Женщины эпохи без стандартов и канонов. Какими были москвички 1920-х и почему современные девушки на них так похожи

Прошел век с тех пор, как в России закончилась Гражданская война, а сама наша страна первой в мире дала женщинам равные права с мужчинами. Женщины 1920-х похожи на сегодняшних — активные, смелые, добивающиеся своего и очень разные. Как советская эпоха изменила столичных девушек, что подарила нам и миру, какими были главные женские образы того времени и что мы сумели сохранить, «Мосленте» рассказали историк искусства Надежда Плунгян и историк моды и текстильного дизайна Ксения Гусева — кураторы выставки «Москвичка. Женщины советской столицы 1920-1930-х годов» в Музее Москвы. Про достоинство москвички Надежда Плунгян В первую очередь, москвичка из 1920-1930-х годов — деятельная женщина. Это можно сказать про всех столичных жительниц той эпохи — от метростроевки до партийной дамы. Именно это отличает москвичку, например, от ленинградки. Жительница Ленинграда 1930-х способна созерцать реальность, существуя не столько в современности, сколько на пересечении трех столетий. Она остается советским человеком, но достоинство ленинградки в том, что у нее всегда незаметно больше свободного времени и личного пространства. Достоинство москвички — ее политическая включенность, и это сохраняется по сей день. Про равенство Политическая и художественная жизнь нашей страны 1920-1940-х встраивалась в контекст мировых процессов, но в то же время была социально-политической утопией, которая развернулась в реальном времени. Частью этой утопии была идея гендерного равенства в праве на труд: женщины наравне с мужчинами растут в профессии, где нет перевеса ни на мужской, ни на женской стороне, а происходит некий синтез их устремлений. На мой взгляд, эта идея ярко выражена в скульптуре «Рабочий и колхозница» Веры Мухиной. Хотя советское искусство 1930-х видит определенную разницу между мужчиной и женщиной, их общая цель и общее политическое место оказываются важнее. Про первую женщину-руководителя Ксения Гусева То, что положение женщин и их роли стали меняться еще до революции, можно проследить по истории одной из наших героинь — Людмилы Маяковской, которая пришла на Трехгорную мануфактуру в 1914 году и возглавила отделение аэрографии. Для того времени это было феноменальное событие. Людмила стала первой женщиной, получившей руководящую должность. Это был прорыв. И было неважно, женщина она или мужчина. Имели значения только ее навыки и идеи, которые были важны для развития фабрики. В итоге она стала одним из примеров для подражания, ориентиром, в том числе для художников и художниц, которые приходили на производство. Важным стало то, какими навыками они обладают, какие идеи приносят и как их реализовывают. Надежда Плунгян Революция многое дала России. Она стала импульсом для множества самых разных открытий, в том числе социальных, научных, художественных, превратив страну в своего рода экспериментальную лабораторию, значимую для всего мира. Как и в Европе, у советского модернизма была обратная сторона — жестокая и репрессивная. Это сочетание нам и хотелось раскрыть через образ москвички. Несмотря на тяготы непростого времени, на которое пришлись революция, индустриализация и Большой террор, горожанка 1920-х, 1930-х, 1940-х не теряла присутствия духа и продолжала действовать очень ярко, ощущая в себе этого нового человека. Она бесстрашно идет вперед, влияет на политику, общество и искусство — образ очень созидательный. Про обратную сторону медали Надежда Плунгян Конечно, мир не изменился будто бы по волшебству. Женщины получали равные права с мужчинами в том, что, например, становились руководителями и передовиками производства, но оставалась и дискриминация. Выставка показывает ранний СССР как общество, где была и массовая проституция, и детская беспризорность, и тяжелая конкуренция, в ходе которой женщин вынуждали становиться сверхударницами или задвигали на второстепенные роли, а то и отправляли на скамейку запасных. Отчасти об этой борьбе рассказывает история метростроевки Татьяны Федоровой и многие профессиональные судьбы художниц. Про фабричный фактор Ксения Гусева Мы рассказываем истории очень разных женщин-художниц. При этом у них есть общее — каждая из них соприкоснулась с текстильным или швейным производствами в столице, которые играли важную роль в поднятии и развитии экономики Москвы. Это были важные градообразующие элементы, целые производственные районы, которые объединяли разных по своей профессии людей — от ткачихи до местного репортера, от красильщицы до товароведа, от прядильщицы до руководителя планового отдела. Но важно и то, что обе эти отрасли легкой промышленности были по-настоящему «женскими» индустриями — сюда приходили работницы разного профиля, чувствуя органичность присутствия женщины в этом производственном направлении. Сюда же пришли и художницы, которые отреагировали на запрос фабрик изменить ассортимент и создать новые рисунки тканей, новые модели одежды. Это коснулось даже тех художниц, которые вовсе не видели свое творческое развитие в этом направлении, например, Веры