Медные лбы
«Сегодня нам непонятно: кто правит в Челябинской области? [Губернатор] Текслер или [владелец РМК] Алтушкин? На телевидении только и видишь: «Русская медная компания» подарила компьютеры школе, «Русская медная компания» построила стадион. На экологические вопросы правительство области внимания не обращает», — на митинге в парке Гагарина мужчина в черной куртке и черном берете обращается к двум сотням активистов с плакатами: «Томинский ГОК — 168 тонн ртути в год», «Томинский ГОК — 700 тонн мышьяка в год», «Коркинцев хотят похоронить заживо», «Наши дети дороже меди».
Челябинск видел митинги и крупнее — против строительства Томинского горно-обогатительного комбината, предприятия «Русской медной компании» (РМК), здесь выходили и 2000, и 5000 человек. Но важна не массовость отдельных акций, а их регулярность: главный город Южного Урала борется с ГОКом уже седьмой год.
Причина нелюбви челябинцев к медному предприятию проста: регион занимает предпоследнее место в Национальном экологическом рейтинге, в городе регулярно фиксируется превышение предельно допустимых концентраций фенола, сероводорода, формальдегида. Отсюда — лидерство по онкологии и сердечнососудистым заболеваниям.
Со всех сторон Челябинск окружен заводами, и РМК решила открыть горно-обогатительный комбинат на последнем свободном направлении — юго-западном, откуда в город поступает хоть немного чистого воздуха.
Сами бенефициары «Русской медной компании» в Челябинске не живут.
В этом году активное противостояние развернулось не только на городских площадях, но и в суде. Челябинцы требуют остановить работу предприятия, которое формально еще не запущено, но медную руду «про запас» здесь уже начали добывать.
Часть 1. В захваченной деревне
От районного центра, поселка Томинский, до деревни Томино, рядом с которой возвели комбинат, пять километров по грунтовке. С апреля 2020 года ездить по ней запретили: на въезде в деревню поставили блокпосты с охраной «ЧОП РМК-Безопасность» и табличками, уведомляющими, что теперь это не просто деревня, а территория комбината. Жителям разослали вежливые письма: «В связи с возросшей интенсивностью работ проезд будет осуществляться по дороге Томино–Шумаки». Так незатейливо местных обязали вместо 5 километров ездить 32.
По грунтовке мимо дома депутата Томинского сельского поселения Игоря Олейника с грохотом проносятся КамАЗы. Это, говорит он, еще не беда. А вот когда начинаются взрывные работы — становится опасно: мебель в доме ходит ходуном, и в стенах появляются трещины.
Вид из окна деревенского дома внушает страх: с одной стороны — стометровые промышленные отвалы, с другой — серая громадина комбината. Но переселяться с промплощадки Олейник не собирается. По крайней мере, пока из Томино не уедут другие жители.
— Здесь люди, которые за меня голосовали. Я не могу их оставить, — говорит он без всякого пафоса: это статус звучит громко — «депутат», а вообще Игорь работает электриком, родился и вырос в деревне. — Мы же соседи с детства, — добавляет он.
Еще 5 лет назад в Томино было 50 дворов и 120 жителей. Сегодня их осталось всего семеро.
— В 2015 году РМК начала выкупать дома и участки. Ну как выкупать: давали 500–700 тысяч рублей, приговаривая: «Ваше имущество ничего не стоит». Люди брали, чтоб не жить под взрывами. Кому-то хватило на «однушку» в Коркино. Сейчас почти все жалеют: «Вот если бы мы уперлись, ничего бы не было...» — говорит Олейник.
Томино упиралось до поры. Селяне проводили митинги, ездили на акции в Челябинск. А потом — сдались. Не поверили деревенские пенсионеры, что могут тягаться с промышленным гигантом.
И теперь оставшихся в деревне ГОК тягает, как хочет.
— В июне приехали четыре человека, — вспоминает житель двухквартирного дома Евгений. — В соседней секции, пустующей, выдрали окна. Стена между квартирами не капитальная — из-за этого даже сейчас, в сентябре, дома холодно, хожу в куртке. Что будет зимой — и думать не хочется. Больше всего боюсь, что вода в трубах замерзнет, где ее тогда брать?
За квартиру, говорит Евгений, ему предлагали миллион рублей. Он не согласился: что купишь на эти деньги?
Выдранные окна — во всех двухквартирных сельских домах, в которых еще продолжают жить люди.
— Я спрашивал «гоковцев»: на что вам эти окна? Они отвечают: «Это наша собственность». Разговор короткий.
Томино выглядит печально. К покинутым домам заросли тропинки. Сами избы покосились и постепенно рушатся от взрывов. Сельскую дорогу разбили большегрузы. Вместо полей — бытовки.
«Игорь! Игорь!» — к дому Олейника подъезжает серая «десятка». Из нее выходит плотного телосложения армянин — местный предприниматель Марат Алоян.
— Бывший предприниматель, — уточняет он. — У меня здесь все было: ангар, коровы, пастбища. Сейчас ничего нет. Судиться с ними хочу. Только вот с Игорем посоветуюсь, стоит ли?
— Стоит в любом случае, — заключает Игорь. — Если не бороться — проиграешь точно.
Пока разговариваем, подъезжает мужчина на квадроцикле. Зеленая жилетка, остальная одежда — черная.
— Вы кто? — обращается он к Марату.
— Местный житель.
— Документы покажите.
