«Без выдумки, без прикрас, без ложного пафоса»
О писателе-бойце, драматурге, публицисте, киносценаристе, убеждённом большевике-ленинце, общественно-политическом деятеле Всеволоде Вишневском, чей стодвадцатилетний юбилей со дня рождения приходится на 21 декабря текущего года, ныне вспоминают редко. Уж слишком советским он был творцом. Что называется, до мозга костей, к активной созидательной деятельности был призван самой Октябрьской революцией.
Именно она всколыхнула всё его существо и стала тем ориентиром, за которым он пошёл. Она же и дала ему, уроженцу Санкт-Петербурга, простому солдату и матросу, с четырнадцати лет с того времени, как сбежал он на Балтийский флот, плотно соприкасавшемуся с воинской средой, горевшему очистительным революционным огнём, предопределивший всю его дальнейшую жизнь приказ: «Действуй!». И разве мог он — боец революционной поры и Гражданской войны, сражавшийся под Питером и на Волге, на бронепоезде и боевом корабле, охранявший Советское правительство при переезде из Петрограда в Москву, бывший участником подавления мятежа анархистов в Москве и битв Первой Конной армии с деникинцами; военный моряк, пулемётчик, разведчик — тогда, в самое грозное и судьбоносное время, не стать на путь служения новому свободному миру, начинавшему зарождаться благодаря энергичной деятельности большевистской партии и её вождя — Ленина? Конечно, не мог. Одно лишь представление о том, что возможны реванш и возвращение старого, несправедливого, жестокого, при этом напрочь обанкротившегося режима, в его оголённой, кровавой форме, а виденный им контрреволюционный террор такую возможность убедительно подтверждал, понукало Вишневского продолжать бороться ожесточённее и до тех пор, пока со всей этой антинародной нечистью не будет покончено.
Ничто не могло остановить этого мужественного, ладно сбитого солдата, достаточно рано проявлявшего и творческие задатки, — никакие трудности и невзгоды. Не стали для него препятствием и неединичные ранения. От первого и до последнего дня Гражданской войны суждено было провоевать Вишневскому и выйти из неё человеком преображённым, закалившимся, многое повидавшим и осмыслившим.
Вообще же на коротком, до обидного непродолжительном жизненном пути Всеволоду Витальевичу, принимавшему к тому же и участие в организации весной 1920 года нового Черноморского флота, придётся пройти аж через пять войн, начиная с Первой мировой и заканчивая Великой Отечественной… Был он и в сражающемся Мадриде, участвовал во взятии Бьерке, воевал на суровой Балтике, возглавляя оперативную группу писателей при полит-управлении Балтийского флота, пережил Ленинградскую блокаду, обращался тогда к людям со своим духоподъёмным словом по радио, вселяя в ленинградцев веру в долгожданную Победу, вошёл вместе с частями Действующей армии в поверженный Берлин, стал свидетелем, единственным среди журналистов и писателей, переговоров генерал-полковника
В. Чуйкова с генералом от инфантерии Кребсом на предмет капитуляции немецко-фашистских войск, наблюдал за ходом проведения Нюрнбергского трибунала.
По сути, вся жизнь Вишневского напрямую была связана с армией и флотом. Многие годы оставаясь в кадрах флота, он не только сам создавал произведения о Красной Армии и Красном Флоте, о героическом прошлом, о годах Гражданской войны, но и являлся как бы полномочным их представителем в советской литературе. Он же выступил и одним из организаторов создания Литературного объединения Красной Армии и Флота (ЛОКАФ). Руководил Вишневский и военной комиссией Союза писателей СССР, курсами военных корреспондентов, готовившими писателей к выполнению журналистских обязанностей в обстановке надвигавшейся войны.
Велика заслуга Вишневского, искренне помогавшего создавать литературу о вооружённых силах страны, воспевающую доблестные Красную Армию и Флот, также и в том, что он, возглавляя журнал «Знамя» (основанный как орган писателей оборонной темы), создавая художественно-публицистические творения эпического характера, имел к тому же и тонкое редакторское чутьё, позволявшее оперативно распознавать высокохудожественные произведения, заслуживавшие внимания, и обеспечил в канун и во время Великой Отечественной войны опубликование на страницах этого авторитетного издания ряда произведений о героизме защитников Отечества, раскрывавших первоисточники патриотизма советских граждан и занявших достойное место в советской литературе. К ним в первую очередь следует отнести такие, не потерявшие и в наши дни свои художественные достоинства и гражданственное звучание поэтические и прозаические произведения, как «Василий Тёркин» А. Твардовского, «Зоя» М. Алигер, «Сын» П. Антокольского, «Одиночество» Н. Вирты, «Всадники» Ю. Яновского, «Капитальный ремонт» Л. Соболева, «На Востоке» П. Павленко, «Дни и ночи» К. Симонова, «Падение Парижа» И. Эренбурга, «Спутники» и «Кружилиха» В. Пановой, «Звезда» Э. Казакевича, «Люди с чистой совестью» П. Вершигоры, «Молодая гвардия» А. Фадеева.
