В Москве открылась выставка Александра Ермолаева: «Пустяки» как искусство
В Московском музее современного искусства открылась выставка «Неявное. Пустяки и нелепости Александра Ермолаева», организованная при поддержке мецената Олега Жукова. Творчество Александра Ермолаева охватывает разнообразные художественные техники — от авангарда до метафизической живописи. На выставке представлено 250 работ, объединенных в тематические залы, а также предметный дизайн Александра Ермолаева и его учеников из «Мастерской-ТАФ», известной своей социально-культурной направленностью.
Что такое «пустяки» и «нелепости» в искусстве? Почему они вам интересны?
Мне кажется, что самое интересное в жизни — не диссертации, не трактаты, не исследования, не многотомные размышления, а остроты, шутки, загадки, анекдоты, афоризмы, японские трехстишия, рискованные частушки, содержащие смысловые концентраты в игровой форме.
«Пустяки», а следом «нелепости», то есть некрасивости, — это то, что свободно от украшености, прилизанности, художественной нарочитости, произвола, дешевого пафоса. Их очищенность от псевдокультурной пристойности приближает нас к подлинности существования, к возможности открывать для себя тихое, скромное, «неочевидное» в жизни, в природе.
Как они возникли в вашем творчестве?
Вероятно, так распорядилась природа. Да и жил я в детстве в районе Московского ипподрома, окруженный дощатыми заборами, складами угля и сена, чугунными оградами, кирпичной мостовой, жилыми бараками, грохочущей железной дорогой, покрытыми травой и одуванчиками косогорами, бегущими лошадьми и огромной зеленой плоскостью ипподрома. Ориентация «творчества» была предрешена.
Ваше искусство очень разнообразно. Пустяки и нелепости — это один из срезов ваших художественных интересов, а как в целом вы бы охарактеризовали ваш путь в искусстве?
Скорее всего, «пустяки и нелепости» — это не срез и не мотив, а содержание моих отношений с искусством, и связано это во многом с тем, что на жизнь я зарабатывал педагогикой. Я получил архитектурное образование и защитил диссертацию по проблемам дизайна. Рисование, живопись не были для меня инструментом самоутверждения на художественном Олимпе, а являлись средством развития и поддержания себя в профессиональном тонусе в работе со студентами — будущими архитекторами, дизайнерами и художниками.
Как бы вы определили то, что сейчас происходит в искусстве? Сегодняшнее искусство вам интересно? Уместно ли применять понятие «тренд» к искусству? Какое искусство, на ваш взгляд, адекватно современному миру?
В искусстве, кажется, происходит то же, что происходит в жизни: соревнование, погоня за собственным успехом, за наградой, обман, ловкость, самоутверждение любой ценой. И это при том, что сегодняшний мир на грани самоуничтожения при помощи бесконечно развиваемых производств: энергетических, вооруженческих, компьютерных, антиэкологических.
Поэтому сегодня уместно искусство, противостоящее «тренду самоуничтожения», искусство, не озабоченное открытиями, реконструкциями, инновациями, утверждениями каких-либо ценностей. Искусство, обращенное к первородным переживаниям встреч с простейшими природными проявлениями: с высоким и низким, с мелким и глубоким, с гладким и корявым, с ярким и темным, с цветным и бесцветным, обнаруживая в них бесконечную значимость и тайну.
Какова роль художника в мире вообще и в современном мире?
Художник как наиболее чувствительная натура, одаренная многомерной интуицией, должен первым вырывать себя из «тренда самоуничтожения», открывать глаза нам всем на необходимость сознательно и явно противостоять, казалось бы, неизбежному — гибели человечества.
В прошлом искусство могло украшать жизнь, утешать, развлекать. Сегодня это невозможно. Надо это понять. Сегодня невозможно быть просто профессионалом — художником, архитектором, дизайнером, инженером, ученым, педагогом, управленцем, то есть честно делать свое дело. Сегодня необходимо быть зрячим, мыслящим, реагирующим.
Есть мнение, что искусство должно провоцировать размышления. Что провоцирует ваше искусство?
Искусство, конечно же, провоцирует к размышлению, помимо того что доставляет удовольствие, дает радость обладания шедевром человеческой природы, образцом мастерства и уникальности.
Мне кажется, что искусство может решать задачи посложнее — освобождать. Освобождать от многомерной зависимости нашего сознания и нашей природы от традиций, от культуры, от знаний, мешающих мышлению, от привычек все сравнивать и упрощать.
