«Не употребляйте слова «надо валить»»: интервью главы Челябинской области Алексея Текслера
Прошло 100 дней с назначения нового руководителя Челябинской области — временно исполняющего обязанности губернатора Алексея Текслера. В марте он получил регион в том состоянии, когда безоговорочно понравиться шансов не было. Смог, Томинский ГОК, стагнация в экономике, общий упадок.
Очевидно, что области требовался антикризисный менеджер. На эту роль был выбран выходец из «Норильского никеля», но с местными корнями, первый замминистра энергетики РФ Алексей Текслер. С первых дней своей работы в Челябинске он демонстрировал, что открыт для людей и для СМИ, но выступать с большим интервью в местных медиа не спешил. Спустя три месяца (кажется, достаточный срок, чтобы сложить своё мнение о положении дел) глава области согласился ответить на наши вопросы.
Текслер приехал в редакцию 74.ru уже в 18 часов. Собранный, чуть напряжённый, но с улыбкой. Для беседы мы выбрали не традиционный конференц-зал, а зону отдыха. Увидев там теннисный стол, он не прошёл мимо, позволил себе сделать подачу.
О том, почему до сих пор важно обсуждать строительство ГОКа, нужна ли городу заводов «екатеринбургская» свобода, о среднем чеке в кафе и о лего «Майнкрафт» — в интервью Алексея Текслера.
«Средний чек значительно упал в обычных кафе»
— Алексей Леонидович, начать хочу с самого тревожного. Возьмём нашу компанию. 74.ru — это ведь не только про журналистику. Мы крупная IT-компания, специалисты которой производят программные продукты высочайшего уровня. Для вашего понимания: например, наши разработчики создали сервис Autochel, который купил Yandex. Кроме нас в городе есть и другие очень перспективные IT-компании. И у всех нас одна общая проблема: молодые гениальные разработчики, программисты (это такие ребята, которые не стесняются татуировок, ходят на работу в шортах и производят высококлассные продукты) не хотят здесь жить. Потому что Челябинск был и остаётся городом заводов. И, надо сказать, уезжают отнюдь не только программисты.
— Это основная проблема таких профессий. Они аккумулируются в больших городах. У нас нет проблем, как сейчас говорят, с мозгами. Я имею в виду, что наши дети участвуют в олимпиадах и являются одними из самых лучших в них. Наши школы рейтингуются на очень приличных местах. Мы занимаем первое место в стране по количеству ребят, которые выбирают ЕГЭ по информатике. Потенциал с точки зрения человеческого капитала у нас отличный. В ЮУрГУ и других учебных заведениях есть соответствующие кафедры, на которых большое число ребят занимаются IT. А дальше возникает вопрос, куда поехать. К сожалению, корректный и правильный диагноз у вас, ребята не хотят оставаться здесь в основном из-за той ситуации или среды, которая существует в городе, ищут более комфортного места для жизни. И это касается, кстати, не только ребят, которые занимаются творческими профессиями, многие люди задумываются и принимают решение уехать.
И одна из моих задач как главы региона — повернуть ситуацию. У многих ощущение, что регион и Челябинск в частности не развиваются, и это определяет выбор многих людей. Здесь должно быть комфортно, чисто и хотелось жить и работать, воспитывать детей. Всё остальное проистекает из этой цели.
— Как вы будете искоренять фразу «Надо валить из Челябинска»?
— Инициативы, идеи, предложения, о которых я говорил в своём выступлении в Заксобрании и в последующих выступлениях, они ровно про это. Всё для человека. Не экономика во главе угла, а человек. Нам нужно сделать места, где живут люди (и не важно, города это или сёла), чистыми, комфортными, удобными. Это с одной стороны. С другой — у людей должны быть условия жизни, возможность заработать, то есть рабочие места, где можно получить достойную зарплату.
