В марте 2019 года врач акушер-гинеколог провинциального городка Новая Ляля Свердловской области, желая облегчить страдания пациентки, распорядился ввести ей сильнодействующие препараты из своих личных запасов, оставшихся от умершей от онкологии матери. Через несколько дней он стал обвиняемым по части 2 ст.228 УК РФ (“Незаконный сбыт сильнодействующих и психотропных веществ”). Вызов полиции был инициирован старшей медсестрой Новолялинской ЦРБ, а первое судебное заседание по этому делу планируется на август текущего года. В истории врача разобралась  корреспондент «Ленты.ру» Наталья Гранина.

Дело за укол

В марте текущего года в больницу города Новая Ляля Свердловской области попала 74-летняя Ольга Николаевна Михайлова (имя изменено). Ей нужна была операция — у пациентки наблюдалось полное выпадение матки, причем в таком состоянии она жила давно. Образовавшиеся язвы прилипали к памперсу и постоянно кровоточили. Одежда, постель Ольги Николаевны были в кровавых пятнах. Гинекологическим проблемам сопутствовала старческая деменция. Женщина была дезориентирована во времени, пространстве и собственной личности, активных жалоб не предъявляла, просто плакала и стонала.

— Чувствовалось, что пациентка измучилась, что ей больно, — говорит он. — Медсестры говорили, что она две ночи с момента поступления в стационар не спала. Мне сказали, что Ольга Николаевна в прошлом — наша коллега, всю жизнь проработала врачом-стоматологом. Хотелось помочь, сделать хоть что-то, чтобы она немного отдохнула.

Баскаков посчитал, что пациентке поможет введение трамадола и сибазона. В недавнем прошлом эти препараты продавались в аптеках без рецепта, сейчас входят в списки сильнодействующих и наркотических. Порядок выписки таких лекарств формализован, требует особой тщательности и занимает много времени, поэтому доктора стараются «учетные» препараты лишний раз не назначать.

— Я вспомнил, что у меня в шкафу есть нужные лекарства, — рассказывает врач. Год назад мать Баскакова в Челябинске умерла от лейкоза. После ее смерти остался целый шкаф самых разных дорогих медикаментов, не только онкологических. Оставшиеся упаковки Баскаков привез в Новолялинскую больницу и раздал в разные отделения. Трамадол и сибазон, которых было всего несколько ампул, оставил у себя — в комнате при больнице.

…В коридоре старшая медсестра отняла у коллеги ампулы, заперла в сейф и пригрозила жалобой руководству.

— Я, конечно, расстроился, что так получилось, — говорит врач, — но не придал значения. Со старшей медсестрой мы и раньше конфликтовали. Слишком разные взгляды на все были. Наверное, антипатия была взаимной. Пациентку ту мы подручными средствами пытались успокоить. Делали повязки с лидокаином, подобрали более удобные памперсы…

Спустя два дня в комнату Баскакова пришли с обыском. Полицейскими была изъята еще одну ампулу трамадола. Против врача возбудили уголовное дело о незаконном сбыте сильнодействующих и психотропных веществ (ст. 228,ч.2 Уголовного кодекса), предусматривающее максимальное наказание — восемь лет колонии. Арестовывать врача не стали, взяли подписку о невыезде.

Уходящая натура

Новая Ляля — городок почти в 300 километрах от Екатеринбурга. Население — около 11 тысяч человек, и с каждым годом уменьшается. В советские годы градообразующим предприятием считался целлюлозный комбинат, сейчас работу в городке найти ещё сложнее.

Сегодня больница понемногу вымирает. В 2013 году в ЦРБ закрыли роддом. Оптимизировали другие больничные отделения: сократили койко-места в стационаре, убрали штат. Местные жители стараются не обрщаться что в Новолялинскую ЦРБ. Простуда обычно сама проходит, а если что-то серьезное — то даже сами оставшиеся в Новой Ляле врачи рекомендуют ехать в больницу города Серова, что в 70 километрах. Там больше профильных специалистов, лучше оборудование и больше возможностей для диагностики.

Периодически лялинские активисты шлют гневные письма в Свердловское областное правительство и другие государственные ведомства с просьбами, в частности, остановить развал медицины в городе. Из ведомства активистам приходят обстоятельные ответы, что в Новой Ляле все очень неплохо. В среднем по Свердловскому региону укомплектованность медперсоналом — 66,7 процента, а в Новой Ляле — больше 74 процентов. Если и не хватает каких специалистов, то имеющиеся кадры активно повышают свой профессионализм и приобретают новые медицинские специальности. Врач-рентгенолог, например, переобучился на психиатра, а дерматовенеролог стал врачом функциональной диагностики.

