Муза чаще посещает усидчивых
12 ноября известный писатель, публицист и общественный деятель Юрий Поляков отмечает юбилей. Да, автору знаменитых повестей и романов «ЧП районного масштаба», «Сто дней до приказа», «Апофегей», «Демгородок», «Замыслил я побег...» исполняется 70! О писательстве, музе, огородничестве, книгах и внутреннем кодексе мы поговорили с прозаиком перед торжеством.
Вы, Юрий Михайлович, — наш, из Новых округов! Житель поселения, ныне района Внуково, знаменитого Переделкина. Переделкино — это ваше место силы?
Можно и так сказать. В этих заповедных местах мне хорошо живется и работается. Здесь написаны «ЧП районного масштаба», «Апофегей», «Небо падших», многие мои пьесы. И не случайно том избранных стихотворений, который выпустило к моему 70-летию издательство «Вече», я назвал «Осень в Переделкине». Кстати, долго соображали — на конце «о» или «е»? И хотя сегодня в разговорной речи географические названия среднего рода употребляют без падежей, но письменная норма все-таки пока еще требует изменения окончания при склонении. Так что все-таки «в Переделкине».
Как давно вы живете в поселке, кого помните из знаменитых соседей? Все-таки очень разная публика там проживала и проживает, а место все равно «на творчество намоленное», почему? Кстати, не объясните загадку, почему с годами почти все люди начинают со страстью заниматься садом-огородом?
Впервые я приехал в дом творчества «Переделкино» в декабре 1979 года. Ходил на лыжах, сочинял, и успешно, «Сто дней до приказа». И с тех пор не пропускал ни одного лыжного сезона в этом благословенном месте, а с 2001 года мы переехали в свой дом на улице Довженко, напротив Музея Булата Окуджавы. Меня иногда спрашивают, почему моя дача, мягко говоря, гораздо представительнее домика знаменитого певца «виноградной косточки»? Ответ прост: я женат один раз, все, как говорится, в семью, а у него было несколько женимостей, причем за последним счастьем пришлось ехать аж в Париж. А это дело затратное. Со многими знаменитыми насельниками Переделкина я тесно общался: Иван Стаднюк, Дмитрий Жуков, Владимир Соколов, Михаил Рощин, Арсений Тарковский, Андрей Дементьев, Владимир Костров… Кстати, быт и нравы обитателей этого поселка подробно описаны в моем романе «Веселая жизнь, или Секс в СССР». События второй части разворачиваются в доме творчества зимой 1983 года. А что касается огородничества, то эта «высокая болезнь» не так уж и распространена среди обитателей городка писателей. На улице Довженко этим «грешим», пожалуй, лишь мы с прозаиком Владимиром Еременко. Но истории известны удивительные случаи. Так, лауреат Нобелевской премии Борис Пастернак выращивал знатную картошку. Лауреат Ленинской премии Егор Исаев в трудные 90-е, когда литературные заработки упали до нуля, разводил кур. Бывало, иду мимо его дачи, и он обязательно наделит меня теплым яичком прямо из-под несушки. Я, к изумлению соседей, вскопал огород, как только въехал в новый дом. «Юра, на рынке все есть. Зачем тебе это?» — спрашивали через забор. А я отвечал: «В библиотеках тоже книг полно. И что же теперь — не писать?» Да, я идейный огородник, видимо, сказываются гены рязанских земледельцев…
Каков распорядок дня у писателя Юрия Полякова? Муза приходит, когда хочет? Или она уже привыкла, что вы, например, в девять утра за столом и пишете?
Да, я работаю с утра, а ночью сплю, в отличие от многих классиков. В Переделкине пишется хорошо, если не считать обычных творческих кризисов. Возможно, тени великих предшественников помогают, зайдет в кабинет неслышно эманация, например, Бориса Пильняка и шепнет: «Не лодырничай, жизнь непредсказуема!» А муза — дама ненадежная, любит, поманив замыслом, увильнуть от исполнения обязанностей. Приходится держать на коротком поводке. Но давно замечено: муза чаще посещает усидчивых писателей, соблюдающих творческий график.
