Новгородские исторические записки от Виктора Смирнова. Записка сто семьдесят девятая: «Убийство на Валдае»
Мы продолжаем серию публикаций на тему истории Великого Новгорода и Новгородской земли авторства историка и писателя Виктора Смирнова. Материалы публикуются с разрешения автора.
Убийство на Валдае
20 сентября 1918 года на берегу Валдайского озера оборвалась жизнь известного российского писателя и публициста Михаила Меньшикова. Бывший флотский офицер стал ведущим автором влиятельной дореволюционной газеты "Новое время". Его публикации вызывали ожесточенные споры в российском обществе. Он писал о бездуховности, об алкоголизме, клеймил бюрократию, но его главной темой была защита интересов русского народа. В 1908 году Меньшиков создал и возглавил Всероссийский Национальный Союз (ВНС), в который вошли известные ученые, отставные военные, представители духовенства.
Особенно острый резонанс в обществе вызывали публикации Меньшикова по еврейскому вопросу. В статье "Коленопреклоненная Россия" он писал: "Евреи всего мира объявили войну России. Для обширного северного славянского племени нет больше ни денег от евреев, ни симпатии с их стороны — ни в парламентской области, ни в печати, но вместо этого неуклонная вражда...Если в Америке собирается огромный фонд с целью наводнения России душегубами и террористами, то нашему правительству стоит об этом подумать."
Вместе с тем Меньшиков выступал против черносотенцев, считая их "такими же революционерами, только справа", осуждал еврейские погромы, а прочитав скандально известные "Протоколы сионских мудрецов", назвал их распространителей "людьми с повышенной температурой мозга".
"Русский национализм, — писал Меньшиков, — не агрессивный, национализм не захвата или насилия, а национализм честного разграничения одних наций от других, при котором только и возможны хорошие отношения между нациями. Мы не восстаем против приезда к нам или даже против сожительства некоторого процента иноплеменников, давая им охотно среди себя почти все права гражданства. Мы восстаем лишь против массового нашествия, против заполонения ими важнейших наших государственных и культурных позиций.
Мы протестуем против идущего завоевания России нерусскими племенами, против постепенного отнятия у нас земли, веры и власти".
Кстати сказать, призывы Меньшикова защитить права титульной нации введением разного рода квот и ограничений для инородцев напоминают политику властей современной Прибалтики, но для многонациональной России начала прошлого века они представлялись опасной утопией, способной расколоть и без того уже бурлящую страну по национальному признаку.
Доставалось от Меньшикова и русским "западникам".
"Мы глаз не сводим с Запада, — писал он. — Мы им заворожены, нам хочется жить именно так и ничуть не хуже, чем живут "порядочные люди в Европе. Мы должны носить то же платье, сидеть на той же мебели, есть те же блюда, пить те же вина, видеть те же зрелища, что видят европейцы. Чтобы удовлетворить свои возросшие потребности, образованный слой предъявляет к русскому народу все большие требования.
Интеллигенция и дворянство не хотят понять, что высокий уровень потребления на Западе связан с эксплуатацией значительной части остального мира. Образованный слой требует от народа крайнего напряжения, чтобы обеспечить себе европейский уровень потребления, и когда это не получается, возмущается косностью и отсталостью русского народа".
После Февральской революции и отречения царя от престола, владельцы "Нового времени", опасаясь за судьбу газеты, постарались избавиться от монархиста Меньшикова. (Впрочем, это им не помогло, газету закрыли большевики уже на другой день после октябрьского переворота). Оставшись без средств существования Меньшиков вместе со своим многочисленным семейством перебрался на валдайскую дачу, где стал работать конторщиком. С горечью и ожесточением наблюдая за происходящим в стране, он писал, обращаясь в русскому обществу: "В сущности все красивое свое и великое вы давно пропили (внизу) и прожрали (наверху). Размотали церковь, аристократию, интеллигенцию. Уже к концу царствования Николая Злосчастного ясно было, что и православие рухнуло, и самодержавию, и народности грозит со стороны господ Бронштейнов и Апфельбаумов полное аннулирование".
