«Сегодня в России посадить могут любого». За что силовики преследуют кемеровского пастора

9 ноября Заводский райсуд Кемерова оштрафовал протестанского пастора Андрея Матюжова на 10 тыс. рублей за "призывы к политическому активизму", возбуждение ненависти к госслужащим и представителям власти, выступление против ислама, пишет Сибирь.Реалии. Основанием для возбуждения дела стали материалы, полученные в ходе проверки, проведенной Управлением ФСБ. Суд согласился, что все перечисленное было в проповеди Матюжова "Сребролюбие – корень всех зол", выложенной на YouTube. В этом выступлении, которое состоялось еще в августе, Андрей Матюжов, в частности, упомянул учителей, которые участвуют в фальсификациях на выборах "за 10 тысяч рублей". Кроме того, он неодобрительно высказался о приезжих: "пройдет еще сколько-то лет, Таджикистан, Узбекистан здесь будет конкретный: если не мы будем им проповедовать Евангелие, они принесут нам свое "Евангелие". Отдельного упоминания удостоился Владимир Путин: "если я вижу – от нашего президента и его окружения до всех их элит – они все пилят бабки, они несут зло на нашу землю, и надо их убрать". В интервью Сибирь.Реалии Андрей Матюжов, возглавляющий кемеровскую религиозную группу "Любовь Христа", входящую в объединение "Новое поколение", рассказал, что за свои религиозные взгляды и гражданскую позицию привлекается к административной ответственности с 2010 года. – 9 августа я опубликовал на YouTube кафедральное послание "Сребролюбие – корень всех зол", – рассказывает Андрей Матюжов. – Она в открытом доступе, можно посмотреть. Эта запись послужила предлогом для того, чтобы меня обвинили, что я призываю людей выйти по примеру Хабаровска, призываю к свержению власти, разжигаю межэтническую рознь. Задача пасторов – истолковывать Писание в соответствии с сегодняшним днем. Большинство пасторов ограничиваются вопросами семьи, вопросами ценностей. Я учился в Российской академии госслужбы при президенте России, много лет занимался бизнесом. Поэтому понимаю, как государство устроено. В той же Академии увидел, что чиновников учат быть циниками, жертвовать людьми ради цели. Почти в каждом семестре было несколько задач, наподобие: "Тонет корабль. Мест в шлюпках не всех не хватит. Кого надо спасать?". В нашей группе учились сотрудники ФСБ, полиции, военные. Выпускники этой академии занимают самые высокие должности, становятся губернаторами. В той проповеди, за которую меня оштрафовали, я толковал Первое послание Апостола Павла Тимофею: "Желающие обогащаться впадают в искушение и в сеть и во многие безрассудные и вредные похоти, которые погружают людей в бедствие и пагубу; ибо корень всех зол есть сребролюбие, которому предавшись, некоторые уклонились от веры и сами себя подвергли многим скорбям". Я рассуждал о том, что сейчас только ленивый не говорит, что везде коррупция, все воруют. Это – сребролюбие. Что в результате? Пришла болезнь, коронавирус, а государство не может народ лекарствами обеспечить. То же самое с экологией. В Норильске была авария. А почему? Из-за жадности, из-за алчности не туда пошли 4 миллиона рублей, которые должны были потратить на строительство нового резервуара. И в Кемерове Искитимка окрасилась в красный цвет, потому что деньги не туда потратили. Я говорил: "Если коррупция будет продолжаться, не удивляйтесь, что наша жизнь не улучшается". – На суде у вас была возможность что-то объяснить? – Я говорил, что надо не отдельные фразы из контекста выдергивать, а ознакомиться со всей проповедью, понять ее стилистику. Этот суд слова Иисуса "...разрушьте храм сей, и я в три дня воздвигну его" истолковал бы, как призыв громить церкви, а слова "никто не приходит к Отцу, как только через Меня" трактовал бы как разжигание межконфессиональной розни. Я спрашивал: "Где я призываю выходить на улицы, как в Хабаровске? Где я сказал, что мусульмане плохие люди?". Я говорил, что киргизы и казахи приносят в Россию свою веру, свою культуру, но это же естественно. С судом я сталкиваюсь часто, и вижу, что судьи у нас несвободны. Мне их жалко. Я просил посмотреть видеозаписи других моих проповедей, просил провести религиоведческую и психологическую экспертизы. В деле ни одной экспертизы нет, есть только справка, к которой не приложена