Проблема действительно существует. Я знаю, что многие решают ехать в Екатеринбург. Или дальше — в Москву. К сожалению, такая тенденция сегодня действительно существует. Если говорить о 80-х годах, я прекрасно помню, как с Северов и других регионов приезжать в Челябинск было в порядке вещей. Мы переезжали, когда отцу предложили работу на Крайнем Севере. В 80-е квартиры не покупались и не продавались, они обменивались. И в нашу квартиру как раз заехали люди, которые тоже приехали с Севера. То есть они приняли решение жить и работать здесь. Понимаете? Сейчас этого практически не происходит, люди выбирают другие города. И это проблема.
Мы прекрасно знаем, что Челябинск сравнивают с другими городами — Екатеринбургом, Уфой, Тюменью.
— И сравнение зачастую не в нашу пользу…
— Да. А ведь всё вокруг простых и понятных вещей. Я попросил дать мне информацию о среднем чеке. И знаете, за последние три года средний чек значительно упал в обычных, простых кафе. Или если посмотреть на объем жилищного строительства, то да, он в последние годы рос, но в основном за счёт так называемых метров по дачной амнистии. А если говорить о новом комфортном жилье, то цифры-то не впечатляют.
И вот такие простые и понятные индикаторы говорят о том, насколько здесь жить удобно и комфортно. Это всё характеристики того, что люди ногами голосуют против тех проблем, которые их окружают.
«Вы формулируете, будто там есть развилка, строить или не строить ГОК»
— Но нужно признать, что основную роль в желании уехать играет экология. Что уж тут лукавить…
— Вот люди говорят: «Не хочу жить в Челябинске». Или, как вы, употребляют слова: «Надо валить». Мне кажется, вопрос вообще не так стоит. Люди хотят жить в Челябинске, жить в регионе, но не в таких условиях. Я думаю, большинство являются патриотами своего города, своего населённого пункта. Понятно, что сейчас мобильность населения достаточно высокая, люди могут выбирать [где жить]. И это вопрос выбора. Человек всегда стремится туда, где лучше. Нужно, чтобы жизнь в нашем регионе, в Челябинске была лучше, тогда и вопрос так стоять не будет. Мне кажется, что патриотов достаточно, чтобы связывать свою жизнь с нашим регионом.
— Разговоры о том, что надо уезжать из Челябинска, вышли на пик с появлением информации о строительстве Томинского ГОКа. Кажется, что это такая точка невозврата.
— На ваш взгляд, когда это произошло?
— В 2015 году. И подписание Вами проекта на Питерском экономическом форуме в начале июня, конечно, вызывает вопросы. Да, это проект рекультивации Коркинского разреза, но она будет проводиться за счёт направления туда хвостов Томинского ГОКа. То есть де-факто Вы подписали строительство Томинского ГОКа. По крайней мере, воспринимается это так. Давайте будем прояснять Вашу позицию по этому важнейшему для Челябинска вопросу.
— Давайте. Тема Коркинского разреза, она наболевшая. Я же первое, куда приехал [после назначения], это был Коркинский разрез. По тем отчётам, которые я сейчас регулярно получаю, ситуация улучшилась: возгораний стало меньше, там действительно постоянно проходят работы, связанные с локализацией эндогенных пожаров, которые там есть.
Что касается Томинского ГОКа, вы формулируете вопрос, будто там есть развилка, строить или не строить. Он давно строится.
— То есть осенью, как раньше и говорилось, запуск?
— Я не могу точно сказать срок, но там финальная стадия строительства. И та инициатива, о которой я говорил, заключается в нескольких, на мой взгляд, понятных шагах. Первый шаг — это, конечно, прозрачность. Я ведь слышу, в том числе от людей, которых я знаю очень давно, от своих друзей: они просто не понимают, что происходит там, за забором Томинского ГОКа. Поэтому открытость — это вопрос конкретный. Я предложил открыть двери и показать, что такое Томинский ГОК сейчас, чтобы не было никаких сомнений на предмет того, что этот объект представляет из себя физически.
