ВЛАДИМИР ВЫСОЦКИЙ ИЛИ ГАМЛЕТ С ТАГАНКИ

Когда в столице нашей сердобольной Родины на Страстном бульваре я замираю у памятника Владимиру Высоцкому, то часто вспоминаю его строчки: все равно не отчеканят меня на монетах вместо герба… А ведь отчеканили, притом на серебряных. И памятник воздвигли на Петровской заставе, где я сейчас и стою в задумчивости: помышлял ли он в будущем о таких знаках признания, верил или не верил? Да и кто тогда мог в это поверить?
Разве лишь сумасшедший…
А вот ты пиво с ним пил на подоконнике…
Ущипнул себя – было, но обо всем по порядку.
В конце семидесятых годов прошлого столетия Театр на Таганке как бы стал частью моей жизни, так сложилось, видно звезды распорядились. Мой добрый друг Сергей Тишкин был главным машинистом сцены. У него в подвале мы и собирались. Читали запрещенную литературу, баловались портвейном. Заглядывали на огонек и артисты…
И вот однажды, в самом конце столетия – я тогда работал в «Комсомолке» и ваял свой первый роман: «Дело №777 инопланетяне, или похождения алкоголика Синюшкина» – нежданно-негаданно, как хулиган из-за угла, нарисовался Высоцкий – был он в роскошном халате. Надо пояснить, в это время наверху, то бишь на сцене, шел спектакль «Преступление и наказание», где Высота играл Аркадия Ивановича Свидригайлов – прелюбопытного типа…
– И чё тут творите, Тихон, – практически голосом Свидригайлова поинтересовался Высоцкий, – распиваете?..
– Да вот Саня, – кивнув в мою сторону, жизнерадосто пояснил Тихон-Тишкин, – читает главу из романа про похождения алкоголика Синюшкина…
– Синюшкин, – хмыкнул Высоцкий. – А чё пьете, портвешок?
– Ну да, три топора, хороший, – не без артистизма причмокнул Серега Тишкин, – будешь?…
Высоцкий на мгновение задумался:
– После зайду, – чуть меланхолично ответил он, – сцена у меня важная… и устремился наверх, а за ним почему-то и я, а за мной фотограф театра Саша Стернин – ныне один из самых известных фотохудожников.
Высоцкий с гитарой в руках сидел в кресле на фоне мрачной двери и пел:
– Моих коней обида не догонит, моих следов метель не заметет…
Я много раз видел эту сцену, и каждый раз меня охватывал озноб.
Вероятно, как одинокого бездомного на холодной питерской улице.
Внезапно гитара замолкла.
– Так и передай, дескать, барин в вояж собрался…в Америку… – прохрипел Высоцкий.
Хлопнул выстрел.
Сноп света погас.
Это уже Достоевский.
Высоцкий после спектакля не зашел, а где-то через год Саша Стернин подарил мне фотографию Высоцкий – Свидригайлов с надписью на обратной стороне: «Снято за несколько месяцев до последнего спектакля… Саше Шеянову в день чтения его романа с искренним уважением и дружбой А. Стернин».
А с Владимиром Семеновичем Высоцким случились и другие встречи. Сие объяснимо – он же вселенский метеорит, правда, далеко не всем повезло с ним пересечься.

В те времена у меня был самый настоящий роман с Аничкой Есениной – внучкой поэта. И, разумеется, я много общался с сыном поэта – Константином Сергеевичем. Чаще на даче, в Балашихе, на улице имени Есенина.
Мы говорили о поэзии, о художниках, о театре. И как-то я поведал Константину Сергеевичу сцену из спектакля «Борис Годунов» по поэме его отца, где Высоцкий играл Хлопушу.
Константин Сергеевич поинтересовался: «Реально ли попасть на Таганку?»
Я ответил коротко:
– Попробую…

