Монахиня Александра (Спектор). Церковное подполье в СССР. Варвара Брусилова
С разрешения автора публикую фрагмент из книги: Монахиня Александра (Спектор). Церковное подполье в СССР: книга первая - 1922. - К.: ДУХ I ЛIТЕРА, 2019. - 236 с. Купить можно в издательстве: duh-i-litera.com. Или в Леснинском монастыре: sistertatianaspektor@gmail.com
«Церковное подполье в СССР: 1922» - это первая книга в серии, которая называется так же. Книги этой серии поэтапно излагают историю церковного сопротивления безбожной власти, в них рассказано о том, на какие муки и лишения шли члены подпольной Церкви, не зависимой от советского государства и не связанной с официальной Московской патриархией. В первой книге речь идёт о самоотверженных попытках русского духовенства и верующего народа защитить Православную Российскую Церковь от жестокости и цинизма новой власти в 1922 году, когда большевики развязали кампанию по изъятию церковных ценностей и привлекли на свою сторону сторонников церковных реформ – членов Живой Церкви, или обновленцев. Материалы для серии «Церковное подполье в СССР» были собраны в том числе в Кестонском архиве, расположенном в университете Бэйлор (США), а работа в архиве оплачена грантом Кестонского института.
Варвара Брусилова
Совершенно особое место в Московском процессе заняла Варвара Ивановна Брусилова (1899-1937), двадцатидвухлетняя вдова и мать двухлетнего ребёнка. 3 апреля 1922 года она была арестована и 8 мая приговорена к расстрелу всего за одно слово, произнесённое в частной беседе. Но слово это было «политически неправильным». Брусилова произнесла слово «грабёж», проходя мимо храма, где происходило изъятие ценностей. Вот цитата из протокола её допроса на суде 29 апреля:
Брусилова: Виновной в агитации себя не признаю.
Председатель: А в чём признаёте?
Брусилова: В произнесении слова «грабёж» признаю.
Председатель: Что можете объяснить по поводу этого произнесения?
Брусилова: Проходя мимо нашей церкви и увидев происходившее там изъятие, оскорбившее моё религиозное чувство, я политически неправильным словом выразила своё настроение, причём я обращалась не к толпе, а к моей знакомой, случайно проходившей тут же.
Председатель: К кому?
Брусилова: Я просила её не привлекать. Если угодно верить, так моему показанию.
Председатель: Значит, Вы фамилии назвать не хотите?
Брусилова: Да... Я сказала...
В последнем слове 7 мая она сказала: «Ваш приговор я встречу спокойно, потому что по моим религиозным верованиям смерти нет... Я милости и пощады не прошу...». Милости и пощады ей просили обновленцы, и меру наказания на Московском процессе ей заменили по их просьбам – почти все они в индивидуальных ходатайствах просили помиловать вдову и мать. Стараясь вызвать сочувствие большевиков к Брусиловой, два обновленца написали в своём ходатайстве, что её муж был «убит на фронте белогвардейцами». До сих пор не известно, так ли это.
Известно, что бывший штабс-ротмистр лейб-гвардии Конно-гренадерского полка Русской Императорской армии Алексей Алексеевич Брусилов (1887-1919), сын прославленного военачальника Первой мировой войны Алексея Алексеевича Брусилова (1853-1926), командовал кавалерийской бригадой в Красной армии в 1919 году. Известно, что в том же году он скончался, а вот при каких обстоятельствах – точно не известно. Большинство исследователей склоняется к тому, что он был захвачен в плен войсками Добровольческой армии – дроздовцами, деникинцами или корниловцами – и расстрелян. Некоторые указывают даже на возможные обстоятельства казни: Брусилов мог быть взят в плен и расстрелян деникинцами или корниловцами вместе с другими членами штаба «красного» генерала Антона Владимировича Станкевича (который был повешен) на станции Золотарёво Мценского уезда под Орлом в октябре 1919 года. Но другие говорят о том, что Брусилов перешёл в Добровольческую армию и либо погиб на Дону, либо заболел тифом и скончался в Ростове, либо был убит при эвакуации из Новороссийска в 1920 году.