Второе. Вся открытость и прозрачность, она ведь связана не только с Томинским ГОКом. Мы должны знать, какая экологическая ситуация в Челябинске и не только в Челябинске, а везде, где есть определённые проблемы. В том числе за счёт организации дополнительных мониторинговых станций, которые могли бы [работать] в постоянном режиме и даже в режиме онлайн. Собственно, я ставлю задачу, чтобы каждый человек на интерактивной карте в момент видел и понимал, какая экологическая ситуация в городе. Это крайне важно, потому что бывают дни так называемых неблагоприятных метеоусловий. Есть определённые регламенты, как поступать и действовать в такие моменты, но всегда это происходит с задержкой и непонятно каким образом.
Мне бы хотелось, чтобы был абсолютно другой режим. Мы же знаем, если существует какая-то угроза урагана, то МЧС может объявлять об этом [заранее]. Вот мне хотелось бы жить в таком режиме, когда и сами предприятия реагируют до наступления неблагоприятных метеоусловий, снижают выбросы, и люди понимают, что происходит в этой части.
А по Томинскому ГОКу я знаю, что были и общественные слушания, и разного рода экспертизы, они вполне законные, то есть с точки зрения строительства там все необходимые разрешительные документы существуют. Но не хватало одного — некоего общественного согласия на то, чтобы этот объект существовал.
Поэтому сейчас необходимо провести дополнительные мероприятия, связанные с тем, чтобы эксперты, в том числе международные, еще раз проанализировали ситуацию с точки зрения влияния на воздух, воду, землю — в общем, на все последствия деятельности этого предприятия.
— Что это изменит, если вы говорите, что строительство на финальной стадии, а значит вопрос запуска предрешён? Зачем это всё?
— Я не знаю, предрешён или нет. Ещё раз. Я обозначаю вопрос открытости и понятности этого объекта.
— У вас есть рычаги затормозить запуск, если прозвучат негативные заключения?
— Мы начали о шагах. Первый я обозначил — прозрачность и открытость. Второй: я вышел с инициативой создать челябинский ГОСТ, экологический стандарт, суть которого заключается в том, что да, с одной стороны, у нас есть федеральное законодательство, и с его точки зрения все разрешительные документы на строительство были получены. Я думаю, вы это прекрасно знаете. Но с другой стороны, мы говорим о том, что ситуация в городе экологически сложная, потому что существуют действующие предприятия, которые работают. И дополнительное предприятие, которое возникает недалеко от города, несёт, очевидно, дополнительную экологическую нагрузку.
Давайте совокупно, с учётом всех факторов посмотрим на ту ситуацию, которая будет складываться в городе. Я имею в виду в том числе и принятие нового закона о квотировании выбросов. Я говорю о применении наилучших доступных технологий. Давайте ответим на вопрос — там [на ГОКе] наилучшие доступные технологии? Или вообще, какие там технологии? Давайте проведём анализ и пригласим международных экспертов, которые скажут, какова ситуация на самом деле. Давайте посмотрим на эту ситуацию в целом.
Вы говорите о Томинском ГОКе, а я говорю обо всей ситуации в Челябинске — с учётом совокупности всех факторов. И смысл этого стандарта, этого ГОСТа в том, что могут быть приняты общественно согласованные требования к промышленным предприятиям, которые могут быть жестче даже федеральных норм и правил. И те предприятия, которые ГОСТу, стандарту соответствовать не будут, в моём понимании, не должны работать на нашей территории.
А рычагом может быть только суд, единственный законный инструмент. Для его использования нужны серьезные правовые основания, важным из которых может как раз стать региональный экологический ГОСТ.
— В идее этого ГОСТа Вы опираетесь на вопрос нагрузки на атмосферу, а как же озвучиваемые риски в плане воды?
— А я же про это и сказал, что тема воды подлежит отдельному анализу. Безусловно, нужно снять все риски, обсуждая запуск любого проекта, включая Томинский ГОК — в части влияния его в том числе на водные объекты. Это безусловно. Вообще, непонятно, почему эта тема до сих пор не является прозрачной для людей. Вы и многие задают вопрос влияния. Поэтому я и говорю: давайте пригласим международных экспертов, чтобы не было сомнений. И ответим на эти вопросы.