В Театре на Таганке было два главных админстратора – Валерий Янклович и Александр Ефимович. С Сашей – официально Александр Михайлович – у меня сложились добрые отношения. Выслушав мою просьбу про сына великого поэта, он, разумеется, помог с местами. И вот мы с Константином Сергеевичем уже расположились в первых рядах партера. А на сцене – лобное место. Топор торчит в пеньке.
Деревянный скат – прямо к зрительному залу, точно к людской стихии…
И босой, обнаженный по пояс Высоцкий, которого бросают с цепи на цепь, хрипит-кричит, кричит-хрипит:
– Пропустите! Пропустите меня к нему, я хочу видеть этого…
Человека! – казалось, еще немного и вены лопнут на шее артиста, а глаза у сына поэта заметно повлажнели, да и у меня тоже.
После спектакля к нам подошел Саша Ефимович и интеллигентно сказал, что Юрий Петрович, разумеется, Любимов, хочет познакомиться с сыном Есенина. Константин Сергеевич согласно вздохнул, и мы прошли в знаменитый кабинет режиссера, исписанный мудрыми изречениями, вроде – все богини, . как поганки, перед бабами с Таганки.
Юрий Петрович и Константин Сергеевич начали мило общаться, вспоминать Мейерхольда (на всякий случай – отчим К. С), Зинаиду Райх (мама К. С.), заговорили о спектакле, и в это время в кабинет практически ворвался Высоцкий – он тоже хотел увидеть сына прослвленного поэта. Они, почти не сговариваясь, обнялись, вернее Высоцкий просто обхватил Константина Сергеевича, а тот что-то говорил , губы у него дрожали и на этот раз он не удержал слезу…
Такое ощущение, что они просто много лет не виделись.
И вот, наконец, встретились.
Кто-то распорядился.
Конечно, встреча встреч рознь, но кажется, настал черед поведать про пиво на подоконнике…
Ко мне приехал мой брат Владимир – тогда он жил в Мордовии, – и очень хотел посмотреть хоть какой-нибудь спектакль с участием Высоцкого, но брату не повезло – в эти дни таких спектаклей не было, зато повезло в другом – театр давал выеэдное представление – «В поисках жанра». Что это такое?
Сначала выступал Леонид Филатов с пародиями на известных поэтов, затем пел Высоцкий…
Словом, концерт. Попробуй попади.
Но Сережа Тишкин всё устроил, и брат хорошо подготовился:
привез с собой с Мокши шикарного копченого леща, а к нему штук пять бутылок пива – «Жигулевского» настоящего…

Действо происходило во Дворце культуры шарикоподшипникового, завода, ныне печально известного как «Норд-ост». Спаси, Господи!
А тогда мы втроем – я, брат и Серега – уютно расположились на лестнице со стороны служебного входа.
Вместо стола – подоконник. И какой был натюрморт.
Петров-Водкин со своей замороченной селедкой отдыхает на нашей советской черно-белой газете в окружении бутылок, будто поросенок развалился здоровенный лещ.
И как он пах!
Решили не откладывать.
На сцене начал выступать Леонид Филатов.
Брат иногда отрывался от леща и заглядывал в зал, а мы мирно посасывали косточки, запивали прохладным пивком и так зная, что там Леня заморачивает…
Мы ждали Высоцкого.
И он неожиданно появился на лестнице.
В короткой дубленке, на голове – знакомая кепка, на плече гитара.
За ним поднимался Валерий Янклович.
– Тихон, как вы хорошо устроились! – поприветствовал нас Высоцкий.
– Володя, давай с нами… -душевно предложил Тишкин.
– А там что?-он кивнул в сторону зала. А там… там Филатов выступает, – сказал подошедший брат, – про Стрельца-удальца…
– Давно начал?-уточнил Высоцкий.
– Только что…
Высоцкий потер руки:
– Есть немножко времени.
Мы пили пиво с рыбой, о чем-то говорили – было весело. Будь в те годы айфон – представляете какое бы получилось селфи…
– Пора! – вернул нас на грешную землю голос Янкловича.
Высоцкий спокойно вытер руки газетой:
– Пошли со мной…
Мы двинулись за ним.
И вот он на сцене, а нам нашли места в первых рядах.
Все-таки сам попросил…
А потом: дом хрустальный на горе для нее, протопи ты мне баньку по-белому, чуть помедленнее, кони, чуть помедленнее…
И голова идет кругом, как тогда…
По соседству со мной на Таганке живет Лёва, Лев Константинович Анисимов – в те времена ведущий манекенщик Дома моделей на Кузнецком мосту. Ну сами знаете  – Слава Зайцев, Регина Збарская…
И я по случаю поделился с ним этой «пивной» историей, а в ответ он рассказал мне свою…
Привожу ниже.
Однажды с утра в квартире Анисимова затрезвонил телефон. Звонил Веня – актер Вениамин Смехов, с которым Лева жил в одном доме…
– У Володи джинсы порвались, – с места в карьер начал Веня, – ты можешь помочь?
– У какого Володи? – опешил Лева.
– У Высоцкого…
– Как в лучших домах Лондона! – мгновенно отреагировал Лева.
– Жду…
Минут через десять появились Смехов с Высоцким и бутылкой перцовки. Перцовка быстро кончилась. Володя прилег отдохнуть, Веня пошел к себе, а Лева принялся за дело – надо было разобраться с молнией на джинсах…
Прошел час-другой.
Высоцкий внезапно вскочил:
– Сколько времени, че не разбудили, в театр опаздываю…
Лева протянул ему готовые джинсы…
– Поехали со мной… – влезая в них, пригласил Высоцкий, – репетицию посмотришь…
И Лева поехал с ним.
Тогда еще у Высоцкого не было известного «Мерседеса», а был желтенький «Запорожец», на котором он лихо гнал. В результате на перекрестке у театра на Таганке машину остановили, но когда гаишник увидел за рулем самого Высоцкого, не раздумывая дал отмашку – проезжай…
Вот признание – не надо вылезать, доставать права, оправдываться…
И даже автограф не попросил.
А вообразите такую картину: Владимир Высоцкий на желтеньком «Запорожце» объезжает памятник самому себе, а милиционер ему честь отдает…
Эк меня понесло, но вернемся обратно.
С Высоцким еще случались встречи , в основном мимолетные в театре или на Малой Грузинской рядом с домом 28, в котором он последние годы жил. Дело в том, что в подвале этого дома располагался Горком графиков -художников–авангардистов. Мой старший товарищ, брат по жизни Эдуард Дробицкий, возглавлял это «гнездо отщепенцев», так выражалась советская пресса.