лицензия, свидетельствующая, что эти люди имею право делать выводы. Где гарантия, что эту справку составляли не те же люди, которые меня обвиняют? Это последнее дело стало резонансным. Уже и Европа узнала, и ближнее зарубежье. Из США еще только не звонили. Мне предложил помощь Славянский правовой центр, который возглавляет Анатолий Пчелинцев. Оттуда написали: "Мы дойдем до ЕСПЧ, потому что здесь нарушение свободы совести и вероисповедания". Пусть потратим на это три-четыре года, но что-то сделаем для улучшения ситуации в стране. – Предыдущее, августовское, дело было связано с митингами в Хабаровске? – Да. Дело было возбуждено по инициативе центра "Э". Обвинили в том, что призывал людей выйти на митинг. Оштрафовали на 20 тыс. Но я на своей личной странице в Инстаграм написал, что в 16-00 иду прогуляться, чтобы поддержать ребят из Хабаровска. Никого с собой не звал. Не писал, где именно буду гулять. Я считаю, что с хабаровчанами поступают крайне несправедливо. Это моя гражданская позиция. Но и как христианин я знаю: если видишь голодного – накорми, нагого – одень, если видишь несправедливость по отношению к другому – не молчи, скажи. В Хабаровске люди не жгут машины, не бьют витрины. По сути, выходят мирно, по-христиански. Я не писал: "Встречаемся там-то, надеваем футболки с такими-то надписями и кричим такие-то лозунги". Все обвинения в мой адрес надуманы. После этих судов я понял, что сегодня в России посадить могут любого. ФСБ напишет, что ты экстремист, и не поможет никакая экспертиза, никакой адвокат. Тебя оштрафуют или посадят, и никакой правды не найдешь. – Когда у вас начались конфликты с правоохранительными органами? – Десять лет назад, когда нашей кемеровской церкви "Любовь Христа" исполнилось десять лет. Мы хотели к юбилею сделать в Кемерове конференцию для прихожан, пригласили пасторов из других городов. Своего здания у нас еще не было. Для конференции арендовали зал в торговом центре "Лапландия". И директор торгового центра за два дня до даты говорит: "Мне звонили из администрации. Возвращаю вам деньги. Зала не будет". А уже гости из других городов приехали. Я пошел в обладминистрацию в отдел по работе с религиозными организациями: "Если там запретили, дайте нам другое место". – "Мы ничего не запрещали". – "Ну как не запрещали?! Директор "Лапландии" сам отказался от 100 тыс. рублей?". Я и так, и эдак. Увидел, что это стена непробиваемая. Собрал лидеров церкви: "Ребята, нарушаются права, гарантированные нам Конституцией – свобода совести и вероисповедания. Я предлагаю выйти на коллективный пикет". И мы вышли. Тогда о коллективных пикетах еще не нужно было уведомлять. Приехали сотрудники правоохранительных органов, и один из них говорит: "Как же мы прошляпили?". При губернаторе Тулееве искоренялась любая оппозиция, а тут раз – верующие вышли! Полиция в шоке. Тогда первое административное дело завели. Я судье объяснил: "У нас день рождения, праздник, нас просто вытолкнули на улицу". Суд встал на нашу сторону, нас не оштрафовали. Праздник все-таки провели, но он получился скомканным – пришлось арендовать автобусы, ехать на турбазу. Власти поняли, что у меня есть гражданская позиция, начались мелкие пакости, но самый пик гонений случился, когда Крым перешел к России, и в Донбассе и Луганске началась гибридная война. Я не верил СМИ и слетал в Украину, чтобы лично посмотреть. Встретился с пасторами, которые живут на приграничных территориях. Когда вернулся, в проповеди сказал: "Это братоубийственная война. Человеком может руководить как Бог, так и дьявол. Развязавший войну сейчас находится в руках сатаны. Поэтому надо молиться, чтобы все это закончилось". Был привлечен к ответственности, получил пятнадцать суток. – Запись проповеди выложили в интернете? – Нет. Мы тогда еще не выкладывали. – Тогда как они узнали? Донес кто-то из прихожан? – Наверное, в каждой церкви есть какие-то завербованные люди. На проповеди я озвучил свою позицию. Думаю, что все хотели бы остановить братоубийственную войну. Рассуждаю уже как гражданин, а не как пастор: мы со всеми соседями перессорились – Украина, Белоруссия, Армения... Иными словами, внешняя политика у нас отвратительно ведется, да и внутренняя тоже. Понимаю, что у Путина были какие-то амбиции империю собрать, но это было