобающее ей место, а развернуть паству к некой христианской дремучей морали. Именно нищие, столь горячо любимые православием, всегда были его оружием.
Горькую чашу борьбы с этим социальным злом испил Иван Грозный, Василий Шуйский, Пётр I, Екатерина Великая, Александр II. Едва начинались любые реформы — им противостояла «пятая» нищенствующая колонна: бесчисленная, дремучая, корыстная, невежественная…
Это изменило сознание целого народа, отравило его. Да-да, именно та самая, якобы безобидная копеечная милостыня. Пустая по своей материальности — форма помощи. Обычное лицемерие, ставшее привычкой и притворством целых поколений, вытравившее из души славян и русских настоящие, древние понятия о благотворительности и взаимопомощи. Сделавшее брошенный медяк — мерилом доброго христианского поступка, его вершиной.
Не буду лить желчь на православие только. Оно, по справедливости, — вообще не виновато. Это порождение самой христианской морали. Проблема любой монотеистической религии, где начинают поступки людей облекать в уродливые тоги морали. В «нищенстве» захлёбывались ислам и буддизм, христианство очень тяжело болело. Пока протестантизм и век «просвещенного абсолютизма» эти гнойники не выдавили, назвав вещи своими именами и став лечить, как социальное явление, устраняя первопричины…
Страшная химера.
Назвать социальный огромный класс нищенствующих — порождением экономических проблем, скудности ресурсов, неким детищем расслоения общества — соглашусь лишь отчасти. Голод приходил и отступал, разорительные войны начинались и заканчивались, эпидемии вспыхивали и столь же внезапно пропадали, эксплуатация крепла, но действительно трудолюбивому человеку мало мешала. Только от поколения в поколение росли легионы нищих, цепляясь за разлагающую суть человека… христианскую мораль:
«В рай входят святой милостыней, нищий богатым питается, а богатый нищего молитвой спасается».
Тех, кто на такую «мудрость» отвечал «Бог подаст» — всячески осуждали, клеймили с амвонов и кафедр, проклинали и записывали в безнадёжные грешники, которым ни Спасения, ни Царства Небесного.
Какое наслаждение испытывает дающий, с какого перепуга он должен спасаться «молитвой просящего»? Так не работает система, читайте Первоисточник, там любые просьбы «со стороны» категорически осуждаются. Лишь личный духовный подвиг в зачёт праведности идёт, прямой разговор с Богом.
Если христиане начали строить то, что им говорено было: никаких нищих в помине не наблюдалось бы. В общинах такое невозможно в принципе, правит бал взаимовыручка, коллективный труд, жёсткие законы социальной справедливости: ни бедных, ни богатых. А что получилось?
Наслаждение от милостыни стало надменным и безнравственным упражнением. Демонстрацией собственной состоятельности или богатства. Брезгливым откупом, получающую и дающую стороны одинаково развращающим. Самое смешное: милостыня не достигает декларируемой цели. Наоборот, только усиливает проблему просителя.
Тунеядцы и лентяи, не желающие работать, всегда толпились подле дающих, как безмозглые игроки у игорного стола — в надежде сорвать куш. Поднимали вой и крик, если вместо монет предлагали чашку супа и корку хлеба, предлагали совместный или сезонный труд. Именно поэтому профессиональные нищие никогда не появлялись в казачьих землях, в вольной Сибири или деревнях старообрядцев.
Восторженные православные философы всегда со слезой умиления восхищались: стоило русскому крестьянину собрать урожай, даже скудный… он немедля начинал демонстрировать невиданную щедрость к нищенствующей братии. Прекрасно зная, раздача милостыни приведёт к «недохвату», ранней весной дети начнут голодать. Какие только эпитеты не сыпались, рыдать тянет:
«К Покрову озими давно засеяны, и яровые поля совсем убраны, собственно крестьянские деревенские работы кончены… «Всё, что Бог дал — всё в закромах будет». Но крестьянской, рабочей и ревизской душе стало легче, посетил её мир и благодушие, зародились надежды:
потянуло на заветную и обетную щедрость, отворились окна на подаяние… не прочь и даром дать малую толику с мира — бедному и холодному на рубаху. Милости просим, во имя Господне!». (Этнограф С. Максимов, XIX век)
Капканы «доброты».