— До запуска ГОКа остаётся буквально 4–5 месяцев. Когда всё это делать?
— Сейчас делать. Я тут три месяца работаю. Если бы я, скажем, тут два года был, вы бы мне задавали этот вопрос. Делать сейчас, начинать обсуждения прямо сейчас.
Кстати, в Златоусте и Миассе из-за неспособности инвесторов доказать экологическую безопасность своих проектов местным жителям областная власть — и я об этом заявлял — имела возможность отказать в разрешении до начала строительства подобных производств.
— Какие-то намётки уже есть? Возможно, общественные группы начали собирать?
—Да, нужно собирать в том числе и общественные группы. Это нужно делать, естественно, до запуска любого предприятия. Я дал поручение проработать этот вопрос и назначить дату первой встречи.
«Мы абсолютно точно будем готовы провести саммиты»
— Вот уже два года только ленивый в Челябинске не упоминает ШОС и БРИКС. Но сами саммиты простых челябинцев мало интересуют, это международное событие воспринимается исключительно как путь к долгожданному преображению города. Вернее раньше воспринималось, потому что сейчас, кажется, совсем ничего не происходит. Вас устраивают темпы подготовки?
— Конечно, было бы неплохо, если бы год назад мы находились там, где находимся сейчас. Скажу объективно и откровенно… Первое, вы абсолютно правы, и ровно так я обозначаю с первых дней своей работы здесь: саммиты — это в первую очередь вопрос подготовки города, это то, что будет для людей. Что конкретно будем делать? Я сейчас не имею в виду строительство отдельных поселков. Вы правы, ни они, ни конгресс-холл «Таганай» никаких эмоций ни у кого не вызывают. Что делается в практическом плане? Мы получим в этом году четыре миллиарда на ремонт дорог. Их уже начали делать. Мы получим три миллиарда на два года на благоустройство Челябинска, и это тоже начали делать. Мы с вами получим новый аэропорт. И не только аэропорт, но и новый аэродром. Думаю, все, кто летают, видят, какая работа ведётся. Там фактически будет новое летное поле, в два раза больше нынешнего, современная инфраструктура. Самое главное, там будет новое навигационное оборудование. На это государство направило 6 миллиардов рублей, плюс инвестор вложил в здание аэропорта еще 6.
Аэропорт будет соответствовать самому наивысшему классу ICAO — третьему. Сейчас пассажиропоток нашего аэропорта — миллион восемьсот с небольшим, а все эти решения приведут к возможности перевозить через наш аэропорт уже три с половиной миллиона человек. Потенциал для развития видите, какой.
— А возвращаясь к благоустройству. На что пойдут эти миллиарды?
— Возвращаясь к благоустройству, дополнительные три миллиарда рублей из федерального бюджета пойдут на общественные пространства, на ремонт фасадов, озеленение, также на набережную, которую мы будем делать у реки Миасс.
— Когда? В кулуарах говорят, что никто ничего не успевает. В какие сроки начнутся работы?
— Как мне докладывает администрация города, конкурс начнёт отыгрываться в начале июля. Знаете, собственно, смена главы города и до этого руководителя управления дорожного хозяйства говорит ровно о том, что нужно было эту работу начинать раньше. К сожалению, её по непонятным мне причинам раньше не начинали.
К примеру, тот конкурс по дорогам, который три месяца переносили, играли с УФАС в пинг-понг. Причём требования антимонопольного ведомства были, на мой взгляд, объективные и здравые, по использованию современных материалов, с соблюдением соответствующего современного ГОСТа. И каждый раз из месяца в месяц конкурс переносился. Создаётся, вообще, впечатление, что это делалось осознанно и специально. Конечно, вы правы, и проекты на благоустройство нужно было сделать раньше. Сейчас мы эту историю исправим. Но уже при новом главе города.
