Бульвар, огород и роща: где гуляли прежние москвичи и петербуржцы

Как гуляли в дореволюционных Петербурге и Москве: от светских раутов в садах до шампанского с яичницей на кладбище.

Майским днем 1801 года случилось знаменательное событие — император Александр I с супругой Елизаветой Алексеевной впервые в истории Петербурга вышли гулять на набережную Невы. По такому случаю Гавриил Державин написал оду. Впоследствии император ежедневно совершал променад по улицам столицы, задав светской публике моду на прогулки. В начале XIX века для этих целей подходили Большая Морская улица, Невский проспект, бульвар у Адмиралтейства, Английская и Дворцовые набережные, Летний сад — об этом рассказывает историк Елена Жерихина в книге «Этикет петербургской прогулки».

С годами список прогулочных мест расширялся, а каждый петербуржец знал, что во время фланирования по улицам можно встретить не только множество знакомых, но и весь свет, включая императора. «Прогулки по городским улицам особенно распространились с 1830-х, когда в моду вошла эклектика в архитектуре и классицистические фасады сменились разнообразными живописными историческими реминисценциями. С тех пор они надолго вошли в быт петербуржцев», — пишет Елена Жерихина.

В петровское время гуляли в основном в усадебных садах — бродить по плохо вымощенным улицам молодой столицы было трудно. Кстати, о Петре — он и в переосмыслении променада — пионер. Именно он ввел в обиход прогулку с целью совершенствования личности и допустил публику для гуляний в свои садовые владения.

Регулярный доступ в царские сады появился после указа Елизаветы Петровны 1755 года «О пропуске для гулянья в Придворные сады по четвергам и воскресеньям». Как отмечает Тамара Горышина в книге «Зеленый мир старого Петербурга», «эти благотворительные действия царственных и вельможных особ таили в себе немалую опасность для садов из-за возможных чрезмерных нашествий публики, которым следовало поставить какой-то предел». Потому прежде, чем прогуляться по саду, нужно было пройти дресс-код. «Кои будут неопрятны, то есть волосы не убраны, платки на шеи и в сапогах, также в серых кафтанах и из купцов с бородами, а женщины в русском платье, в чепчиках и прочих тому подобных простых платьях, отнюдь не пускать» — гласил указ.

Екатерингоф и Летний сад

Все тот же Петр I устроил городские гуляния в Екатерингофе 1 мая, приурочив их к своим победам над шведами. Праздник стал традиционным — спустя годы Анна Иоановна, Елизавета Петровна, Александр I поддерживали этот обычай вместе с гуляющей публикой. Павел I подарил Екатерингоф своей фаворитке Анне Гагариной, но приказал специально для прогулок горожан развести бульвар вдоль Большого Гостиного двора.

Как пишет специалист по истории Петербурга Альбин Конечный в статье «Невский проспект и прогулки по нему в первой половине XIX века», «при Павле I в 1800 году вдоль проспекта по обеим сторонам устроили аллеи, и знаменитое Екатерингофское гулянье впервые было перенесено в город».

Александр I выкупил у Гагариных императорскую резиденцию, что позволило возобновить прерванную традицию весенних гуляний в Екатерингофе. Именно при Александре I вошли в моду дневные прогулки с двух до трех–четырех по левой солнечной стороне Невского от Полицейского (ныне Зеленого) до Аничкова моста. Государь любил пешие прогулки по Английской набережной, как отмечает Конечный, при нем получило распространение слово «пешеходец».

С 1830-х годов светские прогулки проходили на Невском в зимнее время, весной они переносились на Английскую набережную, а затем в Летний сад. К этому времени Невский проспект разделился на три части: светская публика проводила время на участке от Мойки до Фонтанки, далее (до Лиговки) находились различные торговые и прочие заведения для состоятельной публики, а район от Знаменской площади (сегодня это площадь Восстания) до Александро-Невской лавры был заселен простонародьем.

Путешественник маркиз Астольф де Кюстин в своих путевых заметках о России 1839 года писал о Невском проспекте: «Это красивая улица длиною в лье и шириною с наши бульвары; кое-где на ней посажены деревья, такие же чахлые, как в Париже; здесь фланируют и назначают свидания все праздные гуляки города. По правде сказать, таких немного, ибо ходят тут вовсе не ради того, чтобы ходить: каждый шаг каждого из прохожих имеет свою, не связанную с удовольствием цель. Передать приказ, засвидетельствовать свое почтение, выказать повиновение господину, кто бы он ни был, — вот мотивы, приводящие в движение большую часть населения в Петербурге и во всей империи».

