От участия в разрешении нынешней беды тоже уклоняются многие. Эта тема, прямо скажем, не самая популярная.

Спрашиваю у одного из обмененных, вернувшегося из украинской тюрьмы на родину: что у тебя здесь осталось? «Ничего, никого, пусто, квартира продана». — «Что дали?» — «Ничего. Сказали: ноги есть, руки есть, сам ищи работу, снимай комнату».

И так, похоже, у всех.

Никакой поддержки. Почему? Конечно, из-за патологической начальственной чёрствости.

Но гораздо важнее — вырваться на свободу. Вырвать.

Эта статья — часть борьбы за людей, которые ощущают себя забытыми. Их надо побыстрее освободить. А если не побыстрее, тяжёлая их неволя может затянуться ещё на годы.

Долгожданный обмен, состоявшийся между Россией и Украиной, по-прежнему широко обсуждается. Потому что возникла надежда на завершение смертоубийства. А ещё теперь каждый день из разных источников всплывает информация о возможности нового обмена.

Круто, что освобождён Кирилл Вышинский. А вот другие, за кого боролись и кто не настолько на слуху.

Евгений Мефёдов. В 2012-м приехал из Москвы в Одессу к любимой девушке. Из дома профсоюзов 2 мая 2014-го в ожогах попал в реанимацию и затем за решётку. Повод — найденный при нём российский паспорт. С тех пор он, выживший, непрерывно сидел. Его освобождали суды за отсутствием состава преступления, но обратно запихивала в клетку ярая толпа.

Мы переписывались, я говорил о Евгении везде, где мог, и теперь встретились в центре Москвы.

— Сколько вы отсидели в общей сложности?

— 5 лет, три месяца и сколько там дней, я не считал.

— Я так понимаю, вас несколько раз освобождали, но…

— Если быть точнее, то семь.

— Семь раз освобождали?

— Да. Но естественно сразу же закрывали обратно националистические группировки. Моей единственной виной был российский паспорт. Который до сих пор не вернули. Он остался там, у СБУшников… То есть меня отдали сюда, на родину без документов. Я считаю, что всех надо оттуда вытаскивать. Всех абсолютно.

Ещё одна моя встреча с Игорем Кимаковским, университетским педагогом из Питера. Приехал на Донбасс, в Дебальцево с гуманитарной помощью, и понял, что должен помогать этой земле постоянно.

— Я понял всю трагедию этого города. Это разрушенная 6-я школа, в которую попал «Ураган… И я в конце урока задаю вопрос: «Ребята, а кто был под обстрелами?» Практически сто процентов ребят подняли руки вверх. После этого я и остался…

Однажды навигатор завёл его на украинский блок-пост. Дальше — арест и истязания.

— Да было всё. И били, и пытки, и пакет на голове, и вода, и электричество, ну было всё. Сломался, честно, на воде. Когда начали проливать воду, такое ощущение складывалось, что у меня лёгкие лопаются. Раз в полгода у меня бывают приступы: я не могу дышать, то есть ночью просыпаюсь и дышать не могу. В тюрьме я познакомился с очень выдающимся человеком. Это отец Никон. Его взяли тоже по нашей статье только за то, что он отпевал ополченцев. Так получилось, что я находился в подвалах СБУ, когда его пытали. И он после всего этого вышел с добрым лицом, с улыбкой и сказал: «Братья, здравствуйте! С праздником вас!» Незримая его поддержка была всегда рядом с нами.

— А всех политических пытали?

— Ну скажем так: в 14, 15, 16 году всех. Кто мы были: преподаватели, врачи, водители, шахтёры, инженеры… Мы пели «День Победы», и это слышал весь Бахмут. Все вместе…

— Вся тюрьма слышала?