Здесь, на Валдае, писатель узнал о расстреле царской семьи.
"Жаль несчастного царя, — писал Михаил Осипович. — Он пал жертвой двойной бездарности — и собственной и своего народа. Не мы, монархисты, изменили ему, а он нам. Тот, кто с таким малодушием отказался от власти, конечно, недостоин ее. Я действительно верил в русскую монархию, пока оставалась хоть слабая надежда на ее подъем. Но как верить в машину, сброшенную под откос и совершенно изломанную? Мы все республиканцы поневоле, как были монархистами поневоле. Мы нуждаемся в твердой власти, а каков уже ее титул — не все ли равно?"
"Рай земной, наполненный тишиной, нарушаемой лишь щебетом птиц да звоном колоколов, перебиваемых петушиным криком", — так описывал Михаил Осипович городок Валдай. Но за всей этой идиллией уже слышны были отзвуки надвигающейся катастрофы.
Из дневника М.О.Меньшикова:
"Вчера в Валдае вспыхнул народный бунт, который к вечеру был уже погашен. Красноармейцы, выписанные из Демянска, решили-таки отобрать у монастыря его запасы хлеба. Поехали ночью с пулеметами, начали разбивать ворота, обстреливать колокольню. Когда послышались выстрелы, приозерное население проснулось — бросились на выручку,— не столько валдайцы, сколько зимогорцы и мужики из окрестных деревень. Народ принудил красноармейцев вернуть 48 пудов хлеба в монастырь. При этом был ранен из пулемета настоятель монастыря архимандрит Иосиф. Вечером прибыли уже латыши в качестве усмирителей — объявлено военное положение — будут обыски и расстрелы".
Меньшикова арестовали в числе первых, хотя он не имел никакого отношения к валдайскому бунту. Его обвинили в организации монархического заговора и издании черносотенной газеты, призывающей к свержению советской власти. Все это было откровенной ложью.
19 сентября 1918 года Михаил Осипович написал жене из заключения:
"Члены и председатель Чрезвычайной следственной комиссии — евреи и не скрывают, что арест мой и суд — месть за старые мои обличительные статьи против евреев. Запомните — умираю жертвой еврейской мести не за какие- либо преступления, а лишь за обличение еврейского народа, за что они истребляли и своих пророков. Жаль, что не удалось еще пожить и полюбоваться на вас".
Судьями и организаторами расстрела были Якобсон, Давидсон, Гильфонт и комиссар Губа. Убивали писателя на глазах жены и шестерых детей.
Из воспоминаний вдовы М.О. Меньшикова:
"Придя под стражей на место казни, муж стал лицом к Иверскому монастырю, ясно видимому с этого места, опустился на колени и стал молиться. Первый залп был дан для устрашения, однако этим выстрелом ранили левую руку мужа около кисти. Пуля вырвала кусок мяса. После этого выстрела муж оглянулся. Последовал новый залп. Стреляли в спину. Пуля прошла около сердца, а другая немного повыше желудка. Муж упал на землю. Лежа на земле, он конвульсивно бился, он бил руками об землю, судорожно схватывая пальцами ее. Сейчас же к нему подскочил Давидсон (будь он навеки проклят!) с револьвером и выстрелил в упор два раза в левый висок.
Дети расстрел своего папы издали видели и в ужасе плакали".
В советское время имя Меньшиков почти не упоминалось. Реабилитация состоялась только через 75 лет после его гибели. Тогда же были переизданы самые яркие статьи писателя. В одной из них он писал: "Не раз великая империя наша приближалась к краю гибели, но спасало ее не богатство, которого не было, не вооружение, которым мы всегда хромали, а железное мужество ее сынов, не щадивших ни сил, ни жизни, лишь бы жила Россия".
Могила М.О.Меньшикова находится на старом валдайском кладбище рядом с церковью Петра и Павла. На памятной доске, установленной новгородскими писателями, высечены слова: "Расстрелян за убеждения".
Изображения предоставлены автором.