У меня нет сомнений, что мы часть работ по благоустройству сделаем в этом году, и, естественно, часть будет завершена и в следующем. Так что город получит дополнительные возможности и по дорожному строительству, и по благоустройству, и по инфраструктуре, я имею в виду аэропорт. Это действительно те объекты, которые важны, значимы, и если бы не было принято решение по саммитам, то многие из этих мероприятий даже бы не появились. И в этом смысл того, что саммиты будут происходить у нас.
— То есть на сегодняшний день вы не допускаете вероятности срыва проведения саммитов у нас?
— Ещё раз. Мы абсолютно точно будем готовы провести мероприятия саммитов, и мы их проведём.
«В городе заждались главу, который будет доступным»
— Вы затронули тему смены главы Челябинска. Сейчас кресло заняла Наталья Котова. Каким мэром она должна быть или стать, чтобы избавиться от приставки и. о.?
— Мне кажется, что глава должен быть открытым, новым и требовательным. В любой последовательности. Новым, вы понимаете? Я не имею в виду просто фамилию, я имею в виду отношение к работе.
— Назовите пять болевых точек, которыми Наталья Котова должна заняться в первые же дни?
— Надо быть открытым, не чураться общаться с людьми. Этого точно не хватало последним мэрам. Мне кажется, в городе заждались главу, который будет доступным. Дальше нужно элементарно наводить порядок — от того, как функционирует администрация, до порядка во дворах, на улице, на дорогах. То, с чего мы с вами начали, — такая запущенность Челябинска.
Региональные столицы должны выглядеть всё-таки совершенно по-другому. Я на позиции первого замминистра объездил всю страну, и мне есть, с чем сравнивать. Я поэтому совершенно точно могу сказать, что лоска Челябинску не хватает. Общественный транспорт и дороги, мне кажется, это те направления, которые тоже являются достаточно важными для челябинцев. Плюс социальная сфера: нужны новые детские сады и школы. Проблемы остаются.
И здравоохранение. Вы знаете ситуацию, сегодня всё здравоохранение находится в областном подчинении, за исключением челябинского. И конечно, для мэра это отдельная большая самостоятельная задача. В целом могу сказать, что по здравоохранению очень много вопросов — не только в Челябинске, но и в целом по области. Для меня, кстати, это было таким удивлением.
«Можно принимать решения о скоростных трамваях»
— О здравоохранении чуть попозже. А пока давайте всё-таки разберёмся с другим диагнозом — общественным транспортом. Меньше чем через месяц после назначения Вы провели совещание с транспортниками и поручили разработать концепцию развития. Дали на представление плана по выходу из кризиса две недели. С тех пор прошло почти три месяца, транспортная концепция не представлена. Она вообще существует? Если да, то что с ней не так?
— Смотрите. У меня была перепалка с администрацией города. Транспортная концепция создаётся на многие годы вперёд. То есть мы понимаем, что, получив ответ из администрации: «Давайте мы на семь с половиной миллиардов что-то купим», я был не удовлетворён. 1,8 миллиарда [предлагали направить] на долги, которые возникли потому, что организационно всё было не продумано. И, кстати, не факт, что этих долгов не возникло бы заново. Ну и просто [говорили]: «Купим новый общественный транспорт». Мне докладывали, что транспортная модель разрабатывалась, ситуация анализировалась, но в итоге оказалось, что это не так. И этот процесс надо запускать заново. И он уже запущен. Я надеюсь, в ближайшее время мы эту концепцию увидим и приведём её уже в практическое русло.
Мы должны понимать, что тот общественный транспорт, который сегодня функционирует, — это наследие, которое досталось нам, городу. И инфраструктура, и сама маршрутная сеть. Ездят старые трамваи, по старым маршрутам. Трамваи, кстати, самый медленный транспорт в городе, чего в нормальном современном городе быть не должно. Трамваи, на секундочку, должны быть самым быстрым транспортом. Низкопольного транспорта, автобусов, нет вообще. Маршрутная сеть основана на каких-то старых предположениях и не является ответом на ту ситуацию, которая есть сейчас.