Природу русского нищелюбия пытались исследовать многие мыслители и философы. Почти невозможно противопоставить их возвышенному слогу, высокоморальной софистике и демагогии аргументы здравого смысла. Вот что скажешь таким умильным речам сытого, высокообразованного аристократа:
«Благотворительность больше нужна была самому нищелюбцу, чем нищему. Всякая милостыня Христу — условие личного нравственного здоровья». (Ключевский)
А теперь суровая незамутненная правда. Россия благодатной землёй для крестьянина никогда не была, каждая копейка к землице крепким гвоздём намертво приколочена. Называется явление «зоной рискованного земледелия». Выживали исключительно общинными законами, в одиночку справлялись только многочисленные семьи с жёстким единоначалием, казачьи земли и… дальние монастыри, не избалованные вниманием паломников. Выживали и процветали, несмотря на все климатические неурядицы чудесно.
Прочая русская деревня выбирала другой способ выживания: общину с круговой порукой. Вполне себе коллективное сознание. Денег в монете звонкой испокон века не водилось, выживали исключительно трудом. В ходу были традиционные формы взаимовыручки: «толока», «помочи», «работа по чести». Это когда крестьяне работали друг для друга даром. Кстати, Россия всегда испытывала на селе острый дефицит рабочих рук, не читайте перед обедом советских газет. После — тоже…
Кто пользовался этим действительно непростым положением русской деревни? Пропагандисты в платьицах, которые вместо Писания вколачивали в головы нехитрые установки: «Бог велел делиться всему христианскому роду». Знание усвоили армии нищих, виды и сорта которых можно перечислять энциклопедическим справочником. Профессионалы могли рассчитывать на солидный прибыток в виде звонкой монеты, одежды и прочего добра.
Остальное кочевое племя довольствовалось едой. Но даже когда проблемы «недорода», «голодного года», пожаров и войн исчезали… возвращаться в родные пенаты не торопились. Рассеявшись по России подобно коросте, полнясь год от года бездельниками с котомками и образами.
Образ «нищего» со времён Ивана Грозного понятен и незамысловат, довольно подробно описан. Это крапивное семя вертит боярами и даже царём, их неделями напролёт кормят по большим государственным событиям и престольным праздникам, покупая спокойствие городов от мракобесия «сирот казанских».
Хитрые побирушки и притворщики правят бал в Москве, Новгороде, Твери и Владимире, поднимая восстания и бунты. Боярские группировки через епископские подворья расшатывают государство, выдавая толпам нищих задания: за «кого и что кричать», чем мутить народ, поощряя бесчинства плебса немалыми денежными церковными вкладами.
Именно во времена Грозного царя формируется страшное социальное явление: «лукавые тунеядцы-дармоеды и лихие злодеи». Они не желают заселять новые земли, работать на собственных, подгоняемые громыханием церковников: «милостыня нищему есть первейшее достойное христианское дело и ведёт к Спасению!». Почему так и вдруг? Потому что на Стоглавом Соборе 1551 года Иван Васильевич вопрос ребром поставил.
Постарался явление «благотворительной деятельности» взять под контроль государства, проредить бесчисленные ряды «христарадничающих». На Соборе Иван Грозный высказывает царское пожелание: в каждом городе необходимо выявлять всех действительно нуждающихся в помощи, строить специальные богадельни и больницы, обеспечивать приют и уход. По примеру первого богоугодного заведения «для нищих и старцев» Переяславско-Троицкого Данилова монастыря (Переславль-Залесский), которое заработало в самом начале XVI века усилиями духовника Великого Князя Василия III (отца Ивана Грозного) — инока Даниила. Результат был очевидный, расходы казны на раздачи милостыни и устройства пиров, обедов для нищих… стремительно сократились.
Физически здоровых и непреклонных лет попрошаек… со всем тщанием выпороли, выслав по монастырям и пограничным землям приобщаться честному труду. Потом грянула церковная война «иосифлян» с «нестяжателями», последние проиграли свой раунд. Победи поволжские и псковские «старцы» со своими идеями честного труда монахов и священнослужителей — нищенство бы обязательно признали осуждаемым, практически невозможным деянием.
