Любить и понимать
Родилась в Норильске в 1974 году. В 1988–м вместе с родителями переехала на юг Красноярского края — в посёлок Большая Ирба Курагинского района.
В 1991 году поступила в Хакасский государственный университет на факультет дошкольного воспитания и детской педагогики и психологии. В 1996 году получила диплом педагога.
В 1998-м трудоустроилась школьным инспектором в органы внутренних дел Красноярска. В должности старшего школьного инспектора проработала до 2008 года, потом вернулась на Север.
С 2011 года и по настоящее время трудится в должности старшего инспектора по делам несовершеннолетних отдела полиции № 3 района Кайеркан.
– Валентина, как вы попали в полицию?
– Случайно. В 1996 году мы с подругой поехали в Красноярск. Она собиралась получать второе высшее образование, а я отправилась с ней за компанию, в надежде устроиться на работу. С 200 рублями в кармане покоряла большой город. Ни жилья, ни знакомых. Было сложно. Устроилась продавцом в ювелирный магазин, но ненадолго.
Соседка — старший дознаватель Советского РОВД Красноярска — подсказала, что школы набирают инспекторов с педагогическим образованием. Сходила в милицию, всё узнала, и меня приняли. 23 апреля 1998 года я поступила на службу в органы внутренних дел.
– Что подтолкнуло вернуться в Норильск?
– Никогда не думала, что это произойдёт. Правда, пока жила на материке, мне часто снились сны о Севере. Норильск действительно притягивает к себе. У моих родителей вся молодость прошла в этом городе, и спустя годы они вспоминают о нём с любовью и только хорошее. Я же вынуждена была вернуться в Норильск. Так сложились обстоятельства...
– Каким вы увидели город 20 лет спустя?
– После возвращения много ходила по Норильску, и мне было не по себе. Город, к сожалению, стал выглядеть хуже, и это сильно бросалось в глаза. Несмотря на то что я здесь родилась и выросла, трудно было переносить полярную ночь.
Обживаться тут вновь было тяжело. На Север я приехала с четырёхлетним сыном. Мест в дет-ских садах не было. Приходилось платить няне и за съёмную квартиру. На жизнь оставались крохи, зарплата начислялась без «полярок».
– Как складывалась рабочая и личная жизнь?
– Переводом меня оформили в отдел полиции № 1, правда, с понижением в должности до обычного инспектора. У этого отдела была одна из самых сложных и криминогенных территорий. Вызвать на работу могли в любое время суток. После реформы милиции и преобразования её в полицию я попала на службу в Кайеркан. С 5 марта 2011 года и по сей день работаю старшим инспектором по делам несовершеннолетних отдела полиции № 3. А ведь возвращалась в Норильск года на три, не больше. Но не было бы счастья, да несчастье помогло. Через два года после того как меня перевели в Кайеркан, я встретила своего супруга, Николая Назарова. Мы шесть лет в браке, воспитываем двоих сыновей — старшего Тимофея и младшего Руслана. Муж работает экспертом–криминалистом в Норильском ОМВД.
– Какие они, ваши подопечные?
– Из красноярского периода работы мне запомнился случай, который меня потряс до глубины души. Я этого мальчика никогда не забуду. Тогда ему было лет 13. Ребёнок хороший, ласковый, добрый. Его нашли в подъезде дома, неподалёку от автовокзала. Он рассказал, что днём ходил и просил деньги, чтобы купить что-нибудь покушать. Денег едва хватало на булочку да на кефир, а после он снова шёл ночевать в подъезд. В приюте, куда я его привезла, он рассказал, что родился в тюрьме, а сейчас с матерью и отчимом живёт в деревне под Красноярском. Взрослые беспробудно пьют, отчим часто его избивает, и он уже не первый раз убегает из дома. Когда в приюте его осматривал врач, я увидела, какой он худой – кожа да кости, как из Бухенвальда. Ребёнок выживал как мог.
Сейчас подобные ситуации, к сожалению, встречаются нередко. В Кайеркане хватает неблагополучных семей, и очень часто дети страдают именно от алкоголизма родителей. Пару недель назад к нам попали двое ребятишек — брат с сестрой: мальчику — шесть лет, девочке — семь. Их забрали с улицы. Дети были настолько чумазые, что на них буквально образовалась корка грязи. Мы поместили их в приют. Мать к ним ни разу не приехала. Да и в отдел опеки женщина не торопится. Несколько раз мы приходили к ней домой, но двери нам никто не открыл.
Вразумить таких матерей очень сложно. Женский алкоголизм практически неизлечим. Некоторые родители кодируются, но проходит месяц–два, и всё начинается заново.
Становится страшно, когда ты видишь грязных, голодных, оборванных, безнадзорных детей в мирное время. Ощущение, когда смотришь на них, такое, как будто война началась...
Бывают и истории с хорошим концом, но их, увы, мало. У нас есть семья, которая долгое время состояла на учёте в отделе по делам несовершеннолетних. Однажды девочку из семьи изъяли, поместили в приют, а маме дали время, чтобы она разобрала хлам в квартире, навела порядок. Расставание с ребёнком стало для родительницы стимулом к переменам в жизни. Она сделала ремонт, закодировалась и уже около двух лет не пьёт. Встречаешь её на улице, а она другая. Кого–то изъятие детей отрезвляет, а у других дальше слёз в кабинете полицейского дело не идёт.
– Как вы проживаете такие непростые истории? Как справляетесь со стрессом?
– Бывает, поплачу, а потом понимаю, что, если буду только этим жить, меня надолго не хватит. Я прихожу домой, а там меня ждут мои мужчины: муж и сыновья. Благодаря им я держусь на плаву. Я счастливая мама и жена. Очень важно, чтобы в семье было доверие, и тогда легко разрешаются любые спорные ситуации. Один должен быть за всех, а все – за одного.
– Чего бы вы пожелали коллегам в ваш профессиональный праздник?
– Работа инспекторов по делам несовершеннолетних считается одной из сложных, потому что она связана с детьми, детскими судьбами и трагедиями. Я хотела бы пожелать своим коллегам терпения, любящей и надёжной семьи, здоровья, поменьше плохого, чтобы работа всё же приносила только хорошие результаты.
Мне бы очень хотелось, чтобы люди переосмыслили жизнь и приоритетами стали семейные, духовные ценности. Чтобы родители просто любили, оберегали и понимали своих детей, тем самым делая их счастливыми.