ошибочное направление. В итоге мы за двадцать лет со всеми соседями разругались и экономику свою угробили. – В чем именно вас обвинили, за что вы отсидели 15 суток? – Это была спецоперация. Я думаю, это было ФСБ. Начали с реабилитационного центра, который мои прихожане открыли в Кемеровском районе. Я сам этим направлением не занимаюсь. Центр открылся в 2009 году. И до 2014 года проблем не было. Полицейские приезжали, если искали лиц, находящихся в розыске. После моей проповеди об Украине моих прихожан попытались обвинить в том, что они насильственно удерживают там людей, но это уголовное дело развалилось. Тем не менее, центр пришлось закрыть, так как его организатором угрожали, что подбросят им наркотики и посадят. Дело против реабилитационного центра стало поводом провести обыск в церкви – якобы в церкви содержались доказательства принудительного пребывания наркозависимых в центре. Параллельно стали наезжать на мой бизнес. Раньше все работало, как часы, а в 2014 году я потерял за один год 45 миллионов. Два самых крупных покупателя вдруг объявили себя банкротами и перестали мне платить. Еще у меня было кафе в торговом центре, директор которого, не объясняя причин, резко поднял арендую плату, мне пришлось закрыть кафе. Не верю, что это совпадение. Потом я попался на провокацию: накануне меня лишили водительских прав, но когда позвонил следователь, и попросил забрать ноутбук, конфискованный в моей церкви во время обыска, я сел за руль, чтобы быстрее поехать. Когда уже вышел из машины и подходил к зданию, меня задержали сотрудники полиции и ОМОНа: "Ты ехал без прав". – "Но я сейчас не еду, а иду пешком. Как вы докажите?". – "А у нас есть оперативная съемка сотрудников центра Э, что ты ехал без прав". Доставили в суд, дали пятнадцать суток, в тот же вечер провели обыск в моей квартире. – В церкви и у вас дома нашли что-то компрометирующее? – Нет. Если бы нашли, завели бы уголовное дело, а его не было. Просто изъяли жесткие диски компьютеров, а когда потом мы попросили вернуть, потребовали у нас документы на жесткие диски. Эти документы не сохранись, и нам не вернули. – Дальше был "пакет Яровой"? – Да. К нам на проповедь приходили сотрудники. Мы уже вели трансляцию проповедей в интернете, но они пришли со своей видеокамерой, и потом использовали эту видеозапись как доказательство. Было сразу два дела: одно против меня, второе против моей жены. Обвиняли, что проповедовали с нарушениями – наша религиозная группа была или не зарегистрирована, или вовремя не продлила регистрацию. Хотя жена даже не проповедовала. Она свидетельствовала пять минут. Рассказала, как ее случайная встреча с наркоманкой изменила жизнь этой наркозависимой, сумевшей избавится от зависимости и прийти к Богу. По закону можно проповедовать, будучи представителем зарегистрированной организации. Я запросил и получил соответствующую справку в "Новом поколении" (в это объединение входит религиозная группа Матюжова – С.Р.), предоставил эту справку суду, но ее даже рассматривать не стали, и просто оштрафовали на 40 тыс. Я был одним из первых, кого дернули по этому закону Яровой. Сделано это было, чтобы запугать всех нелояльных властям верующих. В итоге последняя инстанция, в которую мы подали апелляцию, признала, что в деле были нарушения. Мое дело отправили на доследование, но так как сроки были уже упущены, дело прекратили. А мою жену все-таки оштрафовали на 15 тысяч, хотя ее дело было написано под копирку. Когда я десять лет назад столкнулся с проверками, понял, что в России проще быть религиозной группой, чем зарегистрированной церковью. Если в религиозной группе находят нарушение, пастор платит штраф, например, пять тысяч, а если в зарегистрированной церкви – 100-200 тыс. Если власти не хотят, чтобы мы юридически были церковью, мы будем религиозной группой. – А ваших коллег по церкви и прихожан силовики не беспокоили? – В 2014 году, когда я сидел 15 суток, обыск был не только у меня, но и в домах некоторых служителей. Вызывали их. На меня вылили всю грязь, которую только могли. Я не претендую на непогрешимость. Совершенен только Христос. Но они хотели разрушить церковь. Говорили прихожанам про меня: "Посмотрите, какой он порочный. Как вы можете ему верить?". Многие прихожане испугались, а из