Всегда оставаясь солдатом революции, принципиальным и последовательным творцом, готовым при любых обстоятельствах отстаивать свои убеждения и взгляды на литературный процесс, Вишневский все тридцать лет, отданных писательскому труду, всецело погружался в военную тематику, не оригинальничая, не приукрашивая действительность и не стараясь при этом навязывать читателю исчерпывающие заключения. На вопрос, почему он пишет только о войне, Вишневский отвечал конкретно и просто, а ответ его сводился к тому, что каждый должен делать для революции то, в чём преуспел как практик и творец. «Я пишу то, что чувствую, знаю и понимаю, — сообщал Вишневский в январе 1950 года критику А. Дымшицу. — Заводского быта я не знаю, на заводах не работал и в пьесах своих отражал все 20 лет лишь то, что ЗНАЮ действительно, а ВОЙНУ я знаю досконально».
Военная действительность и привела Вишневского в литературу. Начиналось всё у него, как и у многих собратьев по перу, с малых по форме художественных заметок-зарисовок. В 1920 году первые литературные пробы, повествовавшие об освобождении Крыма от белогвардейских банд, стали появляться в газете «Красное Черноморье», редактировавшейся тогда будущим крупным советским прозаиком Ф. Гладковым. А в следующем году в прифронтовом Новороссийске уже ставится драма Вишневского «Суд над кронштадтскими мятежниками».
Несколько позже молодого литератора приметят в московском журнале «Молодая гвардия». Там будет опубликован дневник его заграничного плавания на корабле «Океан». Первая книга Вишневского — сборник рассказов «За власть Советов» — увидит свет в 1924 году. С того времени творческой работе он начинает отдаваться всё более основательно.
Событием в театральной жизни страны становится написанная Вишневским в 1929 году пьеса «Первая Конная». В предисловии к ней под заголовком «О пьесе пулемётчика Вишневского», прославленный командарм С. Будённый писал: «Только пулемётчик Вишневский, боец Первой Конной… смог создать эту вещь… без выдумки, без прикрас, без ложного пафоса». Пьеса успешно ставится на сцене Театра Красной Армии. С неё, фактически, начался цикл революционно-романтических драм Всеволода Витальевича о Гражданской войне.
По воспоминаниям К. Симонова, Вишневским была очень любима вторая его пьеса — «Последний решительный». «В 30-е годы это была первая пьеса о надвигающейся войне, — писал Константин Михайлович, — о необходимости быть повседневно готовыми к ней. Это была оптимистическая и в то же время суровая в своей правдивости пьеса, говорившая о неизбежности тяжёлых жертв на пути к победе. И Вишневский гордился ею не только потому, что она нравилась зрителям и читателям, а прежде всего потому, что она мобилизовывала их, то есть делала именно то, ради чего он её писал».
Пройдя суровую школу мужества, постоянно вникая в суть текущих событий как внутреннего, так и международного характера, давая им соответствующие партийные оценки, писатель остро предчувствовал неизбежную схватку с фашизмом. Вскоре после «Последнего решительного» Вишневский напишет пьесу «На Западе бой», предостерегавшую о том, какую огромную опасность несёт фашизм народам мира. В этом же ключе в речи на Первом Всесоюзном съезде советских писателей прозвучит и его призыв к коллегам-литераторам: «…Друг мой Олеша и все идущие за ним, — пишите о хрустале, о любви, о ненависти и прочем. Но при этом всегда должны мы держать в исправности хороший револьвер и хорошо знать тот приписной пункт, куда надлежит явиться в случае необходимости. Это полезно и необходимо». Что ж, в 1934 году не задумываться о предстоявшей большой войне первого революционного призыва Вишневскому, всегда готовому защищать социалистическое Отечество, никак не представлялось возможным.
