Самый авторитетный политический журналист Дзержинска Алла ЕГОРОВА: о начале 90-х, нынешнем времени и о себе.

Алла Егорова в журналистике почти тридцать лет – с 1991 года. Она профессиональный политический обозреватель, именно от нее сначала читатели «Дзержинца», а сейчас «Репортера» узнают подноготную тех или иных политических событий.

Ее собеседниками были самые известные люди города и области. Политики побаивались ее острого слова, но уважали и зачастую сами напрашивались к ней на интервью.

Как менялись политика и журналистика за последние три десятилетия? Легко ли было журналистам работать в 90-е годы? Когда власть начала закрываться от прессы? Кто виноват, что чиновники стали относиться к представителям СМИ как к обслуге? Почему журналист Егорова так и не стала редактором «Дзержинца»? Есть ли будущее у политической журналистики в России?

Сегодня Алла Егорова ответила на эти и другие вопросы.

– Алла, ты попала в журналистику случайно или это был осознанный выбор?

– В журналистику меня тянуло с детства, но попасть туда я, провинциальная девчонка из Володарска, считала для себя нереальным. В Дзержинске своих кадров, горящих творческим огнем, было хоть отбавляй.

Но однажды в университете, у деканата своего филфака, увидела объявление, что в неведомую мне газету «Надежда» (была тогда в Дзержинске такая газета, созданная на базе бывшего печатного органа горкома КПСС – газеты «Выбор») требуются журналисты. Увидела и прошла мимо. А вот моя сокурсница Татьяна Нескина тоном, не терпящим возражений, сказала, чтобы я съездила, посмотрела, что это за газета: «авось, приглянетесь друг другу». Приглянулись, но «Надежда» просуществовала недолго.

Ну а потом был «Дзержинец» – с ним связаны пятнадцать лучших лет моей жизни. Пришла я туда в 1993 году. Кстати, «посодействовал» этому в некоторой степени Михаил Сергеевич Горбачев – первый и последний Президент Советского Союза. Именно на встрече с ним в Нижнем Новгороде я познакомилась с заведующей общественно-политическим отделом «Дзержинца» Ольгой Иосифовной Цуккер. Не знаю, чем я ее «зацепила», но она пригласила меня попробовать свои силы в ее отделе. Разумеется, я согласилась, хотя мне и говорили, что Ольга Иосифовна не подарок. Но ведь и я подарком не была.

Работать тогда в «Дзержинце» считалось престижным, а общественно-политический отдел для меня вообще был пределом мечтаний. В те годы ведь жизнь без преувеличения била ключом, кипела. Аполитичных людей практически не было. Одни только выборы – а они проходили практически каждый год – чего стоили! Кстати, это действительно были выборы, а не имитация оных. Причем любого уровня. В ином случае кандидаты в президенты в такой небольшой город, как Дзержинск, разве бы приезжали, с избирателями встречались? А у нас были и Зюганов, и Жириновский, и Явлинский, и Горбачев, и Владимир Рыжков… Ну разве что Ельцин не удостоил своим вниманием Дзержинск.

Сейчас не удостаивает никто. Зачем, если заранее все решено?!

В 90-е к журналистам относились с уважением

– Конец восьмидесятых – начало девяностых считается уникальным для российской журналистики периодом. Как бы ты охарактеризовала то время?

–  Смотря что вкладывать в понятие «уникальность». У каждого времени она своя. Сейчас, на мой взгляд, для журналистики время тоже уникальное. Другое дело – с каким знаком: плюсом или минусом. В те годы было скорее с плюсом. Старшие коллеги говорили о глотке свободы, который они получили с наступлением демократии – так у нас тогда называли то, что творилось в стране. Для меня же это было обычное состояние: я же другой журналистики не знала и не мыслила, так как в советское время не работала. Помню, встречаясь с Владимиром Константиновичем Карповым, который возглавлял тогда Дзержинское управление здравоохранения, мы традиционно приветствовали друг друга. Он говорил мне с издевочкой: «Салют независимой прессе!» Я ему адекватно: «Привет бесплатному здравоохранению!» Знали бы мы, что с прессой и здравоохранением станет через энное количество лет. По сравнению с сегодняшним днем в те годы они действительно были и независимыми, и бесплатными…