Так или иначе, идею Ивана Грозного церковники прокатили с треском. Когда «царевы люди» делали вклады на монастырские трапезные для нищих и богадельни … строили церкви и бесчисленные часовенки. Именно такой лукавый подход к «христианской морали» породил буквально за одно поколение легионы нищенствующих.
Многие здоровые люди прикидывались калеками, «сиротами казанскими», появилось не счесть фальшивых монахов и монахинь, странствующих богомольцев с иконами. Все просили на сооружение храмов Божиих, но честных «прошаков» среди них было — единицы.
Уродливость явления показала Великая Смута. Большие города действительно голодали. Сердобольные горожане (понукаемые попами) улицами вскладчину покупали дорогущий хлеб, снося его на церковные подворья, резали на куски, раздавали толпам нищих. Чтобы потом на базарах и рынках покупать за бешеные деньги… сухари. Сообразительные побирушки сушили свои дневные подаяния в печах, после продавая более дорогой товар длительного хранения. Снова разбредались по улицам, вымаливая «кусочек хлебца».
Та же Смута породила другое чудовищное явление в среде нищих, которого Русь не знала до того времени. Участились кражи детей, которых «христарадники» уродовали. Ломали руки и ноги и заставляли кости неправильно срастаться, выкалывали и выжигали глаза, травили ядовитыми отварами для появления эпилепсий.
Если малышня выживала после такой обработки, их продавали странствующим ватагам профессиональных нищих, те возили несчастных по русской глубинке… вызывая обмороки даже битых жизнью мужиков.
При первых Романовых
явление старались обуздать как только никак. Большей частью — не справлялись. Хотя горожане повсеместно поумнели, внешне физически здоровым людям практически не подавали денег. Брали за лохмотья и покупали им хлеб в ближайшей лавке, выходя из дома — прихватывали несколько корок. Иначе без боя нельзя было пройти ни по одному мосту: их заполонили юродивые, калеки, слепые и гниющие профессионалы-нищие.
Исследователь явления Иван Прыжов в книге «Нищие и юродивые на Руси» так описал времена перед воцарением Петра I:
«Прокураты и целые строи калик и лазарей ходят, ползают, лежат, гремят веригами, трясутся… Ими наполнены княжеские и царские терема… Ими набиты все церкви, а церквей много».
Хлебнув лиха с ордами «христианского волеизъявления Церкви», Пётр Алексеевич начинает с «маскарадным нищенством» бескомпромиссную борьбу. При подавлении стрелецких бунтов (малоизвестный факт) — наибольшее число казнённых пришлось не на служилое сословие. Специально выявляли «зачинщиков и смутьянов», которые поголовно оказывались сливками нищенских ватаг и бабами-кликушами, бережно пестуемыми церковными приходами.
Решение неистового царя было строго в рамках веяний из Немецкой Слободы. Со всей протестантской решимостью и рациональностью нищенству объявили войну. Христарадничающих, не приписанных к конкретной богадельне, опрашивали, выписывали батогов и отсылали «в прежние их места хозяевам». Ярость Петра была особо велика, когда среди «хозяев» оказывались — монастыри.
Нищих, действительно не способных к физическому труду, — расписали по «богоугодным заведениям». Каждая московская улица обзавелась такой богадельней. Любые праздные шатания по городу контингенту запрещались, просить милостыню и давать её — особенно категорически. Проблема решилась по «немецким чертежам»:
«...а кто похочет дать милостыню, то отсылать её в богадельню».
Штраф «дающему» был определён тяжелейший — пять рублей. Проведя полную «инвентаризацию» нищего московского сословия, дополнительно привлекли столь пекущуюся о них Церковь. Каждый храм Москвы и окрестностей был обязан завести собственную богадельню со строгим уставом и распорядком. Если доходы прихода не позволяли её содержать — государство выдавало «царево жалование».
Столь резкая смена курса по отношению к нищим вызвала недоумение даже среди сподвижников Петра I, начались его уговоры… мол:
«...на Руси любили нищих, они приносили в город свежие новости, могли развлечь хозяев песнями и сказками».
«Бог положил предел, что давать милостыню, а судьи за то сейчас штрафуют».