Воссозданию ярких и эмоциональных картин эпохи Гражданской войны, показу торжества революционных идей, воспеванию мощи человеческого духа посвятил Вишневский, пожалуй, самую известную свою пьесу — «Оптимистическую трагедию», над которой он работал с 1932 по 1933 год. У этого произведения, не одно десятилетие гремевшего во всех театрах страны и вызывавшего неизменно всплеск чувств, слёзы, состояние катарсиса, сложилась поразительно счастливая судьба.
«Оптимистическую трагедию», сразу же после её появления на свет, публикует журнал «Новый мир» и поставят в Киевском русском театре, а затем и на сцене Камерного театра. Премьера пьесы, поставленной самим художественным руководителем театра А. Таировым, состоялась 18 декабря 1933 года. Ей суждено было стать крупнейшим театральным событием не только того времени, но и всей славной истории советского театра. Пройдёт немного времени, и пьесу сыграют в осаждённом фашистами Мадриде… Вплоть до последних лет существования Советского государства её ставили не только во многих театрах нашей страны, шагнула она и за рубежи Советского Союза, всегда напоминая зрителю о той великой цене, которую пришлось заплатить народу во имя рождения нового, свободного и справедливого общества.
В числе тех, кто брался за этот бессмертный драматургический шедевр Вишневского, следует назвать такого крупного и выдающегося мастера, как Г. Товстоногов, удостоенный за поставленную им на сцене Ленинградского академического театра драмы им. А.С. Пушкина «Оптимистическую трагедию» в 1958 году Ленинской премии и ставивший данную драму повторно, в начале 1980-х на сцене БДТ им. М. Горького в Ленинграде. К ней обращались Л. Варпаховский, А. Чхартишвили, Р. Капланян, М. Захаров. «Оптимистическую трагедию» в 1972 году успешно поставил и видный театральный режиссёр ФРГ П. Штайн, тем самым подтвердив интерес к своеобразному сценическому гимну русской революции и западного зрителя, подверженного в те годы оголтелой антисоветской пропаганде.
В 1963 году пьеса была экранизирована. Созданный режиссёром С. Самсоновым одноимённый фильм с М. Володиной в роли комиссара, а также с такими выдающимися артистами, как Б. Андреев, В. Тихонов и В. Санаев, стал лидером советского кинопроката. В том же году эту замечательную киноленту удостоят на XVI Каннском кинофестивале специального приза «За лучшее воплощение революционной эпопеи».
Спустя пять лет замечательный русский советский композитор А. Холминов, разрабатывая тему великих революционных свершений, также обратится к пьесе Вишневского. Созданная им опера «Оптимистическая трагедия» с успехом будет идти в театрах Ленинграда и Свердловска, Фрунзе и Днепропетровска, а на сцене Большого театра Союза ССР зрителей восхитит своим блестящим исполнением партии комиссара великая И. Архипова.
Чем же так примечательна «Оптимистическая трагедия»? Только лишь драматической историей гибели во имя революционных идеалов, светлого будущего женщины-комиссара, присланной ЦК большевистской партии на один из кораблей Балтийского флота? Или тем, что хрупкая женщина выступает у драматурга в роли совсем не женской, проявляя при этом огромную силу духа и усиливая тем самым эмоциональное воздействие на читателя? Или, может быть, тем, что большевистскому комиссару удаётся перековать матросский коллектив и показать всю пагубность анархистов для дела революции?
Эта трёхактовая пьеса, посвящённая автором «XV годовщине Красной Армии», может подбросить ещё немало вопросов, сводящихся, в принципе, к одному: почему эта пьеса имела такое колоссальное воздействие на зрителя и в чём заключалась проблематика, вложенная в неё Вишневским?
Безусловно, «Оптимистическая трагедия» была творением новаторским. Вишневский не стеснялся открытой политической тенденциозности, патетики и ораторских приёмов. Выступая как революционный романтик, заглядывающий в будущее, драматург смог вывести на сцену главного героя своего времени — народные массы, приобщающиеся к революции, начинающие понимать её цели и задачи и осознанно встающие в ряды её сторонников и защитников.
Важно заметить и то, что Вишневский вместе с В. Билль-Белоцерковским и Н. Погодиным первыми в советской драматургии приступили к ломке привычных канонов драмы, привнося на сцену подлинную жизнь с её порой жестокой правдой, выражавшейся в боли, слезах, смертях, но неизменно наполненную святой и обнадёживающей верой в правоту народного порыва и в партию коммунистов, свершившую первую в мире победоносную социалистическую революцию. Потому и звучит так патетически приподнято и философски напряжённо неповторимый авторский голос, подстёгивая к размышлениям и к действию. Да, именно к нему, ведь гибель комиссара, финна-коммуниста Вайнонена и других отважных матросов не напрасна. Они не жертвы случая. Нет, они пали за революцию, за народ, за Россию.