— Почему я вам должен документы показывать? Вы сами-то — кто такой?
— Охрана РМК. Проверяем, чтобы никто посторонний не проник на территорию.
Кто наделил охрану правом проверять документы — непонятно. И почему посторонний не может прийти в село Томино — тоже. Разговор заканчивается ничем, охранник, созвонившись с кем-то, уезжает.
— Мы уже однажды вызывали полицию, чтобы этим ребятам объяснили: территория деревни — общественное место. Тут может находиться кто угодно, — говорит Олейник. — Разговора с полицией хватило, наверное, на день. Полицейские уехали, и охранники снова начали спрашивать: «А вы кто? А ваши документы?»
— Главное: мы же не против съехать. Жизнь здесь — сами видите. Но предложите нормальную компенсацию. Чтобы можно было купить жилье, обзавестись хозяйством на новом месте, — говорит Евгений. — А то предлагают 500 тысяч, миллион рублей — что на это купишь? Когда говоришь, что нужно больше, ну миллиона три, начинается: «У нас денег нет. Сколько можем, столько даем». Но у них же миллиарды (чистая прибыль РМК в 2018 году — 7 млрд рублей. — И. Ж.)… разве проще окна выдирать?
Часть 2. Кто идет под суд?
Медные эксперты
Главная битва челябинцев с ГОКом идет в арбитражном суде. Активисты требуют запретить работу комбината. В иске они указывают, что федеральные законы такой запрет допускают, если промышленные предприятия создают угрозу жизни и здоровью людей, а также — сложившимся экосистемам.
«В проектной документации АО «Томинский ГОК» указано строительство объектов, используемых для размещения опасных отходов, на водосборных площадях Северо-Шеинского хранилища подземных вод, являющегося стратегическим запасом питьевой воды для Челябинска, Коркино и прилегающих к ним территорий», — говорится в иске. Под угрозой, по мнению экологов, окажутся Шершневское водохранилище, озеро Синеглазово, река Миасс.
— Отходы от работы Томинского ГОКа, отвалы вскрышных пород в документации предприятия по какой-то причине отнесены к V классу опасности. Цинк, ртуть, свинец, мышьяк, стронций приравнены к соломе, — говорит химик-технолог Надежда Вертяховская. — Я даже могу предположить, почему. За тонну отходов V класса опасности нужно заплатить всего 1 рубль. А за отходы I и II класса — 2–4 тысячи рублей за тонну. Но тогда потеряется сверхприбыль.
Вертяховская также отмечает, что проект ГОКа не прошел общественную экологическую экспертизу, которая, по закону, может назначаться еще до государственной.
— Почему ее не назначили — мне непонятно. Челябинцы этого требовали, мы писали об этом чиновникам.
Сам суд проходит в закрытом режиме: РМК считает, что часть материалов дела составляет коммерческую тайну. Этот довод промышленников для судей оказался важнее статьи 5 Федерального закона «О коммерческой тайне», согласно которой, информация о загрязнении окружающей среды никакой тайны составлять не может.
В августе прошлого года арбитраж назначил по делу экспертизу, определив исполнителей — сотрудников Российского государственного геологоразведочного университета Александра Лисенкова, Владимира Экзарьяна, Антона Мазаева и Владимира Яшина. На проведение экспертизы отвели полгода. Оплатить ее обязали истцов — рядовых горожан. А это — 800 000 рублей. Но Челябинск объединился: люди вносили по 50, 100, 1000 рублей и за неделю необходимую сумму собрали.
Представленное по итогам экспертизы заключение удивило всех:
- Во-первых, в нем оказалось всего 30 страниц, из которых 15 — перечисление регалий экспертов и список использованной литературы.
- Во-вторых, журналисты челябинского портала 74.ru обнаружили, что некоторые фрагменты были скопированы экспертами (докторами и кандидатами наук!) из студенческих работ. Так, в разделе, посвященном сейсмической опасности и риску загрязнения подземных вод, говорится: «Подземные воды Томинского участка относятся к территориям с условно защищенными водоносными горизонтами. Фильтрационным и изоляционным барьером, защищающим подземные воды от воздействия загрязнителей, служат химические коры выветривания, неогеновые глины и четвертичные делювиальные суглинки. Мезозойские химические коры выветривания глинистого состава распространены практически по всему Томинскому участку, мощность их колеблется от первых метров до 700 м».
Это — точное воспроизведение отрывка из дипломной работы студентки ЮурГУ Кристины Сухоевой, которую она защитила в 2016 году.
- В-третьих, эксперты просто не выезжали на место: это уже установлено в суде. Степень опасности ГОКа они оценили по проектной документации. И, разумеется, пришли к выводу: объект не опасен.
Не тех защищал?
26 августа челябинские полицейские задержали юриста и руководителя общественной организации «Экологический консалтинг» Владимира Казанцева. Именно он подал иск о запрете деятельности Томинского ГОКа и до задержания лично представлял интересы экоактивистов в суде.
Казанцева обвинили в мошенничестве. По версии следствия, в январе этого года он взял у челябинского предпринимателя Максима Шейна 500 000 рублей, чтобы «решить» в его пользу спор в арбитраже. Попросту — чтобы передать деньги сотрудникам суда. Но передавать, утверждают полицейские, не стал. Присвоил сумму себе.
Заявление против Казанцева подал компаньон Шейна Воробьев.
ПРОДОЛЖЕНИЕ