Ларъёган в стиле фолк-рок
«В 2012 году я был в археологической экспедиции на реке Ларъёган на севере Томской области. Там у меня открылся поток, и мгновенно написалась куча песен. К тому же понравилось фонетическое звучание названия реки. Очень классно, когда после твердого знака идет Ё. Я подумал, что это все однажды надо связать».
Когда спустя время в жизни музыканта Евгения Водясова появилась новая группа и они с друзьями стали искать для нее название, это «прекрасное состояние, когда непонятно откуда в голову сами льются песни», вспомнилось. Так появился томский «Ларъёган».
Публикуем наш разговор с голосом группы Евгением Водясовым. «Ёган» — элемент в топонимах хантыйского происхождения. То есть «Ларъёган» — северное слово, не совсем свойственное для Томска. А вы сами родом откуда?
— Я родился в Новокузнецке, в Кемеровской области. А сюда приехал учиться и остался до сих пор.
Я почему спросила. В песне «Дублин» упоминается три российских города — Томск, Чита и Нефтеюганск. Мне казалось, что это как-то связано с тремя людьми из группы.
— Нет, все проще. Однажды я был осенью в Чите, пошел купаться и опоздал на поезд. Чита была золотой, красивой. Мокрый я бежал по перрону в трусах и чудом успел. Запомнилось надолго. А Нефтеюганск хорошенький, на Севере, и я бы туда никогда не поехал жить. Извини, Нефтеюганск, если ты меня слышишь. Зато я знаю, что там живут очень милые люди.
Тогда почему Дублин?
— А он в песне больше как собирательный образ. Можно было петь Эдинбург или Уэльс. Но, во-первых, о Дублине мало поют. Не так, как о Лондоне, Нью-Йорке или Париже. Во-вторых, он хорошо клался в рифму. Может, и это повлияло. А в-третьих, наша скрипачка Катя играет кельтскую музыку. У «Ларъёгана», в целом, слышны кельтские мотивы и есть что-то заряжающее. Я пыталась искать информацию о том, когда все-таки был создан «Ларъёган», но информации об этом нет нигде. Почему? И все-таки — когда?
— Потому что у нас нет культа, связанного с историей группы. Знаете, как многие отмечают дни рождения и подобное. Сколько я себя помню, я все время что-то пишу. Как правило, это стихи или тексты — с самого детства. И на гитаре играю примерно с того же времени. Поэтому в моей жизни всегда были какие-то группы и проекты. Это все переливалось друг из друга или даже сливалось. В определенный момент появился «Ларъёган». Это был примерно 2012 год.
Вас в группе с самого начала было трое? По прошлым альбомам видно, что в записи некоторых принимало участие гораздо больше людей.
— Есть такое понятие — сессионные музыканты. Для записи некоторых альбомов мы приглашали тромбонистов, виолончелистов, еще кого-то. А состав основной — трое. Ударник Олег Грибов — мы с ним играем с самого начала. Еще с 2008 года, когда «Ларъёгана» даже не было. На калькуляторе нужно считать, сколько уже лет мы играем. Также сейчас с нами играет Катя Попова, наша скрипачка. А еще был замечательный гитарист Матвей, но он уехал в Москву. Как вы сами определяете жанр музыки, которую делает «Ларъёган»?
— Мне кажется, что про жанры уже давно надо забыть. Когда группа определяет себя в таком измерении, она начинает либо ему следовать, либо слишком ограничивать сама себя этими рамками. Я никогда не задумывался, хотя многие спрашивают, какая это музыка. Поэтому как вы назовете, такой и будет жанр. Мне не важно.
Мы делаем музыку, мы делаем песни.
А к какому жанру их относят —
это уже не наши проблемы.
А вообще — как много в вашей жизни «Ларъёгана»?
— Очень жаль, что я не могу сказать в процентах. Никогда не считал. Потому что музыка — процесс, который неразрывно связан с моей жизнью. Сколько процентов времени вы едите? Не скажете. Я тоже не скажу.
Сейчас мы репетируем раз в неделю. Но у нас постоянно придумываются какие-то штуки. Сейчас мы, например, работаем с электронной направленностью. Набрали разных диджейских семплеров и оборудования, чтобы побольше было электроники. Это все осваивается, делается постоянно, то есть не только на репетициях. Ищутся звуки, придумываются. У меня дома музыкальная студия. Мне вообще хорошо — я могу все делать, не отходя от кассы. То есть музыка — как еда? Есть в жизни всегда?
— Да, я начинаю задумываться о ней, только когда ее нет. Так же, как и голоде.
Но притом ваши релизы случаются не очень часто. Я сравниваю с другими томскими коллективами. Последний альбом вышел в прошлом ноябре, в июле вышел триптих. А как часто у вас что-то рождается?
— Надо начать с того, что «Ларъёган» ничего никому не должен. Даже — как группа — самому себе. Если мы поставим себе цель — раз в месяц делать релиз, то станем конвейером. Поэтому мы выбираем спонтанность. Если нет материала, мы не страдаем, не горюем, не печалимся. Если же он есть — мы его делаем.
Если бы я мог предугадать, сколько песен
напишу и откуда они возьмутся, я бы
сейчас не сидел с вами, а ушел туда, заперся и творил.
Но так как я не знаю этого, я не могу предугадать. Это процесс, к счастью, неуловимый. Как только его начинаешь контролировать, это становится серой работой. Магия пропадает.
Кто чаще создает тексты и музыку в «Ларъёгане»?