А вообще нам, журналистам, работать в девяностые было очень интересно: что ни день – событие. Да, к сожалению, события эти были чаще всего безрадостными – чехарда со сменой директоров на местных предприятиях, постоянные акции протеста, «похороны» то здравоохранения, то образования, нескончаемые, как я уже говорила, выборы, «баталии» случались на заседаниях Думы – но ведь это был наш хлеб. «Дзержинец» выходил тогда четыре раза в неделю, Интернета, сотовых телефонов не было, пресс-релизы нам никто не присылал, так как никаких пресс-служб не существовало…Интервью по телефону, не видя глаз человека, его реакции на тот или иной вопрос, вообще было нонсенсом. Это я к тому, что за каждым материалом приходилось бегать. Но был азарт, интерес к работе, желание во что бы то ни стало найти что-то интересное, неординарное.

И удавалось, потому что у каждого журналиста были свои информаторы. Да и позвонить напрямую тому же мэру, председателю Думы – я говорю о своей тематике – тогда не представляло труда. А уж у начальников управлений, отделов той же администрации мы были если и не очень желанными, то постоянными гостями. Возможно, еще по инерции от предыдущих советских лет, когда журналистика была уважаемой профессией, но и в девяностые люди, в том числе чиновники, относились к нам с уважением. Это проявлялось даже в мелочах: приходишь в начальственный кабинет – тебе тут же предлагают чаю. Хотя может быть, просто в чиновничьих кабинетах работали тогда люди дрогой формации, другого воспитания. Но любой комментарий мы могли получить без проблем сразу: никакие пресс-службы или кто-то там еще на пути к прямому общению между журналистами и чиновниками не стоял. В итоге информация в газете всегда была оперативной.

Не было тогда заведено и того, чтобы к интервью заранее высылали вопросы. Общались «с листа», экспромтом – и никто этого не боялся, никого это не напрягало. Сейчас же до смешного доходит: даже к интервью в рубрику «За рюмкой чая» пресс-службы требуют предварительно высылать вопросы… Вы можете себе представить, чтобы тот же мэр или его заместитель не знал, когда они родились, какие книги любят читать, о чем мечтают?

– Однако многих журналистов стали упрекали в злоупотреблении свободой: мол, пишут ерунду, не разобравшись в теме. Согласна с таким утверждением?

– Я же работала в газете со старыми традициями и опытными кадрами, у которых была хорошая советская выучка. Они не позволяли ни себе, ни нам, молодежи, писать о чем-то, не вникнув в тематику.

При этом «Дзержинец» был независимой газетой. Его «хозяином», когда я туда пришла, был уже трудовой коллектив, поэтому свободы нам хватало и мы ей пользовались, но про журналистскую этику не забывали.

Не хотела превращаться в посредственного редактора

– Алла, как считаешь, почему «Дзержинец» не смог выжить в новых рыночных реалиях?

– Это для меня до сих пор больная тема, и, думаю, нам ее лучше не касаться. В том числе и потому, чтобы ненароком не навлечь беду на «Репортер» и не спровоцировать повторения им судьбы «Дзержинца». Вы же не хотите потерять работу?!

– Да, не хотелось бы. А все-таки вопрос в продолжение темы. Я слышала, что тебе предлагали возглавить «Дзержинец», а ты отказалась, почему?