И именно здесь душным июльским вечером олимпийского года, года 1980 от Рождества Христова, Эдик срывающимся голосом выдавил страшную весть – умер ВЫСОЦКИЙ…
Что-то оборвалось во мне, не хотелось верить – не было еще официальных сообщений,  да и черт с ними, это уже произошло, не где-нибудь, а в этом доме – этажами выше, ближе к небу… К небу ближе…
Но история на этом не закончилась.
За кометой Высоцкий потянулся след, словно от реактивного самолета. Художник Виталий Лукьянец пригласил меня на свою перснальную выставку. Я дружил с Виталием, писал о нем. Тогда художников в основном делили на два направления: реалист или авангардист. Так вот, он был был ближе к первому… Где-то к Глазунову. Кстати, Илья Сергеевич меня и познакомил с Виталием.
Выставка Лукьянца открылась в Доме самодеятельного творчества – старинный особняк, что прямо напротив Музея изобразительных искусств имени А.С.Пушкина. Только в музей можно было попасть легко, а к «самодеятельному» художнику протянулась очередь, человек сто… Выставку украшали большие известные полотна художника, связанные с землей и космосом, подтверждающие неразрывную связь между ними, но была и галерея портретов. И когда я увидел один из них, я просто опешил…
Это был портрет Высоцкого.
Он стоял боком.
Знакомый до боли профиль.
В руках гитара.
За ним на стене висела фотография Марины.
Естественно, Марины Влади…
А на переднем плане выделялась одинокая белая лилия…
«Вот и думай, почему, зачем ей здесь нашлось место?»
– И как тебе?   – точно сейчас прозвучал голос Виталика.
– Не ожидал, – поежился я тогда, – предупреждать надо…
–  Да краски еще не просохли, – пошутил он, – стихотворение прочитаешь?
– «Гамлет с Таганки»? – уточнил я
– Ну да, Гамлет… – кивнул он.
И я не заставил себя упрашивать. .
Слышали бы вы аплодисменты любителей «самодеятельного» творчества.
Ко мне подошла одна скромная женщина, дама – если хотите, и начала благодарить…
– Нина Максимовна, – включился в разговор Виталий и чуть понизил голос, – Высоцкая…
– Ма-ма? – невольно вырвалось у меня
– Мама… – тихо ответила она, а я подумал: если бы я знал, что тут находится мать Высоцкого, то смог бы я читать свой опус или нет.
– Мне понравилось, – просто сказала Нина Максимовна, – заходите с Виталиком в гости…
Потом я не один раз был у нее в гостях на Малой Грузинской, с Виталием и без, а портрет Высоцкого занял достойное место в холле квартиры. Такой подарок сделал художник Лукьянец.
На журнальном столике лежал толстый альбом Сальвадора Дали.
– Володя из Парижа привез, – рассказывала Нина Максимовна.
В кабинете мне понравились простые деревянные полки для книг.
– Володя сам сделал, – гордилась она.
Однажды мы говорили с ней в холле у окна с видом на пошарпанный католический костел, в котором размещалась какая-то ремонтная контора, и Нина Максимовна грустно произнесла: – Весной того самого года я стояла с Володей здесь же, и он мне  прошептал: «Мама. я наверное, скоро умру…»
В спальне окна были зашторены.
На кровати лежал одинокий букет высохших роз.
– С того дня сюда никто не заходил … – как-то приоткрыла мне дверь Нина Максимовна.