служителей никто не ушел. Например, одна моя прихожанка училась в институте, шла на красный диплом. Ее вызывают в деканат. Там два сотрудника – один в полицейской форме, другой в штатском. "В какой религиозной группе состоите? Как давно посещаете? Желательно не посещать". Намекали, что отчислят. Но она сказала: "Отчислите так отчислите". Ей все-таки дали окончить вуз. Людей запугивают, и не все мне об этом рассказывают. – Многие перестали ходить на проповеди? – У меня в церкви было под пятьсот человек, стало триста. – А сейчас? – Сейчас больше. В связи с коронавирусом мы перешли в онлайн. И очень много прихожан стали смотреть наши богослужения, мы выросли в два раза. У нас появились прихожане из других городов и даже стран. Думаю, коронавирус изменит лицо церкви. Церковь, и не только протестантская, уйдет в интернет. Я уже четыре года езжу по миссиям, и могу, образно говоря, вести в Кемерове церковь, даже находясь в другой стране. Каждый день делаю какие-нибудь трансляции. Вот моя кафедра (показывает смартфон). – На ваш взгляд, в России сегодня соблюдается свобода вероисповедания? – В Конституции сказано, что есть, а по моим ощущениям – нет. Допустим, молодежь, мои прихожане, в 2012-м или в 2013-м году выходили с плакатами: "Приди к Богу", "Господь меняет мою жизнь", а потом к ним домой полиция приходит и фотографирует этих 15-18 летних ребят. Ну, какая это свобода вероисповедания? Эта свобода, как и бесплатная медицина, справедливый суд, существует только на словах. Я не считаю иеговистов христианами, но знаю, что они точно не экстремисты, не злые люди. Не хотят служить в армии? Но такие есть и среди баптистов, и среди православных. Дела против иеговистов носят политическую окраску. Преследования Свидетелей Иеговы – большая ошибка. – В одной из проповедей вы сетовали, что среди протестующих в Хабаровске и в Минске не видно пастырей, священников. – Священник не должен быть только с протестующими. Но он должен быть там, где есть народ, чтобы доносить христианскую позицию. Я не принадлежу ни к одной политической партии, но выходил на белоленточный митинг "За честные выборы". Тоталитарные режимы обречены, они рано или поздно падут. Сегодня в Хабаровске и в Минске выходит креативная молодежь, которая через 10-20 лет будет управлять государством. У них есть потребность в справедливости, потребность в духовных пастырях. Но сегодня священники бояться быть замеченными среди этих людей. Знаю, что есть православные батюшки, у которых гражданская позиция, схожая с моей. Но их ссылают в глушь, лишают сана, как, например, Андрея Кураева. У них, видите ли, централизация. Большинство протестантских пасторов тоже не афишируют свою гражданскую позицию, потому что боятся потерять паству. Они говорят: "Андрей, ты смелый по жизни, а мы нет. Будем за тебя молиться". – Прихожане рассказывают вам о том, что именно их волнует сейчас, какие проблемы им приходится решать? – Конечно. Даже вот последнее – лекарств на всех не хватает в аптеках, медицинское обслуживание трудно получить. Как лечиться? Чем лечиться? Среди моих верующих друзей в других городах есть врачи. Я помогаю кемеровским прихожанам связаться с ними, чтобы они могли получить консультацию дистанционно. Мои прихожане попадали под черных риэлторов. И мы вступились, не дали отобрать квартиры. Недавно, наряду с проповедями, я стал выкладывать на YouTube интервью, которые делаю с кузбассовцами, в том числе и с оппозиционерами. Я не во всем разделяю их взгляды, но вижу, как оппозиционеров унижают и уничтожают, и не могу смириться. Мне стали звонить даже неверующие. Говорят, например, что могут поделиться данными о ситуации в здравоохранении. У людей есть толика надежды, что если интервью увидят за пределами города, оно приобретет резонанс, и будет какая-то реакция властей. Но я все-таки пастор, и не собираюсь переходить в политику. Все-таки сосредоточен на конкретном человеке. Если с ним поступают несправедливо, поднимаю голос в его защиту. Это моя позиция. – Кемеровские священники вас поддерживают? – Да, но не могу назвать имен, потому что они говорят, что могут не выдержать прессинга. У нас есть пасторский союз, пасторское общение. И православные священники поддерживают. Говорят: "Тебе будет сложно, но ты молодец!". Меня