– Что касается редакторства… Да, предложения возглавить «Дзержинец» мне от его учредителей поступали не раз. Но я никогда не рвалась в какие-либо начальники, меня это не привлекало. Я по натуре одинокая волчица и ощущение свободы и внешней, а главное, внутренней, для меня очень много значит.  А чем выше занимаемая тобой должность – тем меньше у тебя свободы, независимости, даже уже потому, что ты отвечаешь не только за себя, но и за людей, а стало быть, вынужден поступать более осмотрительно, осторожно…

Помню, чтобы задеть меня за живое, один из учредителей говорил, что у меня нет амбиций, честолюбия. Вот уж неправда так неправда. Этого у меня было через край, но для их удовлетворения мне не требовалась начальственная должность. Я была в те годы достаточно сильным и уважаемым – да от скромности не умру – журналистом, меня знали практически все руководители Дзержинска, многие местные политические «действующие лица» сами напрашивались ко мне на интервью. Меня это вполне устраивало. А превращаться из хорошего журналиста в посредственного редактора… Зачем? Чтобы попробовать спасти «Дзержинец»? Я не обольщаюсь на этот счет. Его бы не спас никто, потому что те, от кого зависело, быть ему или не быть, в предложении «казнить нельзя помиловать» запятую давно поставили после первого слова.

– Если сравнивать те времена, когда ты начинала работать, и нынешние, что больше всего изменилось?

– Помню, когда после достаточно продолжительного отсутствия я возвращалась в профессию, некоторые действующие журналисты говорили мне, что я не смогу работать в нынешних реалиях, потому представители власти относятся к нам как к обслуге.

Я считаю, что к каждому человеку относятся так, как он позволяет к себе относиться. И если ты берешь интервью у того же депутата, идя у него на поводу, подыгрывая своими вопросами, то нечего и удивляться, что тебя считают обслугой. Я, например, не почувствовала, что те же Носков, Попов считают меня обслугой, хотя, в принципе, я их своим вниманием и не балую, и вообще не суечусь в коридорах власти.

Мне могут возразить, что, мол, есть заказные материалы и тут хочешь не хочешь, а надо играть по правилам заказчика. Я сейчас заказных материалов не пишу, но раньше приходилось работать на выборах на того или иного кандидата, и говорю вам с полной ответственностью: даже на заказ можно работать, не теряя своего лица, ведь острыми, провокационными вопросами собеседника куда проще расположить к избирателю, если, конечно, он достойно ответит на них. Но и тут, конечно, много зависит от профессионализма журналиста.

– Но, согласись, добывать информацию стало труднее.

– Чем больше «посредников» между журналистом и человеком, от которого он хочет информацию получить, тем сложнее. Сегодня посредников в структурах власти немерено и, увы, не все они по каким-то причинам работают оперативно.

Помню, в Заксобрании, а потом у губернатора Шанцева был пресс-секретарь Роман Скудняков – вот у кого не мешало бы поучиться многим нынешним пресс-службам.

Такого не было даже в советские времена

– Согласна ли ты с мнением, что власть – и федеральная, и местная – становится все более закрытой?

– На мой взгляд, она таковой начала становиться с начала нулевых: по шажочку, по шажочку и пришли к тому, к чему пришли!

Читатели нас иногда упрекают в том, что не реагируем на те или иные злободневные процессы, темы. Мы бы рады… На днях хотела взять интервью у руководителя одной из структур, деятельность которой в нынешних условиях наверняка заинтересовала людей. Созвонились, договорились. Через день мне этот руководитель перезванивает и говорит: «Извините, но в нашем областном управлении мне сказали, что сначала вы должны получить разрешение на интервью и согласовать вопросы с их пресс-службой, а иначе я могу получить по шапке». В таких условиях власти, чиновники местного уровня, даже пожелай быть открытыми, доступными, – им не позволят это сделать вышестоящие товарищи. Обложили тотальным контролем. Такого даже в советские времена, по-моему, не было. Вертикаль выстроена четкая, попробуй уклонись… Не завидую я нынешним чиновникам: низвели их до каких-то марионеток, права голоса совсем лишили.

Кстати, сейчас даже профсоюзы от разговора о проблемах отказываются, а уж им-то сам Бог велел. Думаю, это по причине тотального контроля сверху.

– Мешают ли тебе в работе всевозможные ограничительные законы, например, так называемый закон о фейках? Они влияют на твой уровень самоцензуры?