Анализ пассажиропотоков, формирование новой транспортной модели, новой маршрутной сети — вот то, что позволит нам заложить основу развития общественного транспорта в Челябинске на достаточно долгую перспективу, на годы вперед. Эти наработки [ранее] делались, но фактически никак не использовались при принятии тех или иных решений. Поэтому первая и, пожалуй, самая важная задача, которая сегодня есть, — сделать модель, оформить эти документы и на их основе принять решение о том, каким общественный транспорт должен быть в будущем.
В частности, у нас с советских времён — спасибо генпроектировщикам, которые тогда работали в городе, — есть трамвайные коридоры и на Северо-Запад, и на ЧТЗ, и на ЧМЗ. То есть, в принципе, при изменении, при реновации инфраструктуры, я имею в виду рельсы, контактную сеть, можно принимать решения о скоростных трамваях. Что существенно изменит ситуацию с общественным транспортом в городе.
— Бюджет готов финансировать скоростные трамваи?
— Необходимо сделать расчеты. Я думаю, в совокупности — и бюджет, и инвесторы, и капитальные гранты со стороны федерального центра. В частности, гранты совершенно точно необходимы на реновацию инфраструктуры, её окупить будет достаточно сложно. А если инфраструктура будет сделана, то приобретение общественного транспорта — это вполне посильная история. Даже без увеличения тарифов. Именно таких решений мне не хватало в ответе от города.
— Мы уйдём от засилья маршруток?
— Мы должны уйти от непрозрачности. Сегодня маршрутки — это непрозрачность с точки зрения налогов и выручки бизнеса. Во всех городах уже существуют электронные формы расчёта, единые проездные и прочие вещи, которые являются одновременно социальными картами и другими инструментами. Нужно уйти от возможности рассчитываться с водителем на месте. Мне кажется, это тоже уже архаичная форма. Нужно посмотреть, какие маршруты в городе должны быть регулируемыми. За так называемые регулируемые маршруты будет платить бюджет как за транспортную работу. И, соответственно, тот, кто владеет этим транспортом, получает средства из бюджета, а от населения за счёт электронных форм расчёта деньги будет собирать специальная организация и передавать их в бюджет. Это всё делает этот бизнес понятным и прозрачным.
И самое главное — транспорт должен быть безопасным, комфортным, экологичным.
«Я считаю, что там ничего рубить не надо»
— Где транспорт, там дороги. В начале нашего разговора Вы упомянули, что на ремонт дополнительно поступят четыре миллиарда рублей. В этом году или следующем?
— Нет, почему? В том числе и в этом году. Мы увеличили дорожный фонд, будем это делать и дальше. Возьмем для примера Челябинск — там рост средств, которые направляются на дороги, с четырех до шести с половиной миллиардов. Растет общий объем средств дорожного фонда. Вы, наверное, помните, одним из первых моих решений было добавить 500 миллионов на ремонт дорог муниципалитетов области, это без учета Челябинска и Магнитогорска.
Мы в целом наращиваем объемы дорожного строительства. Еще одна задача — демонополизировать этот рынок. Нужно улучшить качество работ, применять современные материалы, внедрять контракты жизненного цикла. И конечно, будем заниматься путепроводами и мостами.
— В этом году в Челябинске планируют отремонтировать 18 улиц, не маловато?
— А с чего вы взяли, что 18?
— Это та цифра, которую нам озвучивают мэрия и дорожники.
— Смотрите. Есть несколько источников финансирования. 18 улиц — это магистральные линии, основные транспортные артерии в рамках программы «Безопасные и качественные дороги». Но это не все деньги, которые идут на дорожный фонд. Сейчас администрацией города будет разыгрываться конкурс ещё порядка на 60 дорог — там 700 с лишним миллионов рублей. Есть отдельные развязки, отдельные участки дорог. Троицкий мост — знаменитый, всеми обсуждаемый, и развязка на Братьев Кашириных.