Отец ротмистра Брусилова утверждал (в том числе и в мемуарах8), что сын был бесспорно расстрелян белыми:
Brusilov was convinced that he had been executed on Denikin’s orders when the Whites found out who he was. Denikin was thought to despise Brusilov for having overseen the ‘destruction of army’ in 1917. The fact that Alexei had only joined the Reds in the hope of persuading the Cheka to spare his father’s life left Brusilov full of remorse. He blamed himself for Alexei’s death and was determined to avenge it.
Брусилов был уверен, что по приказу Деникина сын был казнён, когда белые его опознали. Считалось, что Деникин презирает Брусилова за то, что тот просмотрел «распад армии» в 1917. Сам факт, что Алексей-младший пошёл к красным только ради того, чтобы спасти отца от казни в ЧК, поверг отца в глубокое раскаяние. Он обвинял себя в смерти сына и был полон решимости отомстить.
Бывший генерал от кавалерии Русской Императорской армии, командующий Юго-Западным фронтом в Первой мировой войне и изменивший ход войны своим знаменитым «Брусиловским прорывом», добровольно вступил в Красную армию в 1920 году и возглавил в ней Особое совещание при главнокомандующем всеми вооружёнными силами Советской республики, а также состоял при Реввоенсовете для особо важных поручений. Кроме того, генерал Брусилов существенно помог новой власти тем, что подписал воззвание «Ко всем бывшим офицерам, где бы они ни находились», в котором призывал их служить большевикам, и также и воззвание к воинам Добровольческой армии генерала Петра Николаевича Врангеля (1878-1928), призывая их сдаваться красным и тем сохранить жизнь. 96 тысяч врангелевцев, поверивших заслуженному генералу и сдавших оружие, были расстреляны из пулемётов или утоплены в Чёрном море, а также и многие из 14 тысяч русских офицеров, добровольно вступивших в Красную армию по призыву Брусилова, были репрессированы. «Брусилов тяжко переживал свою ошибку, но продолжал служить новой власти» и был похоронен ею в 1926 году со всеми воинскими почестями.
В отличие от мужа и свёкра, Варвара Брусилова, урожденная Котляревская, потомственная дворянка и внучка действительного статского советника, не имела никаких иллюзий относительно новой власти, не верила ей и сдаваться ей не была намерена. Меру наказания на процессе 1922 года ей заменили на 5 лет заключения и отправили в Новинскую тюрьму, откуда она 31 июля 1922 года писала Ленину. Письмо её ни в коем случае не было прошением о помиловании, а было обвинением как большевикам, так и обновленцам:
Владимир Ильич!
Моя подпись напомнит Вам недавний процесс церковников, в котором 5 человек поплатились головой за свои религиозные убеждения. Я была в числе 11 приговорённых к высшей мере наказания. Говорят, что Советская власть за убеждения не судит. Это неправда. Конкретной вины у нас всех не было никакой, к нам были так суровы за то, что некоторые из нас имели мужество перед лицом Трибунала поднять голос в защиту своих святынь, сказать вслух то, о чем шепчется по углам и шумит вся Православная Русь. Вам лучше, чем кому-нибудь, должно быть известно, что никакого заговора, никакой преступной организации у нас не было. Большинство из нас впервые увидели друг друга на скамье подсудимых. Нас объединяло только оскорбленное религиозное чувство. Пусть с Вашей атеистической точки зрения мы были не правы – разве за это можно казнить? Не милости, не пощады я у Вас прошу, я спокойно глядела в глаза смерти весь долгий месяц одиночного заключения после приговора, но мне лишь невыносимо больно было за тех, на которых у Вас поднялась рука, мне больно за невинно пролитую кровь.
У Вас, именующего себя вождём русской революции, я спрашиваю: какими словами, если не кровавой расправой назвать Ваш революционный суд?..
Не думайте, что этим путем Вы искорените религиозное чувство в душе русского народа. Знайте, что тысячная толпа, присутствовавшая на нашем процессе в Трибунале в то время, как Вы поливали нас грязью и называли нас бандитами и людоедами, эта толпа приветствовала нас, как новых мучеников христианства всюду, где могла. Они молчали потому, что знали, что слово в «свободной» Советской России карается смертью, они видели это на живом примере.