поддерживают оппозиционные блогеры! Пишут на своих страницах, как меня власти преследуют... Конечно, есть и священники, которые считают, что я не прав. Церковь наполнена священниками, лояльными власти, но мир меняют реформаторы: апостол Павел, Мартин Лютер Кинг, Иоан Павел Второй. Я вижу, что нашей стране нужна не революция, не быстрая смена власти, а реформация – изменение ценностей и мировоззрения. Это долгий процесс. Поэтому у меня нет такого, как у Навального – быстро, коротко. Нет, предстоит еще десять, пятнадцать, двадцать лет продолжительной работы, но перемены придут, однозначно. Путин не вечен. Мир всегда меняется. Другой вопрос: когда уйдет старое, каков будет новый путь? Многие говорят: "Давайте вернемся к сталинизму и к репрессиям". Но это не тот путь, по которому надо идти. На мой взгляд, общество остро чувствует несправедливость, которая сегодня во всем, хоть в той же пенсионной реформе. И я понимаю, что в церкви люди не нашли справедливость. Обратились, например, в православную церковь, но увидели, что священники не соответствуют их ожиданиям. У меня сейчас больше претензий даже не к власти, а к Церкви, которая должна быть светом и солью. Чтобы общество поменялось, нужно, чтобы священники стояли за правду. Если священство погрязло в коррупции, в лизоблюдстве, в угодничестве власти, то прихожане разочаровываются. Сейчас колоссальный отток идет из православной церкви. Мой авторитет стал расти, потому что я принципиальную позицию занял. – Став пастором, вы параллельно продолжали заниматься бизнесом. Бизнес в России ассоциируется со взятками, откатами, неуплатой налогов. Можно ли у нас в стране вести бизнес и при этом жить, согласно христианским заповедям? – Я много лет занимался бизнесом. Сначала занимался бензином, потом пунктами общественного питания, потом открыл "Кузбасский шинный центр", но окончательно ушел из бизнеса шесть лет назад, так как меня попросили стать епископом и помогать церквям в других регионах. Когда у тебя двухмесячные командировки, вести бизнес сложно. Надо понимать, что нет христианского бизнеса. Есть христиане, занимающиеся бизнесом. Понятно, что верующие хотят оставаться в поле закона. Меня много раз спрашивали: "Я получу выгодный контракт, если дам откат. Что делать?". – "Это твое решение. Я не могу тебе подсказать". Почему так происходит? Потому что система такая, что почти невозможно заниматься бизнесом, не давая откатов. И я считаю, что сегодня настоящего бизнеса в России, по сути, и нет. Все бизнесмены – это скорее лавочники. Бизнес – это когда ты уверен, что его у тебя не отберут. Но сегодня такого про себя не может сказать ни один российский бизнесмен. – Говорят, что в молодости вы были рэкетиром. Это действительно так? – Уголовщиной я не занимался, был спортсменом. По молодости, в 90-е годы, мы работали по возвращению долгов – как сейчас коллекторы делают. Надо еще понимать... Все-таки моя мать православная монашка. И у меня где-то внутри всегда было – не обижать бедных. То есть, если я видел, что человек не мошенник, а просто прогорел, то не давил на него. Но это был короткий отрезок моей жизни. Потом я сразу ушел в большой бизнес, для которого в 90-е годы нужно было иметь дух... Я никогда никому не платил – ни ментам, ни за "крышу". Я поставлял сюда топливо на 50 процентов заправочных станций. Был в большом бизнесе, там миллиардные обороты. Бог позволил мне подержать в руках огромную сумму денег, почувствовать большую власть. Я понял, что в этом счастья нет. Вырос без отца и хотел, чтобы семья у меня была крепкая. Этого не получалось, и только через веру, через встречу с Богом у меня в семье все наладилось. После этого сказал: "Все. Хочу только так жить". Это, как апостол Павел имел власть сажать верующих в тюрьму, убивать их, а потом встретился с Богом, и умер в итоге за Христа. Это мой сознательный выбор. – Как ваша мама, православная монахиня, отнеслась к тому, что вы выбрали протестантизм? – Сначала пыталась меня переубедить. Хотела, чтобы я стал православным батюшкой, но Бог решил иначе. Она приводила на мои проповеди православных священников, которые сказали: "Твой сын – настоящий христианин, только не православный". С тех пор мама успокоилась, иногда приходит на мои проповеди и с удовольствием слушает.