Большую смысловую нагрузку в пьесе несут двое ведущих, произносимые ими чеканные речи и авторские ремарки. Их значение для понимания всего творческого замысла драмы чрезвычайно велико. Вчитаемся же в гранёные, волнующие, поэтичные, наполненные психологизмом и философскими обобщениями строки из финала трагедии: «Комиссар мёртв. Полк головы обнажил. Матросы стоят в подъёме своих нервов и сил — мужественные. Солнце отражается в глазах. Сверкают золотые имена кораблей. Тишину оборвал музыкальный призыв. Ритмы полка! Они зовут в бой, в них мощь, они понятны и не вызывают колебаний. Это обнажённый, трепещущий порыв и ликующие шестиорудийные залпы, взлетающие над равнинами, Альпами и Пиренеями. Всё живёт. Пыль сверкает на утреннем солнце. Живёт бесчисленное количество существ. Всюду движение, шуршание, биение и трепет неиссякаемой жизни. Восторг поднимается в груди при виде мира, рождающего людей, плюющих в лицо застарелой лжи о страхе смерти. Пульсируют артерии. Как течение великих рек, залитых светом, как подавляющие грандиозные силы природы, страшные в своём нарастании, идут звуки, уже очищенные от мелодии, сырые, грубые, колоссальные — рёвы катаклизмов и потоков жизни».
Каково! Словно гром средь ясного неба. Но в том-то и заключена великая правда и всепобеждающая сила этой драмы, что жизнь действительно неиссякаема, а всё наносное, лживое, лицемерное, подлое, бесчеловечное, когда живых людей всякие анархиствующие элементы, типа хитрого вожака, позволяют себе «пускать в расход», — должно обязательно сметаться силами добра, коренящимися в самой земле, в народных скрепах и истоках. И силам этим необходимо быть организованными, решительными, последовательными и принципиальными, не пасующими перед опасностью, даже смертельной.
Вновь и вновь возвращаясь к великим истинам, не понаслышке знакомым писателю-большевику, вступившему в ряды РКП(б) в тревожном 1918 году, Вишневский словами второго старшины посылал своим современникам и такое напутствие: «Слушайте. До последнего издыхания, до последней возможности двинуть рукой, хотя бы левой, боец-коммунист будет действовать. Нельзя действовать — есть язык. Убеждай, бодри, заставь действовать других… Не можешь говорить — делай знаки. Тебя повели, избивают — не сгибайся. Не можешь пошевелиться, уже связан, положен, заткнут рот — выплюнь кляп в лицо палачу. Гибнешь, топор падает на шею — и последнюю мысль отдай революции. Помни, что и смерть бывает партийной работой».
Менее десяти лет всего-то пройдёт — и сотни тысяч советских патриотов, коммунистов, комсомольцев, словно вспомнив прозорливые слова писателя, именно так и станут поступать, ведя ожесточённую битву с фашизмом. И не будут слова эти впредь восприниматься как исключительно агитационные и призванные автором в помощь для поднятия всего идейного фона пьесы. Сама жизнь подтвердит их актуальность.
В тридцатые годы прошлого столетия Вишневский, исполненный планов и замыслов, успевавший при этом активно заниматься общественной деятельностью и в качестве полпреда советского искусства неоднократно выступавший за рубежом, помимо целого ряда творческих работ, создаст и такие шедевры, как киносценарий «Мы из Кронштадта» и роман-фильм «Мы, русский народ», опубликованный в одиннадцатом номере журнала «Знамя» за 1937 год и выпущенный в следующем году отдельной книгой полумиллионным тиражом.
Фильм Е. Дзигана «Мы из Кронштадта», вышедший на экран в марте 1936 года, стал этапным произведением для советского кинематографа. Он вошёл в историю кино как достойное воплощение эпически-монументального жанра, по-своему развивающее традиции, заложенные великими С. Эйзенштейном и А. Довженко.