— Троицкий мост… На Дарвина всё-таки будут деревья вырубать? Все уже запутались в жарких спорах — Вы говорите одно, дорожники делают другое, чиновники мэрии комментируют третье.
— Мою позицию я уже высказывал и сейчас могу формулировать совершенно конкретно. Меня лично никто не смог убедить, что дорогу на Дарвина нужно расширить, сделав из четырёх полос шесть. Поэтому я считаю, что там ничего рубить не надо. Там нужно немного расширить дорогу, чтобы было полноценные две полосы. Сделать это можно и нужно без вырубки деревьев. Насколько я понимаю, новая администрация со мной в этом направлении согласна.
«Наши люди всё понимают»
— История с вырубкой деревьев слишком болезненная для нашего города, тут и до народных волнений недалеко. Хотя во время массовых протестов вокруг планировавшегося строительства храма в сквере на набережной Екатеринбурга среди челябинцев звучало много разговоров о том, что наш город заводов выйти на улицы не способен. На Ваш взгляд, Челябинску нужен екатеринбургский уровень свободы, такое право голоса?
— Вы сравниваете челябинцев и екатеринбуржцев. Мне кажется, между нами нет никакой границы в этой части. Как мне видится, в ситуации со сквером есть своя большая история. Много лет там шло обсуждение, где строить или не строить храм. К сожалению, в итоге произошли те события. Это характеризует как раз то, о чём я говорил. Сейчас во многом нужно общественное согласие. Всё может соответствовать федеральным нормам и правилам, каким-то процедурам. Но если нет общественного согласия, то возникает ситуация, когда люди могут выйти на улицу. Важно, чтобы мы работали и понимали, что это согласие необходимо. Мы с вами и экологический момент затронули, это могут быть и какие-то дорожные работы, это может быть что угодно. Такая проблема может возникнуть по любой теме. С тем же журналистом Голуновым — вопрос подлога и несправедливого отношения. Отсюда и выход людей на улицу. Когда вы говорите, что челябинцы — люди, которые в том числе работают в промышленной сфере, поэтому не способны на что-то… Нет, почему? Наши люди всё понимают. И неравнодушных большинство. Дело также в том, что, принимая те или иные решения, нужно исходить из того, чтобы они были понятны людям. Если есть разные мнения — давайте их обсуждать. И для этого существуют различные варианты и площадки.
«Чтобы врачи поехали в деревню, мало дать им 500 тысяч рублей»
— Тренд обсуждения у нас в стране задаёт глава государства. На днях прошла очередная прямая линия с Владимиром Путиным. Челябинская область прозвучала с вопросом о здравоохранении. Если честно, у меня это прямое включение из образцового фельдшерско-акушерского пункта деревни Маук вызвало только возмущение. Вся страна посмотрела, как хорошо у южноуральцев с медицинской помощью на селе. А на деле? У вас не складывается ощущение, что вас подставляют провальной программой по строительству 100 ФАПов, которую вы ранее озвучили после доклада подчинённых из Минздрава?
— Чем подставляют? Названием?
— 100 ФАПов — до конца 2020 года. На данный момент построено пять.
— Подождите. О 100 ФАПах до конца 2020 года я ничего не говорил. Это не соответствует действительности. Действительно, я слышал, что озвучивалась программа про 100 ФАПов. В прошлом году озвучивалось 30 ФАПов — построено два. И это, безусловно, у нормального человека ничего, кроме возмущения, вызывать не может. Я называл другие цифры: исходя из наших возможностей и того, что в области я нахожусь с марта, поставил, скажу честно, сверхнапряжённую задачу (и сделал это осознанно, мне предлагали цифру 13) по строительству 24 фельдшерско-акушерских пунктов до конца текущего года. Мне кажется, это реальная задача, и я получаю каждую неделю по этому поводу отчёты. Её выполнение я держу на личном контроле.