Вы написали трогательную, местами смешную книгу «Совдетство». Многие читали ее с ностальгией. У многих был прощальный пионерский костер и своя девочка Ирма… Вообще, почти все ваши романы последних лет обращены к Стране Советов. Вы никогда не идеализировали СССР, но тоскуете по нему?
Да, вышли три книги «Совдетства», которому я дал подзаголовок «Книга о светлом прошлом». Успех у читателей феноменальный. К юбилею мое главное издательство АСТ выпустило большой иллюстрированный том, куда вошли все три части. Сейчас заканчиваю четвертую, заключительную часть. Надеюсь, она выйдет в начале будущего года. Да, в своих сочинениях я постоянно обращаюсь к «советской Атлантиде». Одной из своих вещей я даже дал такое жанровое определение — «ретророман», а себя, автора, назвал «ретроманом». Отчасти так оно и есть. Я тут не исключение, рано или поздно любого стоящего писателя накрывает особый интерес ко временам своего детства, отрочества, юности. Вспомните обоих Толстых, Аксакова, Шмелева, Кассиля, Паустовского, Катаева. Но к теме СССР я обращаюсь еще и потому, что эта эпоха непростительно оболгана и окарикатурена, возник новый жанр, который долгое время поощряла премиями и финансировала наша власть. Я бы назвал его «злобное антисоветское фэнтези». Считаю своим писательским и гражданским долгом противостоять этой коммерческой лжи. Время было сложное, противоречивое, но отнюдь не такое гнусное, как его пытаются изобразить некоторые мои коллеги.
Все помнят, какой фурор произвели «ЧП районного масштаба» и «Сто дней до приказа». За какое-нибудь произведение вас «утюжили»? И вы написали «Замыслил я побег…», когда семейный институт, казалось бы, еще не начал разрушаться. Что происходит с нашими духовными ценностями? Почему их так легко оказалось заменять и подменять?
«Утюжили». Еще как! За «Апофегей». За «Демгородок». За «Козленка в молоке». Но хуже, когда целенаправленно замалчивают, сейчас именно так борются с авторами, чья позиция не нравится. Пример? Пожалуйста. Иду недавно по Старому Арбату и вижу длинный стенд, посвященный 90-летию Переделкина. Про каких только насельников нашего городка писателей там не написано! Про меня — ни слова, я там будто бы и не живу, хотя если вы зайдете в книжный магазин и спросите сочинения этих «переделкинских светил», продавцы лишь пожмут плечами. Странно, не правда ли? Кстати, настоящий писатель всегда работает на опережение, чувствуя социально-нравственные проблемы на стадии их зарождения. Так, в романе-эпиграмме «Козленок в молоке» я одним из первых заговорил о том, как с помощью манипуляций превращают литературное ничтожество в знаменитость. А с духовными ценностями происходит именно то, что и должно случиться, когда о них перестают заботиться государство, СМИ, творческая интеллигенция. Теперь спохватились. Но духовные ценности — это не «дроны», тут авралами делу не поможешь. Необходимо системное упорство ну и понимание цели. Если Россия — оплот базовых ценностей, то почему у нас такое телевидение?
Вы не верите в конспирологические теории о заговоре против нашей страны. Тогда вопрос: а как мы могли с такой легкостью отправить в тартарары колоссальные завоевания наших отцов и дедов? Отказаться от достижений культуры, перестать финансировать науку…
Почему не верю? Очень даже верю. Против сильного всегда борются с помощью заговоров и тайных пакостей. А мы были очень сильными и набирали мощь. Но у нас, увы, есть цивилизационный недостаток — излишняя доверчивость, а еще мы падки до иноземных похвал. Мы легко пускаем в большую власть людей, не страдающих беззаветной преданностью Отечеству. Я как-то метафорически пошутил в интервью, что всех государственных чиновников надо проверять перед назначением на «детекторе патриотизма». Что тут началось! А разве не верно? А еще мы забывчивы, прощаем косяки, жуткие ошибки, даже предательство своим былым руководителям. Ах, он так любил свою Раису Максимовну... И что теперь? Мне трудно себе представить, чтобы на Руси существовало нечто вроде «Фонда Святополка Окаянного» или «Мазепа-центра».