Кроме того, утверждают чиновники, руководство района сотрудничает с рекрутинговыми сайтами и с их помощью вербует в город специалистов из других регионов. Одно из объявлений о свободных вакансиях увидел в газете врач-гинеколог, 58-летний Олег Баскаков. До этого он 30 лет жил и работал в Челябинской области.

— В Челябинске тогда тоже начались сокращения в больницах, — рассказывает он. — В Новой Ляле предлагали хорошую зарплату, и работа была интересная. Сын у меня взрослый, учится в Москве, в музыкальной академии Гнесиных. С женой мы в разводе. Вроде бы в родном городе ничего не держало, поэтому откликнулся на объявление. Меня сразу пригласили.

Обещали, что больница или городские власти Новой Ляли обеспечат приезжего доктора служебным жильем. Обещание сдержали, поселив его в закрытом роддоме. Точнее, выделили комнату на втором этаже ЦРБ и разрешили обустраиваться. Баскаков говорит, что у него были мысли снять квартиру в Новой Ляле, но потом он привык.

Чужой среди своих

За два с половиной года в Новой Ляле приезжий доктор так и не освоился. Имя одного из героев Жюля Верна — Жака Паганеля, рассеянного профессора-географа — стало нарицательным для ученых чудаков. В какой-то степени Баскаков для Новой Ляли и был таким чудаком Паганелем. Не пил, не курил, обсценную лексику совсем не употреблял. За материальными благами не гнался, носил непонятные рубашки, растянутые свитера, мешковатые штаны.

Доктор любил читать. Любопытные лялинцы раскопали его страничку на одном из литературных интернет-сайтов. Там несколько рассказов и повестей, написанных самим Баскаковым. Подборка давно не обновлялась. На вопросы о творчестве доктор, заметно смущаясь, говорит, что после переезда в Новую Лялю писательство оставил.

— Вдохновения нет, — пытается объяснить он. — В городе все непросто. Работы много, часто она опасная. Недавно оперировал женщину с внематочной беременностью — ситуация экстренная, то есть ни о чем не думаешь, когда надо спасать чью-то жизнь. Через несколько дней результаты анализов этой пациентки на ВИЧ и гепатит пришли. Оказались положительные. И ты вдруг вспоминаешь, что во время операции у тебя перчатка порвалась…

Как рассказывает Баскаков, в тот раз он, пока ждал своего анализа (обычно вирус в крови можно обнаружить не раньше чем через 2-6 недель после инфицирования), загадал, что если здоров — вернется в Челябинск, на родину. Но не успел: стал обвиняемым в распространении наркотиков.

— Если честно, до сих пор поверить не могу, что со мной это происходит, — с трудом подбирает слова врач. — Мне поначалу казалось, что это розыгрыш. Ночами даже спать перестал. Никогда никаких дел с полицией не имел, законы не нарушал. Да и живу я как на витрине — в больнице ведь весь на виду. Если бы наркоманил или пил — сразу бы все увидели. Мне посоветовали сделать освидетельствование на употребление наркотиков. Следователи даже поначалу не хотели эту справку приобщать к моему уголовному делу, так как результат этих анализов — отрицательный. Но адвокат их заставила.

Адвокат Марина Глузман поясняет, что следствие по делу о «наркоторговце» Баскакове продолжалось несколько месяцев и велось достаточно формально. Следователь опросил только двух медсестер — старшую, инициировавшую вызов полиции, и ту, которой врач поручил ввести препарат. Обе подписали показания, что пациентка вполне могла обойтись без этого лекарства. Другие ведь терпят и — живы.

— Напрягает, что в этом уголовном деле нет ни одного показания врача, — говорит Глузман. — Мы просили следователя запросить в Челябинске медицинскую карту умершей матери Баскакова, из которой было бы ясно, что ей назначали и трамадол, и сибазон. Следствие пытается представить дело так, что врач преступным путем достал это лекарство. Документ бы наглядно показал, что это не так.

Родственники умершей самостоятельно не могут получить копию медицинской документации — поликлиника им отказывает, ссылаясь на закон о медицинской тайне. Но в полиции не посчитали нужным ходатайствовать об истребовании этого документа в Челябинске.

— Его просто съели в коллективе, — говорит Марина Глузман. — Баскаков — действительно, как тот рассеянный профессор, образ которого прославили в книгах, — может и в дырявых носках появиться, на уме только работа. Коллектив в больнице в основном женский, начались подколки, подхихикивания. Это обычная история — так ко всем непохожим относятся.

Глузман деликатно замечает, что даже она сама, увидев в первый раз врача, мягко ему намекнула сходить в магазин и купить новую куртку.