А сейчас мне вспомнилась другая история.
Средь бела дня затрезвонил телефон. Я тогда жил на Пресне, рядом с «Ваганькой». Звонила Нина Максимовна:
– Саша, здравствуй, не помешала?
– Да что вы -, слегка растерялся, – весь во внимании…
Ко мне тут иностранцы нагрянули фильм о Володе снимают, – заторопилась она, – мне очень нравится твое стихотворение о нем, можешь этим телевизионщикам прочесть…
Я взглянул на часы, прикинул расстояние и бодро молвил:
Буду минут через двадцать…
Влез в джинсы, надел рубашку и чуть ли не бегом устремился на Малую Грузинскую.
Наружу рвались строчки «Гамлета с Таганки»:

Гамлет-
на краю черты.
Крайность-
в век середины.
Коней твоих
сочтены
версты
Над пропастью
фарисейской
трясины.
Парус,
порвали
парус.
Не прозвучал
аккорд
прощальный.
Корабль
отправился
в последний
путь.
Курс –
на приют
Ваганьковский.

В смиреньи
вечном
отдохнуть.
А песен
души
босые
Бредут
за тобой
немые.
Гитара
стоит
у театра.
Нищенкой,
отказавшейся
от подаянья…
Занавес.
Подайте
Занавес.
С ходу и записали. Дублей не понадобилось. Скоро у меня вышла новая книжка «Край света, до востребования» – проза с лирическими отступлениями в оформлении, конечно, Эдуарда Дробицкого: тогда не народного художника России, не академика Российской академии художеств, но обладателя различных зарубежных наград.
Шел 1985 год.
Была объявлена перестройка. Я с радостью вручил книгу Нине Максимовне. В ней был напечатан «Гамлет с Таганки». Я посетовал, что посвящение Владимиру Высоцкому убрали, что я пытался его отстоять, но доходчиво объяснили: иначе твоя, почему-то – «желтая», книженция вообще не увидит свет…
Замечу – она была оранжевого цвета!
–  Саш, да не переживай ты, – успокоила меня Нина Максимовна, – И так понятно, кому и про кого…
И подарила мне скромное издание, вроде брошуры, наверное, одно из первых о Высоцком.
На титульном листе драгоценные строчки: «Саше в память о моем сыне Володе…», а на задней обложке исходные данные: «Всесоюзное бюро пропаганды киноискусства», тир. 300000, цен. 1 руб. 30 коп… Умножьте.  1983 год. Спохватились.

А недавно в Доме книги на Новом Арбате у меня была презентация романа «Райский сон на курорте Гуантанамо». По случаю задержался у книжного ряда Владимир Высоцкий – глаза разбегаются, цены – до тысячи рублей и больше. Я выбрал небольшой сборник «Избранное» – на обложке, понятно, растиражированное изображение поэта с гитарой. Даже сохранил чек: В. Высоцкий, 290руб.
Вот так.
Как всё просто.
«Дом хрустальный на горе для нее…»
«А на нейтральной полосе цветы…»
У меня дома висит портрет актера, певца и поэта работы Лукьянца.
В нижнем правом углу мама Высоцкого написала: «Желаю
добра, так говорил наш Володя…»
Именно – НАШ!
Вселенский…
Вспомнилась сцена из спектакля «Послушайте», где Высоцкий играл Маяковского, как утверждалось в учебниках, великого пролетарского поэта…
На мольберте выделялся чистый холст. Белый холст…
– Я сразу смазал карту будня, – практически рычал Высоцкий, – плеснувши краску из стакана, – и плескал на холст стакан красок, – я показал на блюде студня косые скулы океана…
И каждый раз рождалась новая палитра.
Готовая картина.
Руки Владимира Высоцкого.
…А вы ноктюрн сыграть могли бы на флейте водосточных труб?
Помните?
Знаете, о чем я жалею сейчас? Один из таких холстов мог спокойно быть у меня, и с подписью Высоцкого, но, к сожалению, тогда эта мысль не приходила в голову.

