Первая ретроспектива Ивана Кудряшова в Третьяковской галерее
Выставка, приуроченная к 125-летию Ивана Кудряшова (кураторы Ирина Пронина, Игорь Стрекалов) дает целостное представление о творчестве художника, который гнул свою линию вопреки судьбе. Не рискну сказать, что он вышел победителем в неравном противостоянии с веком-волкодавом. Но он сохранил себя как личность и творца, он сохранил архивы 1920-х годов, он стал посредником между юными авангардистами 1920-х и поколением неофициальных художников 1960-х. Более 150 произведений из собраний Третьяковской галереи, Русского музея, Вятского художественного музея им. В.М. и А.М. Васнецовых, Музея искусств Каракалпакстана им. И.В.Савицкого (Нукус, Республика Узбекистан), Музея современного искусства в Салониках и Центра Помпиду в Париже - это первая возможность увидеть в максимально полном виде творчество последнего героя русского авангарда.
Более того, эта выставка открывает еще одну terra incognita авангарда. Представьте на мгновение, что мы ничего не знаем про Витебск 1920-х годов: ни про Шагала, ни про "Утвердителей нового искусства" (Уновис) Малевича, ни про работу Эль Лисицкого… Про Оренбургский Уновис до недавнего времени мало знали даже историки искусства. Меж тем Оренбург был для Уновиса "Витебском" в оренбургских степях, местом, где создавалось искусство будущего, куда приезжали и Малевич, и Эль Лисицкий. Собственно, при их участии создается в Оренбурге летом 1920 года филиал Уновиса. Как и в Витебске, тут создается "творком" - творческий комитет. В него входят 24-летний Иван Кудряшов, его юная 20-летняя жена Надежда Тимофеева, ученица Александры Экстер, и Сергей Калмыков, которому почти 30 и за плечами у него учеба у Добужинского и Петрова-Водкина в частной школе Званцевой Петрограде.
Как и в Витебске, "уновисцы" утверждали новое, не тормозя на поворотах. И если в результате "супрематической революции" Витебск покидает Шагал, то в Оренбурге от руководства была отстранена Беатриса Сандомирская. Автор памятника Робеспьеру в Александровском саду (1918), Сандомирская была организатором в Оренбурге Государственных свободных художественных мастерских (ГСХМ) по образцу московских. Она училась вместе с Кудряшовым в мастерской Малевича, и по ее инициативе Кудряшов и Тимофеева были направлены Наркомпросом в Оренбург. Она, кстати, хотела, чтобы Малевич возглавил ГСХМ в Оренбурге. Но у Малевича были свои планы, и он, видимо, рассчитывал использовать уже созданные структуры мастерских по всей стране для продвижения идей Уновиса. Кудряшов его активно поддерживает. Как бы то ни было, но на фотографии августа 1920 года, где Малевич и Лисицкий сидят на ступеньках местного кафедрального собора вместе с инструкторами и подмастерьями оренбургских художественных мастерских, сразу за Малевичем и Эль Лисицким во втором ряду - Кудряшов. Он - основная опора "супрематической революции" в Оренбурге.
И это одна из причин, почему история Уновиса оказывается среди ключевых сюжетов выставки. Одна, но отнюдь не единственная. Именно в Оренбурге Кудряшов сделал проект супрематического оформления Городского театра. Осенью 1920 года театр был переименован в "1-й Советский" и поэтому должен был быть обновлен. Был объявлен конкурс на роспись театра (включая занавес, потолок, три яруса, фойе). Кудряшов сделал не только эскизы, но и большие картины на тему росписи. Единственная дошедшая до нас - "Общая схема росписи зрительного зала 1-го Советского театра в Оренбурге", дар Георгия Костаки Третьяковской галерее, стала одной из лучших работ в собрании искусства ХХ века. Специально для выставки сделан большой макет Оренбургского театра с росписью Кудряшова. Макет и эскизы росписей ярусов, потолка, фойе соседствуют с перепиской Кудряшова с "уновисцами" Витебска, с эскизами украшения Витебска, которые делала Вера Ермолаева. В макет можно войти, чтобы почувствовать целостность замысла, красоту его пространственного решения, неожиданное превращение пространства привычного театрального зала в распахнутый супрематический космос.
Пространство и космос станут главными объектами интереса Ивана Кудряшова после возвращения из Оренбурга в Москву. Если можно о ком-то сказать словами фильма Константина Бронзита "он не может жить без космоса", то это о Кудряшове. Вообще-то, космические метафоры, как и отсылки к четвертому измерению использовал охотно и Малевич, и его соратники. Можно вспомнить хотя бы, как Эль Лисицкий описывает Малевича в одном из писем: "Казимир Северинович предстал предо мной планетной системой природоестественной силы и абсолютного хода… Я видел художника, прошедшего через природу живописи к природе всего мира".