Можно ли сказать, что ваше творчество связано именно с русской культурой, с природой? Есть ли в нем национальная идентификация осознанно или случайно?
Конечно же, я погружен в атмосферу национальной манеры восприятия и существования, в наши «авось», «как-нибудь», «ничего», «ладно», «потом», «как бы»; в наши морозы и оттепели, изморози и туманы, сосульки на крыльце и морозные рисунки на окнах; в наши задворки и недострой, руины и пустыри; в наши невнятность, неопределенность, нерешительность, ну и в сострадание, сочувствие, любовь. Ведь за этой невнятностью и неопределенностью проступает природой заложенная осторожность, неторопливость, стремление не навредить, дать возможность созреть тому, что непросто, неоднозначно.
Однако подобные отношения с миром я вижу и в иных национальных культурах, еще не совсем оторвавшихся от прямых контактов с природой, поэтому не чувствую, не замечаю особой значимости своей национальной идентичности.
Ваш дизайн в большой степени арт-дизайн, то есть эстетические черты доминируют над функциональностью. Одновременно вы продвигаете идею рациональности, экономности и уместности в дизайне. Как уживаются эти две линии в вашем проектном творчестве? Каким вы видите дизайн для современного мира?
Я бы выделил тему уместности, в то время как рациональность, экономичность — вещи настолько естественно необходимые, что не заслуживают особого внимания.
Другое дело — уместность. Как и большинство прочих понятий, оно объемно, пространственно, безгранично. Рядом с уместностью я бы поставил естественность. Естественность впечатлений, реакций, действий, соответствующих обстоятельствам, ситуациям, характеру происходящего. Эстетика является продолжением естественности: что естественно, то эстетично. Конечно, эстетическим чаще выглядит неестественное, нарочитое, искусственное, но это «другая опера».
Потребитель дизайна сегодня должен быть освобожден от диктата, давления коммерческих брендов, нагружающих его модной ненужной предметностью. Человек должен иметь возможность выбирать необходимое без назойливых подсказок, иметь возможность самому собирать, конструировать из полуфабрикатов, из конструкторов элементы создаваемой им среды.
Как вы строите отношения с миром вне художественной, профессиональной сферы: влияют ли на ваше творчество социальные, экономические, политические процессы?
Мир для меня представлен сферой педагогики, передачей молодым людям понимания мироустройства. Сегодня мир приближается к абсолютной катастрофе, и эта реальность очень влияет и на работу педагога, и на мое так называемое творчество.
Кто для вас 5 главных современных художников и 5 современных главных дизайнеров?
Я бы назвал главными тех, кто, как и я, явно озабочен проблемами выживания человечества. Об этих проблемах размышляют и пишут ученые, философы, в том числе и в сфере дизайна (Виктор Папанек, например), но художников я не вижу.
Назову тех, кто определенно повлиял на формирование моего миропонимания. Это архитекторы: К. Мельников, Ф. Гери, Ч. Мур, Э. Соттсасс. Это художники: Д. Смит, Л. Невельсон, Г. Ритвелд, Э. Келли, Р. Раушенберг, А. Красулин. Интересуют работы американцев, но в период их активного творчества — 50-е годы ХХ века, время поп-арта и абстрактного экспрессионизма, время послевоенного творческого подъема.
Мастерская, которую вы организовали и которой вы руководите уже более 40 лет, называется ТАФ — Театр архитектурной формы.
«Мастерская-ТАФ» начиналась как студенческая студия в рамках Архитектурного института, в который я вернулся педагогом в 1971 году. Смысл существования студии — открывать студентам мир актуальных архитектуры, дизайна и искусства.
Почему театр? Как театральность проявляется в работе вашей мастерской?
Театр — потому что привлекает внимание, потому что сущностно: архитектор на стройке является аналогом режиссера в театре, стройка — театральной площадкой, сооружения — актерами.
Идея ТАФа была в том, чтобы предлагать зрителям-студентам компактные пластические очерки творчества мастеров архитектуры, дизайна, изобразительного искусства.
Постепенно студенческая студия стала мастерской по производству самых разных проектов, экспозиций, в том числе музейных, предметов, необходимых и проходящих по ведомству арт.
Сегодня ветераны ТАФа заняты во многом созданием арт-объектов в русле ТАФ-идеологии.
Беседовала Ольга Халдеева