— Вся тюрьма слышала. Мы вышли гулять в одно время, находились в это время в разных двориках, и синхронно начали петь песню, и насколько я знаю, её слышали даже за пределами тюрьмы. Победа — это когда у тебя появилась какая-то ниточка новая с Родиной, с другом, с родными, с детьми. Вот Родина — когда о тебе думают, о тебе не забывают. У меня в субботу у сына была присяга. Он у меня стал в этом году кремлёвским курсантом. А второй сын у меня тоже растёт защитником Отечества, он учится в суворовском Санкт-Петербургском училище. Я когда вышел из самолёта, нашёл берёзу, и просто прикоснулся к ней руками. Для меня личной трагедией стала судьба Руслана Гаджиева, нашего парня, добровольца… В бою он из наших ребят остался один живым. Он был в первоначальных списках на этот обмен. И я бился за него до последнего момента, и даже для себя рассматривал возможность остаться вместе с ним, то есть вернуться назад в тюрьму буквально до вылета. Он сейчас в очень подавленном состоянии, но мне удалось ему уже передать привет. Для меня важно, чтобы все наши ребята, которые остались, были дома в этом году.

Такой разговор.

Здорово, что состоялся обмен. Но каково слышать ликующие вопли: «Ура! Все узники свободны!» — тем, кто в неволе? Заметьте, о них помнят и беспокоятся освобождённые.

Сколько народу в застенках в результате гражданской войны?

Говорят о тысячах. Верны ли такие цифры? Не уверен.

Иногда впечатление, что кому-то удобно отмахнуться: «Да ну, их там тысячи», чтобы не считать и не помогать. Или — «Да ладно, новых похватают»… В любом случае надо собирать информацию про каждого и всех спасать. Чувствую это прямой своей обязанностью.

Вопрос жизни человека — освобождение 85-летнего харьковского учёного и преподавателя Мехти Феофановича Логунова, осуждённого на 12 лет будто бы за организацию «вооружённого подполья». Старика-интеллигента подвергли пыткам и издевательствам.

Публициста, тоже из Харькова Игоря Джадана в отместку за его причастность к русской весне похитили и избили до полусмерти. В состоянии комы Игоря удерживали в больнице под чужим именем, три недели скрывали от родных, прежде чем официально взять под стражу.

Томится в лагере с огромным сроком Лариса Чубарова, координатор медицинской службы харьковского Антимайдана.

Недавно прочитал страшное, пропитанное болью письмо из заточения арестованной в Днепре Дарьи Мастикашевой, чемпионки по восточным единоборствам, которую арестовали как «агента Москвы». Её часами душили пакетом и избивали до потери сознания.

По-прежнему сидят люди в Одессе, выжившие 2 мая на Куликовом Поле и потом объявленные диверсантами-подпольщиками.

Отец и сын Руслан и Владислав Долгошеи, Николай Селятенко, Олег Мазур провели в тюрьме уже больше 4 лет. Других их сотоварищей осудили на большие сроки. Так Константин Калашников получил 13 лет. Ещё одна группа. Екатерина Фотьева, Александр Шевцов, Игорь Удовенко, Евгений Подмазко.

Много имён? Чересчур много? Важно, что эти имена звучат. Написаны чёрным по белому. Должны звучать постоянно и должны быть в списках на обмен.

Больше 4 лет пребывает в темнице уроженец Одессы Николай Казанский, просто ходивший на русские митинги и взятый вместе с единомышленниками. Брат актрисы Нонны Гришаевой, которой воспрещён приезд в родной город.

— Он был арестован в июне 15-го, то есть уже 4 года, — рассказывает мне Нонна. — Сидит без суда. Суд всё время откладывается. Их пытали. И пакеты на головы надевали, и били. Пытались таким образом выбить показания. Просто необходимо достучаться, был хороший фильм «Достучаться до небес», вспомнилось почему-то, достучаться до людей, которые действительно могут помочь в этом вопросе, чтобы наших мальчиков, наших ребят вытащить оттуда… Надо бороться за своих.

И о донбасских пленных. Написала мне одна из близких одного из заключённых.

«Несколько дорогих мне людей обрели свободу и вернулись к своим семьям. Спасибо. Но вернулись не все. Очень прошу — ​помогите оставшимся. Со своей стороны передаю список граждан Российской Федерации, которых предполагалось освободить ещё во время обмена 2017 года и так и не состоявшихся последующих этапов. Все эти люди должны быть освобождены без всяких условий, поскольку были верифицированы и утверждены ещё тогда».

И приложен список из ополченцев с подробными биографиями. Всем железные приговоры — минимум по 13 лет.