И другим, скорее всего, тоже.
А шлейф за кометой Высоцкий продолжал тянуться…
Где-то десять с лишним лет назад в театре «Эрмитаж» телевиденье снимало ежегодную передачу «Моя колея» о Владимире Высоцком. Популярные артисты исполняли его песни. Скоро я заскучал…
– Что, не тащит? – раздался голос по соседству.
– Слабо… машинально ответил я и повернулся.
Рядом сидел крепкий мужчина в свитере, лицо его было знакомо.
– Туманов, – протянул руку мужчина, – Вадим Иванович…
– Тот самый, золотоискатель с Колымы … – вырвалось у меня, –
Друг Высоцкого…
– Ну да…- улыбнулся он.
Мы разговорились.
Я поинтересовался его мнением о памятнике на «Ваганьке»…
– Марина просила меня найти подходящий метеорит, – задумчиво произнес Туманов, – и я такой нашел, но вышло иначе…
В это время на сцене запел Николай Губенеко. Мощно запел.
«Что за дом стоит на семи ветрах…»
Повеяло духом «Таганки»!
Позже я увидел тот самый метеорит.
В человеческий рост.
Похожий на очертания какого-то инопланетного сфинкса.
Хорошо, если бы он приземлился на «Ваганьке», а памятник мог украсить любое другое достойное место.
А прошедшей осенью меня пригласили в Театр на Таганке, на фестиваль «Высоцкий-Fest».
В перерыве как-то само собой познакомился с сыном Высоцкого – Никитой.
Поделились впечатлениями о фестивале – дело хорошее, – надо помогать молодым талантам! – бодро сказал Никита.
– Да уж… – почему-то вяло ответил я, возможно, потому что вдруг осознал: нахожусь в знакомом до боли фойе театра…
Вон и портреты – Станиславского, Мейерхольда, Вахтангова, Брехта.
Давно здесь не был.
Рассказал Никите, что мой спектакль «Чертановская чертовщина» в постановке Сергея Арцибашева был показан на новой сцене, что походу звучали песни Высоцкого и что сейчар пишу воспоминания «Лики судьбы, или Дребезги жизни», где одна из новелл будет посвящена…
– Отцу? – опередил меня Никита.
– Ну да, – я даже не удивился – интуиция, и поведал историю с сыном Есенина, с Хлопушей – Высоцким, с Любимовым…
– Много времени утекло… – вздохнул Никита.
И мне вдруг вспомнилось одно практически происшествие.
Озвучить или нет? Но любопытство перетянуло…
– Никита Владимирович, – даже неожиданно для себя я перешел на высокие отношения, – а у меня про вас тоже есть история…
– Про меня? – глаза у Никиты расширились.
– Видите вон ту дверь? – я указал на вход а театр.
– Ну? – он пожал плечами.
– Однажды вечером, много лет назад, – я как бы окунулся в прошлое, смотрю – в театр не пускают высокого паренька, кстати, похожего на Высоцкого…
– Так они меня и не пустили, эти… – Никита возмущенно взмахнул руками. «Помнит» – отметил я, а билетерши тогда, когда я к ним подошел объяснили просто: предстивился Никитой Высоцким, но мы откуда знаем сын он или не сын и отправили на служебный вход…
Вот как было.
А сын теперь, известный человек, актер проводит здесь фестиваль «Высоцкий-Fest»!
Ну «Fest» – это в ногу со временем, а для меня замкнулась цепочка, ниточка небесная, если хотите – мама, сын, внук…
Вселенский путь продолжается.
А рядом с памятником на Страстном бульваре на Татьянин День ко мне спустились следующие строфы…
Земля-
Любовь.
Деревья-
Люди.
Высоцкий –
как крест
с распростертыми руками……
25 января года 2019 от Р. Х.

Александр ШЕЯНОВ.