— Слова придумываю я. А музыку уже вместе с музыкантами в процессе. Я показываю группе сырую идею с мелодикой, и мы начинаем ее обмазывать разными звуками. Субъективное включение от журналиста:
Чтобы узнать подробнее, как именно в процессе совместной работы рождаются аранжировки и каким образом устроен музыкальный творческий процесс, я сходила на вечернюю репетицию «Ларъёгана». К сожалению, Олег Грибов болел, поэтому репетировали только Катя Попова и Евгений Водясов.
Место, в котором репетируют ребята, находится на тихой улице. Более того, чтобы попасть в студию, нужно обойти здание по узкой тропинке и прийти к маленькой мансарде (сейчас мне кажется, что она деревянная, но, кажется, это не так). Несмотря на то, что сначала я ошиблась и пришла в неоновую сауну, атмосфера у вечера автоматически сложилась очень уютная.
Я далека от создания музыки — интересно все. Переигрывание одного куска разным образом, переключения звучания на примочках, запись самих себя на диктофон и переслушивания, чтобы и запомнить, и сделать лучше.
А вообще сложно прийти к какому-то одному звучанию, чтобы оно устраивало всех?
Катя: Сложно — долгое время играть вместе и не совпадать по вкусам. Чем дольше мы играем вместе, тем больше совпадают наши ощущения. Мне кажется, всем музыкантам знакомо такое, когда вы понимаете, что идете не туда. В таком случае, наверное, не имеет смысл идти дальше вместе. Мы в «Ларъёгане» совпадаем.
Было ли такое, что вы уже финально записываетесь и вдруг понимаете, что это все не то?
Евгений: Бывает, что мы уже отрепетировали, записали. А потом я все это свожу и думаю: «Надо вообще этот кусок удалить нафиг и вставить сюда какой-нибудь эмбиент». Потому что в процессе записи тоже приходят идеи. И это отличная возможность, чтобы услышать себя со стороны.
Конец включения. Я понимаю, что процесс непредсказуемый, но все же — что вас вдохновляет на создание своих песен чаще всего?
— Как бы сказать попроще… О! Знаю! Есть такая маленькая вещь, которая меня вдохновляет. Она называется Вселенная. У меня есть волшебный черпачок для вдохновения. Знаете, я им из Вселенной черпаю… не могу сказать, что именно я черпаю. Но вдохновение — это все, что меня окружает. Я не начинаю это анализировать, иначе магия пропадает опять. И текст не может быть посвящен какой-то одной теме или проблеме. Это же все приходит через кучу фильтров, на основе прошлого опыта и через автора в тот, в прошлый, момент. Это сложно. То, как именно это происходит, даже не вербализуется.
Сегодня утром для самой себя я пыталась сформулировать, о чем ваши песни. У меня не получилось, хотя слушаю я их часто.
— Песня — это зеркало. Кто чем является, то в ней и слышит. Я даже иногда, скажу по секрету, в некоторые песни зашиваю смысл, который хочу донести, какой-то более конкретный. И всегда очень удивляюсь, когда мои близкие друзья, которым я играю, слышат совершенно другое. Я удивляюсь: «Как? Я же вот это хотел сказать! Ты не слышишь, что ли? Это же очевидно». Этим и классно творчество. Мы все друг в друге отражаемся. Вы часто выступаете? И как изменилась ваша деятельность после наступления ковида?
— Раньше часто выступали. В Петербурге, в Омске, в Новосибирске и, разумеется, в Томске. Потом случился ковид, мы заперлись по студиям. Потом у нас уехал Матвей. Мы подумали, что это знак — и приход пандемии, и отъезд Матвея —, что пора искать в звуке новое. И мы сейчас как раз хотим перейти больше на электронное звучание. Поэтому пока и не хотим задавать концерты, чтобы подготовить новую программу, это долго.
А сильно мешают ограничения, которые есть сейчас?
— Музыке мешают только тем, что концертов нет. А с другой стороны — хорошо, потому что у нас было время подумать, что мы хотим играть дальше. Когда постоянно даешь концерты, попадаешь в инертность. Отыграл, потом снова отыграл — не успеваешь задуматься, зачем делаешь одно и то же. А так — отрефлексировали и захотели чего-то новенького в своей музыке.
Что для вас музыка?
— В последние несколько лет, несмотря на то, что музыкой я занимаюсь много лет, я начал слышать ее в своей голове как готовое произведение. Я слышу ее и могу сказать, что вот, здесь играет бас-гитара, там — другой инструмент. Мне это очень понравилось.
И теперь музыка для меня — это строительство моста из звучания в голове в реальность.
Например, художник закрывает глаза и видит картину. Он хочет перенести ее на холст так, как представил. Максимально похоже. У меня аналогичная конвертация, но с музыкой.
Раньше такого не было?
— В голове не слышал, нет. Может, с я ума схожу.
Мы все однажды сойдем с ума.
— По-любому! Какие планы на будущее у «Ларъёгана»?
— На своем опыте я понял, что цель — это очень опасная штука. Как только человек ставит себе цели и начинает им следовать, он сразу становится зависимым от этого. Цель становится его хозяином, формирует туннель, где впереди только она, к которой ты идешь и ничего вокруг не видишь. Несмотря на то, что в культуре целеустремленность — как качество — подается очень положительно, я считаю, что она лишает тебя свободы. Поэтому «Ларъёган» не ставит никаких целей и не имеет планов. В буддизме есть что-то подобное. Там цель — это корень всех зол, потому что она формирует желание, а оно формирует страсть.
Бывает такое, что ты ставишь себе цель, идешь к ней медленными шагами и вдруг начинаешь догадываться, что, может быть, ты уже не хочешь того, что когда-то в прошлом себе напридумывал. Но ты уже в тисках, связан по рукам и ногам, а цель тебе говорит: «Нет, нет, нет, работай на меня, ты же меня поставил». Это такие, зависимые отношения, а «Ларъёган» — это всегда свобода.