Как отмечает Елена Жерихина, Летний сад был местом для чинной прогулки, дети приходили сюда только в сопровождении родителей или гувернеров, обычно же они гуляли в саду своего дома или по билетам в саду ближайшей усадьбы (в Петербурге на незастроенных участках разбивались частные городские сады, вход в который был бесплатным, но по билетам). Гуляющие обязывались соблюдать правила посещения. Долгое время — вплоть до 1840-х — вход в Летний сад был воспрещен «собакам и нижним и чинам». Грязно одетого человека туда не пустили бы сторожа. На рубеже XIX–XX веков Летний сад по-прежнему был местом элитарным. Мемуаристы Дмитрий Засосов и Владимир Пызин вспоминают: «В Летнем саду публика была самой “чистой”. Солдаты и матросы сюда не ходили, чтобы не встретить офицеров».

Огород для купца 

Если бонтонная петербургская публика фланировала по фешенебельным улицам и демонстрировала наряды в Летнем саду, люди попроще довольствовались более скромными местами для прогулок.

Коренной петербуржец, выходец из купеческой семьи средней руки Николай Лейкин, став публицистом, оставил воспоминания, в которых рассказал и о том, где ему, будучи ребенком, доводилось в 1840-е гулять. Позволить себе дачу семейство Лейкина не могло, потому юный Николай приходил в маленький садик во дворе барона Фредерикса на Владимирской улице, где жила семья. В этот миниатюрный сад детей направляли с нянькой — любоваться сиренью, акацией и бузиной. Еще маленький Лейкин забредал в ограду Владимирской церкви, «где росли кое-какие убогие деревца и прилегал пруд соседнего двора, огороженный решеткой. В пруде плавали гуси», — вспоминает мемуарист.

Маршруты более дальние пролегали во Владимирскую рощу на Лиговке (сегодня сложно представить, что в самом центре Петербурга шумел лес) к строящейся Николаевской железной дороге. Купеческие дети забирались на обнесенные заборами огороды, которые располагались на Большой и Малой Московских улицах (в те времена Гребецких) и на Грязной (Николаевской) улицах. На этих огородах ярославские мужики выращивали овощи на продажу. Как вспоминает Лейкин, «домов с садами и прудами в Петербурге в центре города было тогда довольно много».

Загородные семейные поездки на Крестовский остров или в Екатерингоф у Лейкиных бывали по воскресеньям, и готовились к ним обстоятельно — как к пикнику: мать стряпала пирог, с собой брали закуски, самовар, чай, сахар, чтобы пить чай «под елками», расстелив ковер. Домой возвращались в сумерки.

28 мая 1862 года в Петербурге загорелись рынки. Случилось это в Духов день, когда купцы с семейством фланировали по Летнему саду, где ежегодно устраивалось гулянье с несколькими оркестрами военной музыки. Об этом пишет Николай Лейкин, называя это гулянье «смотром купеческих невест». «Мелкое чиновничество жило почти той же жизнью, что и купцы. Стояли в шеренгах и женихи-чиновники. Свахи, которых тогда в Петербурге было множество, шныряли от женихов к невестам и обратно и сообщали о приданом невест, о положении женихов», — иронизировал Лейкин.

И солдатам, и собакам

Дмитрий Засосов и Владимир Пызин вспоминают рубеж XIX–XX веков: «Как и Невский проспект, набережная Невы была местом прогулок и катания аристократии, сановников и финансовых тузов. В то время можно было увидеть такую картину: едет ландо, в нем — одетые с подчеркнутой скромностью аристократки, рядом, сопровождая, на чистокровных скакунах офицеры. Или встречаем кавалькаду — две-три амазонки в сопровождении офицеров и штатских англоманов. Их путь — сначала по набережной, затем в Летний сад, на скаковую дорожку, потом по Каменноостровскому на Острова. Но в описываемое нами время такое зрелище было уже редкостью, оно не гармонировало с общей деловой жизнью города. На это смотрели как на диковинку».

Засосов и Пызин вспоминают: «Вывесок, запрещавших вход в общественные сады “солдатам и с собаками”, в наше время уже не было. Общественные сады и скверы в праздничные дни были заполнены солдатами. Сад при Никольском соборе был забит гвардейскими матросами, сквер у Царскосельского вокзала — семеновцами, Александровский сад у Адмиралтейства был местом прогулок писарей Главного штаба, в парке Народного дома было полным-полно нижних чинов. Там был отдельный павильон для танцев, вход 10 копеек (через турникет). На этой “танцульке” главенствовали писари Главного штаба — кавалеры высшего сорта». Михайловский сад был закрыт для публики. А бесплатные сады в воскресные дни и по вечерам заполняла гуляющая молодежь, главным образом солдаты тех полков, которые стояли поблизости, со своими девушками. В Александровском парке у Народного дома народу было много и днем, и вечером. В доступных садах можно было не только прогуляться, но и потанцевать, развлечься на аттракционах.