— Он обиделся, — продолжает юрист. — «Что, правда плохо выгляжу? — говорит. — Но ведь по уму же должны встречать». Что на это сказать? Мужик он нормальный, положительный. Была бы у него семья…

Особенно Баскакова поразило то, что следователь, занимавшийся его делом, предложил ему заключить досудебное соглашение об особом порядке рассмотрения его дела в суде. То есть признать свою вину. В этом случае правоохранителям не нужно представлять доказательства преступления, а обвиняемого за явку с повинной ждет более мягкое наказание. Обычно.

— Говорили, что в этом случае я могу рассчитывать на условный срок, — поясняет Баскаков. — Но я категорически отказался. За что? Это несправедливо. И, кроме того, из-за судимости, да еще по наркотической статье, мне придется оставить профессию.

Охота на врачей

Сейчас в Центральной районной больнице Новой Ляли затишье. Все пытаются делать вид, что ничего не произошло, вслух об «инциденте» не говорят. Баскаков считает, что коллеги ему сочувствуют и поддерживают. Обещают придти в суд, чтобы засвидетельствовать, единственной целью врача во всей этой истории было облегчить страдания пациентки.

— Может, вы собираетесь какое-то коллективное письмо в защиту Баскакова написать?

— Ничего мы не собираемся.

Бывший главврач Новолялинской ЦРБ Константин Остриков, когда узнал, что в его больнице поймали врача-наркодилера, был удивлен. Говорит, со стороны обвинение выглядит абсурдно. По форме вроде бы все верно, а вот по содержанию возникают вопросы.

— Формально медсестра права, что не взяла неизвестное лекарство, — комментирует Остриков. — Единственно правильный выход из этой ситуации — бросить на пол эту ампулу и раздавить каблуком.

Остриков уже 15 лет как уехал из Новой Ляли. Сейчас возглавляет отдел Свердловского центра медицины катастроф по Северному округу. За те годы, что он не работает в Новолялинской больнице, там сменилось 11 главврачей.

— Знаете, какие раньше в Новой Ляле доктора были? — вспоминает он. — Сейчас наши кадры по всей Свердловской области рассредоточены. А из Новой Ляли бегут все. Сейчас в местной больнице собрали докторов, у которых все странички в трудовой закончились. То есть там у них «Война и мир». Это не значит, что они популярные, и их работодатели отрывают с руками и ногами. Просто они пьют. Беда, что иногда алкаши имеют доступ к наркотикам. А тут нормальный врач совершил, конечно, фигню, но за это его в угол поставить один раз да и простить, а раздули какую-то ерунду на ровном месте. Кто пациентов-то лечить будет?

Судебно-медицинский эксперт, врач Валерий Ежков не согласен. По его словам, инструкции по медицинской безопасности, которым должны следовать учреждения здравоохранения, хоть и выглядят абсурдными, однако каждый пункт там написан кровью.

— Благими намерениями выстлана дорога в ад, — констатирует Ежков. — В инструкциях, в правилах внутреннего трудового распорядка, в других документах четко говорится: нельзя использовать лекарства, которые официально не закупались лечебным учреждением. Объясняется очень просто: если что случится — то хотя бы на лекарства грешить не придется. Либо это индивидуальная реакция организма, либо нарушение дозировки. По большому счету, запрещено применять и лекарства, которые родственники покупают пациентам.

— Вам любой врач или медсестра, работающие в стационаре, негласно подтвердят, что лекарств не хватает, — говорит она. — Часто надо просить пациентов, чтобы что-то купили. Безусловно, родственники пациентов приносят в больницу то, что у них осталось после лечения близкого. Говорят, спасибо за все, что вы сделали, у нас остались препараты — возьмите, может быть, кому-то понадобятся. Конечно, берут.

Андрейцева подчеркивает, что врачи становятся при этом уязвимыми. Поэтому некоторые, во избежание проблем с начальством и правоохранительными органами, могут и промолчать о трудностях в лечении.

— Сейчас достаточно легко завести уголовное дело на доктора, — продолжает Андрейцева. — В здравоохранении проблемы нарастают. А если малой кровью дыры залатать невозможно — значит, гнев общества по поводу того, что медицина становится малодоступной, нужно перенаправить на что-то другое. Например, на врачей-убийц и наркодилеров.

Первое судебное заседание по делу акушера-гинеколога Олега Баскакова, обвиняемого в сбыте и хранении наркотических и психотропных веществ, состоится в августе в суде Новой Ляли.

Как сообщалось ранее, во время прямой линии к президенту России Владимиру Путину обратилась глава благотворительного Фонда помощи хосписам «Вера» Нюта Федермессер. Она отметила, что большое количество необезболенных пациентов в России из-за того, что медработники боятся попасть под статью из-за применения в работе опиоидных анальгетиков. Подробнее читайте: Российские врачи боятся выписывать наркотики: Путин поручил исправить ситуацию