Альтернативная мода СССР: когда опилки стали haute couture
Есть показы, о которых говорят годами. А есть те, после которых билетерше ломают ребро. В конце 1980-х на Кузнецком Мосту в Москве случилось именно такое событие. Зрителей было столько, что дирекция пребывала в ужасе, а альтернативная Москва — в бешеном восторге. Очевидцы вспоминают: «Все три видеокамеры в Москве были в тот момент там». Три видеокамеры на весь город — это не метафора, это реальность конца восьмидесятых
Перестройка породила невероятную волну творчества, когда мода перестала быть про одежду и стала про высказывание. Середина и конец 1980-х — редкий момент в истории, когда альтернативное искусство использовало советскую и революционную эстетику без иронии. Заново открытый русский авангард оказал огромное влияние на дизайнеров, и они вдруг поняли: можно брать эту эстетику всерьёз, не стесняясь и не извиняясь.
Это была эпоха, когда мода существовала вне системы. Дуэт «Ла-Ре» определял свой стиль как «гламурный панк» и делал аксессуары из вещей, раздавленных трамваями. Не для красного словца — буквально собирали на рельсах то, что осталось после колёс, и превращали в украшения. Использовали опилки от ДСП для декора. Показы обставляли как театральное действо, где одежда была лишь частью перформанса.
Братья Полушкины, технари по образованию и фанаты русского рока, создали коллекцию «ФашFashion» с антифашистским посылом. Андрей Бартенев показывал гигантских людей-фруктов и людей-подводные лодки, определяя своё творчество как костюмированный перформанс, а не дизайн. Его «Фауст» с громоздкими скафандрами стал визитной карточкой эпохи и открыл ему двери в Европу, где он работал с режиссёром Робертом Уилсоном.
Александр Петлюра организовал сквот на Петровском бульваре — «Заповедник искусств», ставший легендарным арт-пространством. Его музой была 74-летняя Бронислава Дубнер (Пани Броня), единственный жилец с пропиской в расселённом доме. Петлюра таскал её по сцене в костюме русалки. И эта история закончилась триумфом: в 1998 году Пани Броня в свои 74 года завоевала титул «Альтернативная Мисс Вселенная» в Лондоне и попала в книгу «Самые эпатажные личности XX века» рядом с Сальвадором Дали, Ниной Хаген и Бой Джорджем.
Важно понимать контекст. Советская модная система существовала с хроническим отставанием от Запада — и это было не случайностью, а структурной характеристикой. Громоздкая ведомственная система пыталась планировать то, что по определению не поддаётся планированию. Непредсказуемый характер моды принципиально противоречил рациональным законам плановой экономики. В СССР создали «тяжёлую индустрию моды» с директорами домов моделей, художниками-модельерами и манекенщицами, работавшими в условиях дефицита и бюрократических ограничений. Главное противоречие так и не разрешилось — между идеологическим контролем и индивидуальным самовыражением через одежду.
И вот на этом фоне дефицита появилась альтернативная мода, которая превратила нехватку в творческое преимущество. Нет качественных тканей? Используй винтаж с барахолок. Нет доступа к модным материалам? Делай из опилок. Нет возможности шить по западным лекалам? Придумай своё. Когда нет ничего, можно делать всё — именно эта логика питала движение.
Катя Микульская, студентка МАРХИ, создала коллекцию Viva la Revolution, переосмысляющую революционную эстетику. В 1989 году уехала в Берлин, где училась у Вивьен Вествуд, открыла магазин в центре города и работает дизайнером до сих пор. Елена Худякова из номенклатурной семьи обращалась к работам Надежды Ламановой и переосмысляла костюмы авангарда. Её дизайны с иронией по соц-арту публиковал британский журнал The Face. Катя Филиппова демонстрировала в Нью-Йорке чёрный кокошник с вышитыми серебром тремя двуглавыми орлами. Это не была стилизация под народное — это было серьёзное художественное высказывание.
Западные кутюрье заметили феномен и отреагировали мгновенно. Вивьен Вествуд, которая была уверена, что в стране серпа и молота не может быть моды по определению, приехала в Москву в 1989 году на Неделю британской моды — и ошарашенно обнаружила, что может. Йоджи Ямамото устраивал специальные показы на Петровском бульваре, в эпицентре либеральной московской модной толпы. Пако Рабан, Зандра Роудс и Жан де Кастельбажак приезжали на рижскую «Ассамблею неукрощенной моды», организованную латвийским дизайнером Бруно Бирманисом. К середине 1990-х там показали коллекции более 150 дизайнеров.
Перестройка вызвала оглушительный успех у иностранных журналистов. Всё альтернативное искусство, включая моду, пользовалось огромным интересом. Российская альтернативная мода стала символом меняющегося времени и брендом перестроечного СССР за границей. Романтичная в своей аматорскости поначалу, к концу периода она создавала авторские коллекции, востребованные среди мировых профессионалов. Андрей Бартенев стал частым гостем в Британии и Франции.
Историк искусства Юлия Лебедева определяет альтернативную моду перестройки как уникальный момент, когда дизайнеры и художники «варились в одном котле», предвосхитив популярные модно-художественные коллаборации 2000-х. Музыканты одевались как супермодели, модельеры расцвечивали всю тусовку. Рок-культура, андеграунд и официальное искусство перемешались в один коктейль. Группы «Кино» и «Звуки Му», иностранные кутюрье с мировыми именами, художники-авангардисты — все оказались в одном пространстве, и это пространство взорвалось креативом.
Площадками для этого взрыва стали клубы Manhattan Express, «Птюч», «Эрмитаж», «Титаник» сквот «Третий путь». Журнал «Птюч» публиковал отчёты о работе российских дизайнеров. Появились первые фотографы отечественной моды: Фридкес, Королёв, Косоруков, Борисов. Это была инфраструктура, созданная не сверху, а снизу, из энтузиазма и веры в то, что всё возможно.
Потом это закончилось. К концу 1990-х большинство дизайнеров ушли из моды. Катя Филиппова вернулась к живописи, сказав: «Это было, пожалуй, лучшее время. Тогда было очень интересно жить, гораздо интереснее, чем то, что сейчас происходит в нашем искусстве». Дуэт «Ла-Ре» распался, девушки сменили сферу деятельности. Гарик Асса трагически погиб в 2012 году. Эффектные образы не вошли в широкое употребление. Детская наивность, блёстки и эпатаж утратили магическую силу, перекочевав из арт-пространства на дискотеки и в клубы 1990-х.
Альтернативная мода перестройки осталась в истории скорее как перформанс, чем как дизайн. Это был синтез искусства и моды вне коммерческих механизмов — и именно поэтому долго не протянул. Сложность монетизации экспериментальных концепций без спонсоров убила движение быстрее, чем изменившаяся мода.
Постсоветская эстетика вернулась на мировые подиумы в 2010-х с Гошей Рубчинским и Demna Gvasalia (Vetements, Balenciaga), но это была совсем другая история. Романтизация уличной культуры 1990-х, а не продолжение безбашенности и витальности перестройки. Там была ирония и ностальгия. Здесь была искренность и вера.
Многие эксперименты той эпохи предвосхитили современные тренды: деконструктивизм, переосмысление культурного наследия, слияние перформанса и моды, использование неожиданных материалов. Но главное — альтернативная мода показала, что мода может быть мощным средством культурного комментария, способом говорить о свободе, переменах и честности. Даже если это длится недолго. Даже если заканчивается сломанным рёбром у билетерши и возвращением к живописи. Это был момент, когда блёстки действительно были революцией.