Мухиной или Варвары Степановой. Во многом это было связано с тем, что дизайнеров как таковых еще не было в стране — главный художественный институт страны ВХУТЕМАС в 1920-е годы только поднял вопрос о выпуске художника-инженера. За такой вызов взялись художники, для которых это стало в своем роде экспериментом — опробовать свои творческие идеи в таких прикладных и производственных направлениях. Про главную героиню Помимо историй художниц-производственниц, на выставке представлены живописные портреты работниц текстильных фабрик — непосредственно за станком, эстетизируя производственную атмосферу цехов, или в более интимной обстановке, очеловечивая образ. Важно и то, что образы метростроевки или летчицы, сверкнув в довоенную эпоху, фактически оказались ею зафиксированы, а текстильщица не исчезла — прядильные, ткацкие, красильные цеха продолжили быть частью героики советского производства в искусстве. Это еще один подтверждающий факт идеи, что текстильные производства были естественными для работниц-женщин. Про дух времени Надежда Плунгян Идеальной фигурой-эталоном советского искусства 1930-х была спортсменка, комсомолка, работница, которую писали все художники. Конечно, живые женщины были намного разнообразнее. На картине Константина Юона «Уходящая провинция» девушка, которая уже перебралась в город и стала работницей, позирует вместе со своей старенькой матерью на фоне старого быта — салфеточки на стенах, фотографии в несколько рядов, фарфоровые котики. В отличие от образов на советских плакатах, эти фигуры не противостоят друг другу, а вглядываются в будущее вместе. Помимо портретов, на выставке немало московских пейзажей. По ним можно проследить, как менялся город каждые несколько лет. Про женщин, оставшихся за кадром Героинями советской власти были работницы и крестьянки, но, помимо них, множество женщин продолжали жить, оставаясь как бы за кадром истории. В этом ряду — фигуры опальной интеллигенции, художницы, которые оказались исключены из профессионального поля, и те, кого называли «лишними людьми». Героиня Павла Корина — схиигуменья Фамарь, сегодня канонизированная РПЦ. Ее портрет был написан в 1935 году как один из этюдов для картины «Реквием»: этот сдержанный и суровый образ для многих никак не связан с советским временем, однако и он является частью искусства 1930-х годов. Про время без канонов Ксения Гусева В искусстве 1920-1930-х годов еще не было канонов. Возможно, именно поэтому на него так положительно публика реагирует сегодня. Конечно, в то время были свои модницы и даже дивы. Но одновременно с ними были и те, кто представлял образ брутальной, суровой женщины, наполнял его своей особой эстетикой. Когда смотришь на них, видишь, насколько они уверены в своей красоте, насколько мощная у них энергетика. Все это близко тому, что происходит в модной индустрии и индустрии красоты сегодня, когда снова стало сложно загнать понятие красоты в какие-то рамки. В нашей стране в то время можно было увидеть обложку журнала с фотографией настоящего собрания работниц под портретом Клары Цеткин. Можно долго рассматривать лица этих женщин — старые и молодые, растерянные, заинтересованные и оживленные. Они абсолютно разные. Про то, что мы сумели сохранить Надежда Плунгян Приходилось слышать мнения, что этой выставкой мы рекламируем 1930-е годы, как лучший исторический этап в жизни нашей страны. Это, конечно, неверно. Да, в экспозиции встречаются очень оптимистичные и даже смешные образы, но мы не пытаемся обойти надлом, грусть, ощущение сверхусилия. Пример — огромная картина Константина Истомина, где изображена совсем молодая, растерянная девушка-метростроевка, одетая в неуклюжую форму не по размеру. Нашей задачей было не приукрасить эпоху, а показать девушек и женщин, которые на наших глазах принимают этот исторический вызов. Мы сохраняем многое из того, что дала раннесоветская эпоха. Например, право женщины активно участвовать в социальной или политической жизни, которое кажется неотъемлемым: ее стремление выступать в качестве амбициозного специалиста. Если говорить о европейском искусстве, в 1920-1950-х акценты в женских образах там были расставлены иначе. Выставка построена так, чтобы зрительницы что-то вспомнили, узнали себя, своих бабушек и прабабушек: каждому она даст что-то свое. Ксения Гусева В современном мире, конкретно в нашем обществе, мы видим, что женщины занимают самые разные позиции, их роли очень разнообразны. Это тоже досталось нам в наследство от той эпохи. Именно поэтому на те же феминистические вопросы и призывы у нас совсем другая реакция, не такая острая, потому что для нас многое из того, о чем говорят женщины на Западе, — уже давно часть системы. Выставка «Москвичка. Женщины советской столицы 1920-1930-х» продлится до 25 августа. Это главный проект Музея Москвы в 2024 году. Кураторы Надежда Плунгян и Ксения Гусева отобрали около 2 000 экспонатов из более чем 30 музейных собраний, чтобы показать, как менялись жизнь и образ горожанки на протяжении первых советских десятилетий. Узнать все подробности об экспозиции, а также приобрести билеты можно здесь .