Царь был непреклонен, в ответ просителям сунул бумаги из губерний и старой столицы. Оказалось, что «учинённым розыском» выяснилось: большинство пожаров, грабежей и преступлений устраиваются именно этой шатией-братией. Чтобы вопрос с повестки снять, государь недвусмысленно намекнул на государственную измену:
«...нищие на шпионство от бунтовщиков и изменников подряжаются и простой народ к презорству властей преклоняют».
Как только вопрос с городскими нищими решился (кстати, очень успешно), Пётр Алексеевич взялся за орды кочующих по стране «многие тыщи ленивых таковых прошаков». Повелел:
«...всякий попрошайка должен знать своё место: крепостного — к помещику, молодого — на государственные работы, маленького — на воспитание в добрую семью али в школы науки постигать».
Современники подметили: самую лютую ненависть государя вызывают именно молодые попрошайки и бродячие «маскарадные калики». Свою точку зрения Пётр выразил специальным разъяснением воеводам и наместникам:
«Здоровых, когда поймают, в каторжную работу с наказанием отсылать, ибо в таковых много воров бывает, и чуть не все».
«Ленивыя оные нахальники сочиняют некая безумная и душевредная пения, и оная с притворным стенанием перед народом поют, и простых невеж еще вящше обезумливают, приемля за то награждение себе».
Объективные причины.
Чтобы не быть обвинённым в кровожадности и отсутствии милосердия, снижу градус повествования. Итак, явление «нищенства» становится повальным при Иване Грозном, это исторический факт. Советские и христианские литераторы придумали кучу причин: перераспределение земель, общее хозяйственное потрясение, непрерывные войны, повальное обнищание народа, прочее бла-бла-бла… Да, иностранцы подметили в период царствования Фёдора Иоанновича: нищих расплодилось немало, но государство с ними справляется…
Нужно чётко различать два огромных пласта нищенствующих: «святых» и обычных. Первые — это подвижники и монашество монастырей, к праздношатанию абсолютно не склонные. Прекрасно выживали собственным трудом, промыслами, реже — подаянием приезжающих доброхотов. Если собирали милостыню — строго на «святое дело», обычно на культовое строительство.
Но вот появляются огромные толпы людей, которые прикрываются «христианской этикой», зубрят пару коротких молитв и несколько душещипательных цитат из «Житий». С именем Господа начинают смущать народ. Большей частью — угрозами, давайте будем честными. Не подашь — не наследуешь Царствие Небесное.
Такое утверждение горячо приветствует Церковь, она находится на вершине пищевой цепочки. По точно таким же чертежам стяжает уже другой уровень «милостыни»: земли, крепостных, власть, имущество и прочие «вклады».
Система исключительно паразитическая, многоуровневая. Знаете, что вызывало самое брезгливое отвращение Ивана Грозного, против какого «нищенства» он особо резко выступал? Удивитесь… против «старушек из избушек». Это было повальным, одобряемым Церковью явлением, когда на погостах жили… «старицы».
Они устраивали безобразные представления на похоронах. Пока от их проклятий и «христа ради» не откупятся медяками (а то и серебром) — просто не подпускали к яме, не давали спокойно закрыть могилу. Попы одобряли… «старицы ведь, нищенки». Три раза «ага». При том уровне смертности…
Более серьёзными кровопийцами были «царские богомольцы». Особый, привилегированный класс нищих и юродивых, поставляемых церковными иерархами ко дворам государей и высшей аристократии. Жили в теремах и палатах, даже в Кремле квартировали до Петра I. Имели жалование, форменную одежду. Любое решение государя преломляли через «видения и пророчества», надиктованные явно не свыше…
Ниже уровнем обретались тоже штатные, «соборные богомольцы»:
«Так сидевшие, при Успенском соборе, убогие и калики именовались успенскими, другие — архангельскими, васильевскими (Василия Блаженного) и чудовскими».
Трудно угадать, какие именно «псалмы» эти дармоеды пели, по каким сценариям разыгрывали юродивые спектакли. Но были ещё «патриаршие нищие», жили в палатах главного предстоятеля Православия. На их содержание с русской церкви собирали «по 3 алтына с каждой», это было вменено в обязанности десятников, недельщиков и наместников.
