Молодые театральные режиссеры, за которыми стоит следить в 2025 году — часть II
Молодые режиссеры всегда задают новые тренды в театре. За их спектаклями следят и с нетерпением ждут свежих премьер. Кто-то только вступает на большую сцену, а кто-то уже имеет настоящие фан-клубы. Недавно «Сноб» рассказывал про Полину Кардымон, Сашу Золотовицкого, Ярослава Жевнерова и их коллег. А вот еще четыре многообещающих авторах, на работы которых точно стоит обратить внимание.
Андрей Маник
После обучения в ГИТИСе в Мастерской Евгения Каменьковича и Дмитрия Крымова Андрей Маник вместе с однокурсниками Владимиром Комаровым и Гошей Токаевым основал независимое театральное объединение «Озеро». Хотя команда работает слаженно, поддерживая друг друга в проектах, Маник выделяется своим особым почерком. Не так важно, где проходит его премьера — будь то студенческий спектакль в стенах ГИТИСа, где Маник остался преподавать, или постановка в модном московском театре «Пространство Внутри». Интерес к его работам остается одинаково высоким, несмотря на то что в первом случае заняты студенты, а во втором — актеры состоявшиеся. С режиссером уже работают Максим Виторган, Мария Смольникова, Светлана Иванова, Ольга Лерман, Таисия Вилкова, Инна Сухорецкая, Александр Моровов.
Маник наследует крымовской стилистике, когда театр рождается на сцене не из холеной эстетики, заученного до запятой старого текста и правильной геометрии мизансцен, а из творческого хаоса, который равнозначен истинному вдохновению. У зрителя практически всегда возникает (ложное) ощущение, что спектакль сложился буквально за считанные минуты до его прихода в зал — настолько силен дух импровизации. Это тот непознаваемый тип театра, когда сначала очень смешно, а потом горько, но и щемяще нежно, несмотря на суровый порой мужской юмор. Хрестоматийные произведения актеры часто «пересказывают своими словами», отчего появляется особый комический эффект. При этом стиль балагана сочетается с очень серьезными высказываниями: про тиранию (шекспировский «Ричард»), про жизнь на краю апокалипсиса («Три сестры»), про бедное родное отечество («Мертвые души»), про детство на фоне военных действий («Ганмухури» по мотивам произведений грузинских и абхазских авторов). Режиссеру удается говорить о сложных темах с помощью неожиданных сценических метафор, которые врезаются в память.
Филипп Гуревич
Гуревич уже достаточно известен в столице и имеет за плечами немало постановок в ведущих театрах России. Он лауреат премии театра для детей «Арлекин». Его спектакли неоднократно входили в лонг-лист «Золотой маски».
После окончания Щепкинского училища Филипп решил продолжить путь в режиссуре и поступил в ГИТИС к Олегу Кудряшову. Его творческий почерк несет в себе узнаваемые черты этой школы, такие как новаторство формы. Гуревич заинтересован в игровом театре и каждый раз практически оглушает зрителя на всех уровнях восприятия — от очень и очень ярких и насыщенных оттенков или «перебоев» светотени в сценографии до непрерывного полотна саундтрека. Эмоциональный музыкальный и звуковой ряд в спектаклях Гуревича всегда поддерживает действие. Актерам режиссер часто предлагает существование на грани эксцентрики, при этом в сочетании с реалистическими сюжетами, за которые он берется, на выходе рождается удвоенный эффект культурного шока.
Так было в «Ленинградских сказках» РАМТа — сталинские репрессии показаны глазами детей и через их путешествие в загробный мир. Так было в Новокузнецком драматическом театре — пьеса Анастасии Букреевой о гибели шахтера в «глубинной России» поставлена в духе нуар-фильмов, и кровь в спектакле «смешивается» с углем.