Но для Кудряшова космос перестает быть метафорой. А кроме того, он явно не собирался расставаться с природой живописи или по крайней мере противопоставлять ее природе всего мира. Его интересует движение в космосе. Среди самых неожиданных фотографий из его архива - снимок схемы движения вращающейся Земли вокруг солнца. Похоже, в вечном сюжете трансформации трехмерного пространства на плоскости холста Кудряшов заменяет один элемент. Вместо земного пространства он работает с космическим, живущим по своим законам. В итоге его "абстрактивизм" оказывается очень далек и от супрематизма, и от конструктивизма. Про фигуративное искусство можно и не упоминать. Пульсирующая, дышащая, пронизанная светом, напряженная живопись Кудряшова выглядит почти визионерской. Особенно, "Белая композиция" 1920-х годов и живописное полотно из музея в Нукусе, где появляется образ, напоминающий белую птицу.
Кураторы, сопоставив работы из разных собраний, пришли к выводу, что Кудряшов работал сериями, причем сходные сюжеты могли варьироваться, переосмысливаться и развиваться в рамках сходной программы. Фактически эти серии напоминают вариации музыкальных произведений. Реконструкция целостного замысла художника, вариаций внутри серий, - одна из впечатляющих удач кураторов.
Понятно, что эти поиски художника были весьма далеки от насаждаемого социалистического реализма. В 1938 году его как "недостаточно перестроившегося" исключили из Московского Союза художников - в связи с "принадлежностью к школе Малевича". Он потерял возможность выставляться. Осталась редкая работа по договорам с Московским товариществом художников.
Как ни странно, к творческой жизни Кудряшова вернул… космос. Точнее, запуск спутника в 1957 году. Он начинает писать космос - уже вполне в духе 1960-х, пробует даже восстановиться в МОСХе. Как раз накануне разгрома выставки к 30-летию МОСХа в Манеже. Безуспешно.
Но, не попав в МОСХ, он попал в коллекцию Георгия Костаки. И это было гораздо большей удачей. Именно Костаки сумел увидеть, что "идя по пятам за великими мастерами, скажем, за Малевичем, Клюн или Кудряшов, …через два-три года менялись, находя свою оригинальную стезю". Костаки купил у Ивана Алексеевича - "Ванечки Кудряшова", как он говорил о художнике, полтора десятка работ. Позже Кудряшов, передал ему часть архива, который он хранил даже в самые темные годы, после исключения из МОССХ в 1938 году. В архиве, в частности, была переписка с Малевичем, Эль Лисицким, документы Уновиса… Георгия Костаки привели к Кудряшову молодые художники Владимир Немухин и Лидия Мастеркова. А вслед за Костаки пришли исследователи русского авангарда Василий Ракитин, Дмитрий Сарабьянов, Владимир Костин… Так Иван Алексеевич оказался не только героем эпохи, хранителем архива, но и человеком, который связал авангард 1920-х годов и молодых художников времен оттепели.
Игорь Владимирович Стрекалов, сокуратор выставки "Иван Кудряшов. К 125-летию со дня рождения":
- Кудряшов не повторяет работы своего учителя, а развивает его идеи. Ищет собственную дорогу. Самое интересное - то, как он рассуждает в искусстве. Для любого раннего советского авангардиста не была приемлема остановка в искусстве. Кудряшов не мог производить те же вещи, даже если находил для них убеждающую форму. Буквально год-два, и тема менялась.
Очень скоро идеи космического пространства и движения динамического в космосе становятся главной идеей для Кудряшова. "Мы перестаем жить на Земле. Мы стали жить в космосе. И теперь точка схода должна быть там", - это написано им в 1925 году. Отказываясь от супрематизма, Кудряшов приходит к размышлению о новой живописной абстрактной картине. До 1928 года работает как живописец-станковист, исповедующий идею космизма. Идея пространства для него главная.
Иван Клюн, его сподвижник по 1-й выставке ОСТ, считает, что Кудряшов - один из главных пространственников в русском искусстве. В ходе своего эксперимента Кудряшов приходит к неожиданным выводам. Он изображает не столько траектории движения в космосе, сколько пульсации пространства. Посмотрите на его вещи, на то, как они сложно построены, как он использует лессировки, лаки. Как он разрабатывает тему, как сложную многоступенчатую структуру, и вы поймете, какие это сложные эксперименты и острые ходы. Иначе говоря, он превращается в живописца, который объединяет авангард с Рембрандтом.
Кудряшов - это крупнейший визионер-космист в русской традиции, и, может быть, в мировом искусстве тоже.