В части 100 ФАПов я говорил до 2024 года. Вообще, у нас 658 ФАПов, из них порядка 130 сегодня не функционируют. В подавляющем большинстве там просто нет фельдшеров. Из 658 будут отремонтированы 80. Еще 20 будут построены там, где мы определили, исходя из необходимости. Главный вопрос функционирования ФАП — это фельдшеры.
У нас в целом острая нехватка кадров. При том, что у нас есть медицинский университет — с хорошей историей, качественной базой, но далеко не все из выпускников в прошлом году пошли работать по специальности. И это врачи — люди, которые осознанно сделали свой выбор. Что с этим делать? Коренным образом менять мотивацию врачей — создавать условия. Если мы хотим, чтобы люди поехали в деревню, мало дать им по программе «Земский фельдшер» 500 тысяч рублей. Ну не едут! Понимаете?
Кстати, в Мауке, по сути, фельдшер — местная, она просто вернулась на работу, это не приехавший человек. Нужно менять подходы и к существующим программам добавлять новые. В своём обращении к Заксобранию я об этом говорил. Говорил о том, что необходимы программы привлечения молодых врачей, врачей узких специальностей, фельдшеров. Да, людям нужно предлагать в том числе жильё. Может быть, мотивировать их на жильё в областном центре, которое они получат, отработав, скажем, три года в деревне. Нужны совершенно новые нестандартные формы. И я надеюсь, что такую программу до 1 сентября мы сформулируем и действительно сможем заинтересовать специалистов. Оборудование, безусловно, важно. Но в первую очередь нужны люди.
У нас трёхуровневая система здравоохранения. Областные и федеральные клинические центры на Южном Урале достаточно неплохие, оснащены современным оборудованием, есть квалифицированные врачи. Со вторичным звеном — районными больницами — дела похуже. Надо обратить внимание на первичный уровень, куда люди приходят в первую очередь. Там также есть проблемы с врачами, общая неустроенность.
Я озвучил инициативу по ремонту входных групп и регистратур поликлиник, введению так называемой бережливой поликлиники. Но без специалистов всё это не будет иметь никакого эффекта.
— Не хотите никаких кадровых решений принять в здравоохранении? Вы вообще пока очень осторожны в кадровых перестановках.
— Вы знаете, что я их не анонсирую. Просто принимаю, когда приходит время.
«В этом году точно будем кататься на лыжах уже здесь»
— Хочу спросить Вас о непопулярной теме. Вы ни разу не высказывались о внутреннем туризме нашего региона. А летом мы о нём вспоминаем как никогда часто. И честно говоря, грустно. У Челябинской области огромный потенциал, край озёр, у нас горы, которые могут стать вторым Алтаем, но бизнес и бюджет почти не вкладываются в эту сферу. Что с этим делать?
— Тема интересная и непростая, потому что любое развитие туризма, особенно у нас, где почти все места являются национальными парками или особо охраняемыми территориями, регулирует федеральное законодательство в части использования таких зон, особенно при большом трафике людей. С одной стороны, на Южном Урале замечательные места — я в детстве с гитарой обошёл все наши озёра — Ильмены, Тургояк, Увильды, Касарги. Спортивные сборы и соревнования проводили в городах области. Был в Сатке, Симе, Чебаркуле, Аше, Троицке, Златоусте, Миассе, где только не был!
Потенциал у региона, конечно, очень большой. В первую очередь нужно ответить на вопрос: как сбалансировать экологические требования с развитием территорий. Если сейчас приехать на какое-нибудь наше озеро, с одной стороны, скажут: давайте построим здесь, допустим, большой центр, с другой стороны, будет означать, что кусочек нашей природы будет более урбанизированным. Это опять к вопросу о согласии людей — это непростое решение.
— Алексей Леонидович, весь наш разговор вы ссылаетесь на то, что ориентируетесь на мнение общественности. Такой подход в некотором роде вызывает настороженность: возникают предположения о ведомости или предвыборном популизме.
— Я хочу, чтобы аспекты любой задачи и про