Значительную часть вашего творчества составляет публицистика. Тут безо всяких реверансов: о многих проблемах вы начали говорить раньше, чем ваши и коллеги, и оппоненты. Почему вас не слышали? Потому что… патриот
И поэтому тоже. Ситуативные и коммерческие патриоты не любят тех, для кого любовь к Отечеству — состояние имманентное, вне конъюнктуры. А почему не слышали? Слышали и мотали на ус, а теперь повторяют в своих заметках и блогах, иногда слово в слово, но, разумеется, без ссылок. Замечательное издательство «Русский мир» выпустило к юбилею двухтомник, где собрана моя публицистика почти за полвека. У интересующихся будет возможность, глядя на даты под моими давними статьями, определить, кто первичен, кто вторичен, а кто просто повторюшка, как мы дразнились в детстве.
Есть ли у вас некий внутренний кодекс, нарушать положения которого неприемлемо?
Конечно. Прежде всего: интересы моего Отечества и моего народа превыше моих литературных амбиций. Дружба, соратничество превыше материальных интересов. Приведу пример. Когда у Татьяны Дорониной отбирали МХАТ имени Горького, которым она блестяще руководила тридцать лет, большие начальники меня предупредили: хочешь, чтобы твои пьесы остались там в репертуаре, не лезь! Разумеется, я вступился за Татьяну Васильевну. В результате три мои пьесы, любимые зрителями, там больше не идут, даже декорации сожгли, чтобы нельзя было восстановить. Но мог ли я поступить иначе? Нет, конечно.
Вы часто разочаровывались в людях, идеях? Вы оптимист или пессимист, или, как в анекдоте, «хорошо информированный оптимист»?
В людях — частенько. У многих, с кем приходилось общаться, атрофировано чувство благодарности. Таких людей я сторонюсь. Вообще искренние друзья, которым от тебя, кроме роскоши общения, ничего не надо, встречаются в жизни редко, их надо ценить. С возрастом я стал гораздо спокойнее относиться к тому, что называется «свободой» — слово, которое так любят писать на знаменах. По сути, свобода — это всего лишь приемлемая степень принуждения. По природе я оптимист. Помните сказку про лягушку, которая угодила в крынку с молоком и, борясь за жизнь, взбила лапками масло. Это я. Но с похмелья бываю отчаянным пессимистом…
А есть у вас какая-то книга, которая по каким-то причинам дорога вам больше других? И что вы читаете у других авторов — хоть современных, хоть классиков?
Дороже всего та книга, которую сейчас пишешь, хотя потом можешь в ней и разочароваться. Я всегда много читал. Сейчас на моей прикроватной тумбочке, как обычно, несколько книг. Назову: Лесков, Блок, Юрий Казаков, Юрий Кузнецов, современный писатель-фронтовик Алексей Шорохов, Бодлер… Достаточно?
Редакция «Новых округов» поздравляет Юрия Полякова с юбилеем! Новых книг и новых вершин, Мастер!
ИНТЕРЕСНО
12 ноября в Большом зале Дома литераторов (Большая Никитская, 53) состоится юбилейный вечер писателя. Называется он «Мы — семидесятники!» На вечере будет живое общение, юбиляр ответит на вопросы собравшихся — как всегда, с юмором, но при этом очень честно, а потом подпишет гостям новые книги, вышедшие к этой дате. Расскажет Юрий Михайлович и о планах на пост-юбилей: в 70 все только начинается!
СПРАВКА
Юрий Михайлович Поляков родился 12 ноября 1954 года в Москве. Советский и российский писатель, поэт, драматург, киносценарист и общественный деятель, председатель Национальной ассоциации драматургов, председатель редакционного совета «Литературной газеты» до 2021 года, главный редактор «Литературной газеты» в 2001–2017 годах. Последовательно придерживается государственно-патриотических взглядов.
ЦИФРА
15 томов войдет в Полное собрание сочинений Юрия Полякова, которое выйдет в его юбилейный год. Поздравляем!