Картина эта, огромного идейного накала и выдающегося художественного мастерства, в высшей степени достоверно изобразившая революционное пробуждение народных масс, имела, без преувеличения, небывалый успех. 3 марта 1936 года «Правда» так отзывалась на это выдающееся кинематографическое событие: «Никакими беглыми заметками нельзя исчерпать художественную силу и непередаваемое впечатление фильма. Советская кинематография, всё наше искусство по праву гордятся «Чапаевым». Они могут с таким же правом гордиться новой своей победой… Во всём фильме ясно чувствуется стиль, темперамент и масштаб Вишневского…»
Впрочем, триумф фильма, обошедшего экраны всего мира, пожалуй, не очень-то и удивил Всеволода Витальевича. Он был для него ожидаем. Осознание крупнейшей творческой победы мастером было воспринято спокойно, без излишних бравурности и головокружений. «Чем больше думаю, — писал Вишневский, — тем больше постигаю великую неисчерпаемость темы народа». И более определённо добавлял: «Ни на секунду не забывай об общечеловеческом… Оно в «Кронштадте» было понятно и в Москве, и в Мадриде, и в Нью-Йорке, и в Шанхае… Почему? Потому что были эпические страсти, события, борьба народов, их сынов, простых людей за свою честь, свободу, идеи. Это — в эпоху войн и революций — и есть общечеловеческая тема».
Огромное идейно-художественное значение фильма особо заметным стало в годы Великой Отечественной войны. «Мы из Кронштадта» смотрели миллионы советских граждан на фронте и в тылу, вдохновляясь его блестящей патетикой и бессмертной героикой революции. Отдельное издание сценария фильма, выпущенного Госполитиздатом в 1942 году, было отправлено на передовую. Опять-таки — перед нами яркий пример того, как лучшие произведения советской литературы и искусства были призваны на войну. И воевали… и победили. Такое феноменальное явление, когда книга становится воином, убедительно доносит до читателя величайшую силу коммунистических идей, могла породить только воистину народная власть, коей и была наша Советская власть.
Показу народных масс в 1917 году, которых «дано больше, чем в других моих работах», а также и «людей из массы, написанных просто», Вишневский посвящает и киноповесть «Мы, русский народ».
История обычного пехотного полка заканчивается трагически: он обезоружен кайзеровскими войсками и расстрелян. Но на место погибших поднимаются простые крестьяне с винтовками и дробовиками, самопалами и топорами, косами и вилами. Вишневский выводит на передний план картину всенародного подвига. В финале драматург, верный своему пониманию великой и неразрывной духовной связи героических поколений русского народа, выразительно показывает его вечную мощь: «И шла тяжёлым шагом своим русская пехота, в крови и истории своей хранившая битвы и победы на Неве и Чудском озере, победы Куликова поля, битвы в Ливонии, на Волге и на Днепре, битвы Урала и Сибири; пехота, хранившая победы Москвы над панами, победы Петра — Лесную, Гангут и Полтаву, суворовский Измаил и Треббию; пехота, дважды бравшая Берлин, знавшая Бородино и Севастополь… Шла пехота народа, который веками мятежно гремел, добывая себе и другим свободу и не отрекаясь от неё ни на плахе, ни на костре. Шли правнуки Степана Разина и Пугачёва, шли потомки декабристов, шли братья Коммуны, шли люди, которые в огромной истории своей пережили и поражения, для того чтобы больше их не знать. Шёл здоровый народ, народ-страстотерпец, народ-победитель, великий и гениальный».
К образу непобедимого русского народа, к теме Гражданской войны, к фигурам великих Ленина и Сталина Вишневский обратился и в пьесе «Незабываемый 1919-й», написанной им в 1949 году, приуроченной к семидесятилетию Иосифа Виссарионовича и ставшей последним крупным произведением писателя. В центре этого эпического творения — события, связанные с защитой Петрограда в 1919 году от белогвардейских частей и интервентов, а также сил, готовивших с помощью предателей и шпионов мятеж. Пьеса «Незабываемый 1919-й» была экранизирована. Одноимённый фильм М. Чиаурели, вышедший на экран в 1951 году, где в образах Ленина и Сталина предстали народные артисты СССР П. Молчанов и М. Геловани, был восторженно принят советским зрителем.
Талантливо написанная пьеса, убедительно высветившая расцвет дарования драматурга, была по достоинству оценена. Всеволода Витальевича удостаивают Сталинской премии первой степени. Эта высокая награда прибавилась к ранее имевшимся в арсенале писателя двум орденам Ленина, трём орденам Красного Знамени, орденам «Знак Почёта» и Красной Звезды. Последнюю свою награду — орден Трудового Красного Знамени, которым государство отметило писателя к его пятидесятилетнему юбилею, он получил за месяц до смерти, находясь в больнице.