– Мне в работе мешает разве что нынешнее выборное законодательство: оно связывает журналистов по рукам и ногам, не позволяет нормально знакомить людей ни с ходом избирательной кампании, ни с кандидатами куда-либо.

А самоцензура, внутренний редактор всегда со мной. Причем чем дальше, тем голос этого редактора звучит все громче. Нет, дело тут не в каком-то страхе, просто с возрастом становишься терпимее и желание увидеть даже в несимпатичном тебе человеке хорошее, разобраться в мотивации его поступков превалирует над желанием просто «напинать» по нему. Одним словом, старею.

– Алла, как считаешь, меняется ли отношение к журналистам со стороны общества?

– Конечно. Как и отношение журналистов к обществу. Все взаимно: какова любезность, такова и благодарность. По-моему, даже в советское время, когда вся пресса была напрямую зависима от органов власти, на телевидении и в газетах столько времени и места славословию в адрес власти не уделялось. А вот о простых людях, их проблемах рассказывалось куда больше.

Хотя видишь, какой парадокс: власть-то нам взаимностью не отвечает.

Больше всего на меня серчал Илья Поляшов

– Среди твоих собеседников были самые известные в городе и области политики. С кем из собеседников у тебя сложились наиболее конструктивные отношения?

– Мне грех обижаться на политиков, с которыми сводила судьба. В душе некоторые из них меня недолюбливали и нередко редакторам высказывали свое «фи» в мой адрес, но в интервью, комментариях по самым злободневным вопросам никто никогда не отказывал, и я за это им благодарна. Из мэров Дзержинска, начиная с Виктора Сопина и заканчивая Виктором Портновым, у меня не было конструктива, пожалуй, лишь с Бриккером – просто потому, что у нас с ним не было вообще никаких взаимоотношений, его деятельность курировал другой журналист.

Из председателей Думы… Больше всех на меня серчал Илья Поляшов, даже вступал в переписку через газету, защищая честь мундира возглавляемого им органа власти, но при этом всегда охотно шел на живой диалог.

Из областных политических деятелей одним из моих любимых собеседников был губернатор Борис Немцов. С ним можно было говорить на любую тему. Мы в «Дзержинце» тогда в каждом последнем годовом номере газеты делали шуточные интервью с представителями власти, рожденными под знаком уходящего и наступающего года. Так вот, Борис Немцов родился в год свиньи и без проблем согласился дать интервью, как представитель этого знака. Кстати, Валерий Шанцев тоже родился в год свиньи, но о том, чтобы ему сделать аналогичное предложение, мне даже в голову не могло прийти. Правда, «за рюмкой чая» мы с ним встречались, когда я уже работала в «Репортере», и, знаете, он оказался интересным откровенным собеседником с хорошим чувством юмора.

– А кого из героев своих публикаций ты вспоминаешь с теплотой?

– Знаешь, мне дороги все мои герои. Не будь мне интересны эти люди – я бы о них и не писала. К сожалению, некоторых уже нет в живых: Юрия Вячеславовича Герлецкого, Валентина Васильевича Гузеева, Александра Сергеевича Климова, Геннадия Тимофеевича Зорина…

Не идет молодежь в нашу профессию

– Есть мнение, что журналистика после появления Интернета и блогеров является вымирающей профессией. Согласна ты с этой точкой зрения? Каково, на твой взгляд, будущее нашей политической журналистики?

– Какая же это вымирающая профессия, если даже в таком относительно небольшом городе, как наш Дзержинск, выходит три газеты, претендующие на «звание» общественно-политических?! А еще есть и телевидение!

Хотя если посмотреть на средний возраст местных журналистов, то становится грустно: свежей крови практически нет. Не идет молодежь в нашу профессию. «Нервов много, а денег мало, – сказал мне на днях один выпускник журфака. – Журналистика же сейчас – одна из самых низкооплачиваемых профессий. Не платят тому, кого не уважают, и кто не уважает себя». Вот так вот, Наташа!

А политическая журналистика? Многое будет зависеть от журналистов, занимающихся ей. От их жизненных принципов или же… беспринципности.

Наталья ПАНКРАТОВА.