Были более смирные нищие — это монастырские и церковные, при каждом божием храме и обители. На их содержание тоже собирался везде свой собственный «налог» с паствы. Ведущей ценностью всего этого «легиона» сверху донизу было желание побольше собрать денег, действительно увечных калек и душевнобольных среди них было мало. Здоровая, голодная, неисчислимая армия…
Иван Грозный ужаснулся, когда узнал суммы на содержание нищих по Москве… Своим Судебником повелел: от церкви бродяг удалять, «на монастырях быть нищим, которые питаются от церкви божией». Проклинаемый патриарх Иоаким в 1678 году тоже начал свою борьбу, приказав ломать «нищенские избы», стоявшие по улицам всех русских городов. А их обитателям повелел: «жить у церквей, где пристойно». Сносили целые посады и улицы, если что.
Это было не просто социальное явление. Большинство нищих были служащими Церкви, вымывали из русского общества огромные средства. У них не было никакой «христианской мотивации», помимо звонкой монеты. Почитайте воспоминания, как после 1812 года Москву наводнили тысячи (!) нищенских ватаг со всей России.
Думаете, прибыли восстанавливать сгоревшую столицу (а руки рабочие очень нужны были)? Как бы не так, их притоны, «игорные дома и логова разврата» полиция до 40-ых годов выкорчёвывала, опуская руки, когда следы ватаг приводили к церковным приходам. Да, были беспаспортные, погорельцы, пострадавшие от войны несчастные. Но с ними государство со времён Петра Алексеевича проблем не имело.
Способные к труду, но не имеющие места — определялись губернскими комитетами на самые разные «государственные работы». Профессиональные нищие отправлялись в «работный дом» (со времён Екатерины II). «Случайные нищие» получали предупреждение за бродяжничество и отсылались на родину. Дряхлые, увечные, больные — определялись по богоугодным заведениям. Проблема должна была решиться… но не решилась. Почему? Ищи… кому выгодно.
Именно церковные структуры постоянно срывали любые государственные мероприятия по избавлению России от этого паразита, разрушавшего общество. Материально, но что более страшно — морально. Породив огромную армию тунеядцев, прикрывающихся именем Христа. Нищенским промыслом большинство занимались сознательно, прекрасно зная безнравственность такого поведения. Их среда создала миры проституции, самого гнусного криминала.
Так давать или гнать?
Иногда лично… подаю. Штатным «прошакам» храмов или монастырей: спокойным, ненавязчивым, опрятным, со светлыми лицами. Они никогда не схватят за одежду или руку, не нудят «Христа ради». Всегда ведут себя с большим достоинством, от храмов или паломнических троп не отходят. Уверен, у них есть духовные ценности, идеалы, добрые помыслы. Подаю, хотя не разделяю любую религиозность головного мозга.
Могу подать старикам, даже с признаками некоего помешательства, если вижу там убеждение в жизненном праве на подаяние (дети явно «обули», пенсия нищенская, один-одинёшенек). Такие хорошо заметны, бывшие трудяги и принципиальные люди.
От них никогда не воняет водкой, они стесняются своих просьб, тревожны. Ориентируются не на деньги, а на простое человеческое участие. С огромной радостью и облегчением перечислят, что им нужно вынести из супермаркета, возле которого столь стыдливо топчутся…
Скрипя зубом, могу подать колясочнику-солдату. Предварительно тщательно убедившись, что действительно служилый, ногу-руку потерял в «горячих точках», а не в пьяной аварии. У таких всегда при себе полный набор подлинных документов, никогда на «промысел» не оденут боевых орденов и медалей. Хоть попахивает порой пивом от горемык, но… подаю. Корпоративная этика.
Есть несколько других типов бродяг и нищенствующих, кому не грех сунуть купюру, избавить бумажник от накопившейся пригоршни монет. Если прекрасно видно: себя нищим или бродягой просящий не считает, просто… период такой случился.
Этих «залётных» хорошо видно, они не уверены в своих актерских талантах, не вызывают сожаления внешним видом, не намерены обманывать, плести замысловатые лживые сказки. А ситуации, приводящие на улицу — могут быть самые разные.
Всем остальным десяткам видов профессиональных попрошаек… никогда и не при каких условиях. А Вы?