Особые отношения у писателя сложились с ленинской «Правдой». Многолетнее сотрудничество с главной газетой страны он ценил и искренне им гордился. Выступая в 1936 году на общем собрании писателей по вопросу о формализме, Всеволод Витальевич рассказывал: «Кто оказал мне исключительную рабочую и товарищескую помощь? «Правда». Я являюсь постоянным сотрудником «Правды». Первую статью я написал туда в 1917 году перед июльскими днями. В «Правде» я многому научился. Когда-то, когда я готовился выступать перед отрядом, я знал, что каждое слово там должно «попадать в цель», иначе тебе никогда второго слова сказать не дадут. Примерно то же я чувствую, работая для «Правды». Каждая вещь, которую я пишу для «Правды», это школа, это самая лучшая борьба с натурализмом, с формализмом».
Дать первым материал в «Правду», опередив тем самым своих товарищей корреспондентов, Вишневский пытался и тогда, когда работал в этом качестве в годы Великой Отечественной войны. О той поре его сотрудничества с «Правдой» можно судить со слов А. Фадеева, написанных им в одном из писем Вишневскому в феврале 1942 года: «Хочу сказать тебе, что я, как и большинство москвичей, с волнением читаю всё, что ты пишешь в «Правде». Всё это проникнуто большим чувством и силой поистине разящей…»
Находясь на Нюрнбергском процессе, в ноябре 1945 года в письме главному редактору «Правды» П. Поспелову Вишневский писал: «Я сконцентрирован на работе. Мне доставляет огромное внутреннее удовлетворение — оперативно, чётко, драматично, — писать в «Правду» … Я понимаю, что пишу для миллионов — для родной, бесценной России… Веду бой дальше, — за мой Ленинград, за всё огромное, наше… Я горд, что подсудимые так устрашённо смотрят на нашу делегацию. Вот тут спуска не будет…»
Да, Вишневский писал для миллионов, для России и прогрессивно мыслящих людей во всём мире. Творчество его многогранно, хотя по большому счёту далеко не всё оно дошло до читателя. Даже пятитомное Собрание сочинений и дополнительный к нему шестой том с выступлениями и радиопередачами, записными книжками и письмами, изданные в 1954—1961 годах издательством «Художественная литература», не представили советскому читателю всего того, что было Вишневским написано.
О творческом его наследии в рамках небольшого очерка всего не скажешь. Ведь только его пьеса «У стен Ленинграда», «Дневники военных лет» и радиопередачи в блокадном Ленинграде достойны целого исследования. И поверьте, оно предстало бы перед взором читателя очень увлекательным и поучительным. Отдельного разговора, конечно, заслуживают драматургия писателя и его кинематографическая деятельность. Впрочем, для тех, кого заинтересовали жизнь и творчество Всеволода Витальевича, остались добротные и содержательные книги, изданные в советское время, достаточно широко раскрывающие масштаб этой неординарной личности.
Писатель-коммунист, один из руководителей Союза советских писателей, трибун, борец за мир, он умел ценить людей, дружить, подставлять плечо, быть открытым и искренним, всегда готовым помочь, подсказать, повести за собой. А уж энергии созидательной в нём было столько, что хватило бы и на десятерых. Но при сём не смог Вишневский сберечь себя, своё здоровье. Не прислушивался к врачам, не менял бешеного жизненного темпа, основательно подточившего организм, горел, спешил, пытаясь всё успеть, везде побывать, в каждом добром деле поучаствовать.
Давайте же помнить этого неутомимого воина, призванного Великим Октябрём, писателя и публициста, оставившего нам замечательные произведения, запечатлевшие целую эпоху. Эпоху величайших свершений, благодаря которой Россия наша, вопреки всем невзгодам, свалившимся на неё вместе с навязанным ей буржуазным режимом, до сих пор не растеряла свой огромнейший и уникальный потенциал.
Пора бы, наконец, вернуть зрителю драматургию Вишневского. Пусть поначалу это случилось бы где-нибудь в глубинке, на провинциальной сцене. Главное — начать это поступательное движение и найти тех молодых и талантливых творцов, которые смогут ставить пьесы Вишневского, завораживая нас неистребимым духом революции, которая, как известно, никогда не заканчивается.
Руслан Семяшкин,
г. Симферополь