Пляски в Сокольниках

Естественно, были свои прогулочные точки и на карте Москвы, и приурочены они были к церковному календарю.

Гулянья в Сокольниках на Первое мая (День святого Пафнутия Боровского) вошли в обычай уже в XVIII веке. Зачинателями их стали жившие в Москве еще во времена Петра I немцы, которые приезжали в Сокольническую рощу, чтобы отметить свой традиционный день майского дерева (на Руси подобного праздника не было). Веселые пикники иноземцев полюбились москвичам и уже с середины XVIII века вошли в городской обычай.

Как пишет историк Вера Бокова в книге «Повседневная жизнь Москвы в XIX веке», вплоть до середины XIX века Сокольническое гулянье было одним из самых популярных в Москве, а бывали тут и знать, и простой люд. До 1840-х территория Сокольников представляла собой девственный лес, хотя понемногу местность застраивалась дачами.

В 1805-м майский день в Сокольниках описывал в «Записках современника» мемуарист Степан Жихарев: «Сколько народу, сколько беззаботной, разгульной веселости, шуму, гаму, музыки, песен, плясок и проч.; сколько богатых турецких и китайских палаток с накрытыми столами для роскошной трапезы и великолепными оркестрами и простых хворостяных, чуть прикрытых сверху тряпками шалашей с единственными украшениями — дымящимся самоваром и простым пастушьим рожком…»

Как пишет Вера Бокова, в 1879 году Сокольники перестали быть государственной заповедной рощей и перешли в собственность города. Власти облагородили это место: болота стали прудами, появились мостики и беседки.

Могилы, чай и водка

Следующее по времени общегородское гулянье устраивалось на Семик на территории Марьиной рощи. Семик — четверг на седьмой неделе Пасхи — был одним из поминальных дней. Как пишет историк Вера Бокова, «начиная с XVII века москвичи гуляли в Марьиной роще “на могилках” на территории старого Немецкого кладбища (где были и русские захоронения)». Гуляющие на могильных плитах закусывали яичницей с чаем и водкой. Даже после того как Немецкое кладбище ликвидировали, праздник на Семик остался — с хороводами и гармоникой.

Посещали Марьину рощу только простолюдины: ремесленники, мещане, фабричные, прислуга, солдаты. В 1810–1830-х сюда часто наведывались студенческие компании и устраивали потасовки с мастеровыми. Как пишет Вера Бокова: «После Семика гулянья в Марьиной роще оставались регулярными до самой осени». После 1860-х Марьина роща стала застраиваться — и гулянья на Семик переместились в Сокольники, а по воскресеньям местная публика направлялась на Воробьевы горы.

В Духов день купечество выезжало в Лефортово. «Прекрасное гулянье было в Лазареву субботу на Красной площади в Кремле. Так же большое гулянье устраивалось в Дворцовом (Екатерининском или Лефортовском) саду на Троицу. Уже к середине века это гулянье, как отмечает Вера Бокова, сделалось простонародным, а сад пришел в запустение. В 1870-х его и вовсе закрыли.

Прогулки москвичей в более поздние годы описывал мемуарист Николай Давыдов в очерке «Москва. Пятидесятые и шестидесятые годы XIX столетия»: «В весеннюю и летнюю пору, по праздничным дням, москвичи направлялись подышать чистым воздухом, помимо Петровского парка, где продохнуть нельзя было от пыли, в Сокольники , на Воробьевы горы, где тоже была достаточная глушь, и в красивые Нескучный сад и Кунцево». Давыдов вспоминал, что летние гулянья обходились без балаганов, в тени деревьев гуляющие живописно пили чай из самоваров за столиками на траве.

Элегантная публика предпочитала съезжаться в Петровский парк по вечерам, каталась по аллеям верхом и в экипажах, пили хорошо сервированный чай и кофе, прохладительные напитки. Как пишет Давыдов, «"золотая молодежь" мужеского пола тянула потихоньку шампанское из чайников».

Посетители попроще Петровский парк не жаловали: трактиров тут не было, а ресторации больно кусались ценами и неприятно удивляли крошечными порциями. А гулянье натощак и без выпивки было противно сердцу московского простолюдина.

Подготовила: Мария Башмакова