Одна из тем, которая волнует режиссера больше всего, словно родом из детства, — это подростки и их отношения с миром. Один из первых спектаклей Гуревича «Мам, а кто это на фото?» театра «Современник» и фонда «Дом с маяком» был о подростковом бунте, в нем были использованы документальные свидетельства родителей. Недавней его премьерой на эту тему стал «Сато» в Театре Наций — о маленьком мальчике, который решил, что он пленный контр-адмирал из внеземной цивилизации.
Лиза Дороничева
Лиза Дороничева из Петербурга. Впервые в Москве о ней заговорили, когда, выиграв конкурс дебютантов, она начала готовить премьеру в Театре-Сцене «Мельников» под руководством Константина Богомолова. Лиза училась у Андрея Могучего в СПбГАТИ, у мастера же стажировалась после — как ассистент. Работала над постановками «Лицом к стене» по пьесе британского драматурга Мартина Кримпа, «Не зря. Прикосновение» с незрячими артистами и «Чарли», в котором главный герой с особенностями развития становится участником научного эксперимента.
В Москве она впервые выпускает спектакль на большой сцене. И сразу по «большому» материалу. Пьеса «Дети солнца» Горького сегодня, безусловно, требует от постановщика ответа на вопрос: в какой форме актуально взяться за «русского буревестника»? Вступать ли с ним в спор или транслировать его ницшеанские идеи в первозданном виде? В «Детях солнца» видна рука режиссера, который не боится больших вопросов и большой сцены. И в этом смысле точно можно говорить о поколении режиссеров, которые смело заявляют о себе в этой мужской, как принято считать, профессии.
О том, что у Лизы Дороничевой есть режиссерская воля и видение, говорит и то, что она взялась сделать и свою инсценировку. Когда Горький писал «Детей солнца», он сам издавал пьесу с пометкой «Сцены». Пьеса поставлена Дороничевой как история вне конкретной эпохи. А на сцене сочетается бытовое пространство — дом Протасова, где разворачиваются события, — и главная метафора пьесы о спасительном ковчеге: сцена превращается в подобие корабля.
Дмитрий Крестьянкин
Крестьянкин начинал с петербургского андеграунда, но сегодня работает уже на сценах академических театров, впрочем, привнося в театр с традициями дух эксперимента. Режиссер довольно быстро на старте своей карьеры понял, что его стезя — альтернативный театр. Поэтому главное его детище в Петербурге — независимый театр с провокационно-ироническим названием «Плохой театр». А еще режиссер много и плодотворно работает с социально-театральными проектами, в том числе с людьми с нейроотличиями и документальным материалом, который разрабатывает с фокус-группой, например, с подростками. Такой была экспериментальная драматургическая лаборатория Class Act, или «Поиск продолжается», о подростках в сложном стечении обстоятельств (спектакль создан совместно с поисково-спасательным отрядом «ЛизаАлерт») в Театре Маяковского. А еще — «Деревня и я» в РАМТе, о жизни современного школьника, взрослеющего и осознающего себя вдали от больших городов.
Крестьянкин выдумал и свой жанр — на стыке документального театра и концертного танцпола. Высказывание от имени поколения, где театр в прямом смысле раздвигает границу между сценой и зрительным залом в порыве общего ностальгического вайба воспоминаний о молодости. Главный хит, который побывал уже во многих городах на гастролях, — спектакль «Квадрат» «Плохого театра». Это спектакль-рейв: между драматическими сценами у зрителей есть возможность врываться в игровое пространство под биты 1990-х на танцполе. Его сюжет собран из личных историй, которые, как о самих себе, рассказывает артистический квартет, и основан на воспоминаниях одноклассников из провинциального города, чье детство пришлось на лихие девяностые.
Своеобразным продолжением стал спектакль-рок-концерт «2007» в Театре Маяковского в Москве, только период уже приходится на нулевые годы, а среди героев не гопники, а представители субкультур того времени — от рокеров до эмо. Альтернатива и непохожесть — ключевые темы для Крестьянкина.
Подготовила Елизавета Авдошина