Годами ждёт обмена Олег Даронин, доброволец из Нижневартовска, попавший в плен на Луганщине и обитающий в Городищенской колонии под Ровно.

А есть ещё юный Сергей Петров, тоже доброволец. Его похитили, обкололи психотропными веществами, сейчас он тяжело болен, находится в заключении в районе Житомира. Родных у него нет, и хлопотать за него некому.

Пишу это, и ловлю себя на том, что — чего уж там, слишком многим всё по барабану. Отдельная мучительная судьба пленного тонет в потоке новостей, меркнет, растворяясь в колоссальном списке убитых и изувеченных. И даже моё сопереживание отдельно взятому страдальцу может показаться бессильным и нелепым, а значит, невзаправдашним, юродским что ли.

А ведь эти люди достойны внимания, сострадания, заботы, тепла со стороны России.

Для миллионов именно такие люди (по убеждению сердец) — лидеры «русского мира».

Кто они вообще лидеры общественного мнения и какими качествами должны обладать?

Из новостей: в Москве запущен проект «Завтрак с наставником», автором которого стали победители конкурса «Лидеры России» — клуб «Эльбрус». Название высочайшей горы Европы не просто красивость. Её покорили недавно участники клуба, а заодно спасли 17-летнего подростка из Вологодской области. Он попал в пургу, потерялся и лежал, почти простившись с жизнью. А одна из восходивших рассказывает, что всё время читала про себя стихотворение Блока «Скифы» и оно ободряло её в пути.

Участниками первого «Завтрака с наставником» стали 26 победителей конкурса, представляющих разные регионы страны. Этот самый «Завтрак с наставником» является новым форматом встреч с руководителями высокого уровня, во время которых появилась возможность задать вопросы, «интересные как для личного и профессионального роста, так и для регионов, представленных участниками».

Читаю (что ж, всё неплохо), а сам думаю: а тот же Игорь Кимаковский, который помогал разорённому Донбассу и прошёл адский плен, не заслуживает ли быть наставником волонтёров, разве он испытал меньше, чем вскарабкавшиеся на гору? Те, кто под обстрелами возили продукты и лекарства детям и старикам — разве не лучшие?

Почему одновременно с поддержкой отдельных отважных людей, других, чья поддержка напрашивается, стыдливо не замечают, бросают на произвол тюремщиков?.. И как в таком случае — если нет обратной связи с обществом, в том числе, патриотической его частью — избежать фальши и показухи?

Мы живём во времена бутафории. В то время, когда пафосные осуждения войн, зверств и лицемерия минувшего века кажутся всё более наигранными. Допустим и в ином масштабе, хотя как знать, мы малодушно миримся с войнами и изуверствами, ложью и унижением человека. Одна жестокость легко опровергается примером другой жестокости, и становится как бы не бывшей, отменённой, и так в итоге оправдывается любая подлость. И тогда белый свет застилает равнодушие, иногда подкрашенное злорадством, мол, поломали судьбу, значит, сам напросился.

На самом деле, всё не столь скверно и уныло.

Оковы тяжкие падут,

Темницы рухнут — и свобода

Вас примет радостно у входа,

И братья меч вам отдадут.

Людей приучают к бесчеловечности как норме, а им хотелось бы другого. Знать имена и истории наших, головы сложивших и в неволе томящихся, вызволить пленных, встретить, обнять… Это можно окрестить инфантильной правозащитой или утопическим патриотизмом, но по мне, это основы живого государства, которое своих не бросает. Это и есть национальное самосознание, а иначе пусто и темно — дунь, плюнь, и словно ничего и не было.

Обмен всех на всех — реальный противовес ощущению всеобщего обмана. Будем же биться за вызволение тех, кто оплатил верой и судьбами словосочетание «русский мир».

Вспомните, как шумно и страстно ратовали за свободу Савченко или Сенцовавезде и всюду общественные деятели, которые, прямо скажем, прохладны к горю арестантов противоположного толка. Но надо называющим себя русскими патриотами не кривиться на этот активизм, а самим быть не глупее и не слабее.

И пора бы не бросаться абстрактными цифрами заключённых, а создать сайт, карту неволи, где будут скрупулёзно собраны данные каждого из них.

Надеюсь, эти люди скоро дождутся свободы.