…Я предлагала мои молодые силы на служение ближним для санитарной и медицинской работы в голоде и эпидемии, но в этом мне было отказано. Я обречена на бессмысленное сидение в тюрьме. Конечно, мое заключение облегчено сознанием моей невиновности и моральной поддержкой с воли. Со всех концов Москвы несут мне передачи…
Бывший епископ Антонин заявил в печати, что мы обязаны ему спасением нашей жизни. Знает ли он, что не все захотят принять этот дар от его запятнанных кровию рук! Ведь на него и его сподвижников… падает ответственность за загубленные жизни. В.И. Брусилова.
Непримиримая, бесстрашная Варвара Брусилова, имевшая мужество «поднять голос в защиту своих святынь», была в 1920-е годы известна всей Москве: москвичи называли её православной Жанной д’Арк. Не сломили её и Соловки, куда человек её духа неизбежно должен был попасть в те годы. В письме от 24 октября 1934 года Екатерине Пешковой Брусилова не роптала на свою судьбу, а только просила перевести её с лесоповала в лагерь и тревожилась о тех, кто остался на воле:
Никаких хлопот о смягчении участи прошу не предпринимать – просила бы только ходатайствовать об отправке меня на Соловки до закрытия навигации, для этого теперь, кажется, нужна санкция Москвы, и об указаниях из Центра о работе по специальности – последнее мне было обещано в июле этого года. Если это возможно, очень хотела бы получить переводную работу, литературную, которую я могла бы вести и на больничной койке и в свободное от лагерной работы время с тем, чтобы окончательно не потерять своей квалификации и знания языков, и одновременно урегулировать материальный вопрос. <...>
О прожитых в заключении годах я не жалею; они морально дали мне больше, чем отняли, несмотря на огромную усталость. Тяжелее всего мне безвестность и тревога об оставшихся на воле, ибо сам по себе лагерь не так уж и страшен, как это кажется со стороны, до сих пор, за малым исключением, мне всегда и всюду было хорошо, и среди товарищей я не ощущала свое одиночество.
В переводе было отказано, но несгибаемая Брусилова вела свою борьбу до конца:
...И еще я знала одну соловчанку в том же 37-м году – Варвару Николаевну (кажется) Брусилову, жену сына генерала Брусилова. Она работала на ферме в Соловках, получила новый срок – 10 лет, несколько раз объявляла голодовки и в июне, примерно, 37-го года ее вывезли самолетом с Соловков на лесоповальную командировку Белбалтлага, где она также голодала, и только на 23-й день голодовки ее забрали из барака. Больше я ее не видала, это была ее последняя голодовка.
14 марта 1937 Варвара Ивановна Брусилова была арестована в Медвежьегорском районе, 2 сентября 1937 приговорена к расстрелу, а 10 сентября расстреляна по обвинению «в ведении антисоветской агитации».18 Место расстрела: Водораздел (VII-VIII шлюзы Беломорканала).
Вы также можете подписаться на мои страницы:
- в фейсбуке: https://www.facebook.com/podosokorskiy
- в твиттере: https://twitter.com/podosokorsky
- в контакте: http://vk.com/podosokorskiy
- в инстаграм: https://www.instagram.com/podosokorsky/
- в телеграм: http://telegram.me/podosokorsky
- в одноклассниках: https://ok.ru/podosokorsky
«Церковное подполье в СССР: 1922» - это первая книга в серии, которая называется так же. Книги этой серии поэтапно излагают историю церковного сопротивления безбожной власти, в них рассказано о том, на какие муки и лишения шли члены подпольной Церкви, не зависимой от советского государства и не связанной с официальной Московской патриархией. В первой книге речь идёт о самоотверженных попытках русского духовенства и верующего народа защитить Православную Российскую Церковь от жестокости и цинизма новой власти в 1922 году, когда большевики развязали кампанию по изъятию церковных ценностей и привлекли на свою сторону сторонников церковных реформ – членов Живой Церкви, или обновленцев. Материалы для серии «Церковное подполье в СССР» были собраны в том числе в Кестонском архиве, расположенном в университете Бэйлор (США), а работа в архиве оплачена грантом Кестонского института.
Варвара Брусилова
Совершенно особое место в Московском процессе заняла Варвара Ивановна Брусилова (1899-1937), двадцатидвухлетняя вдова и мать двухлетнего ребёнка. 3 апреля 1922 года она была арестована и 8 мая приговорена к расстрелу всего за одно слово, произнесённое в частной беседе. Но слово это было «политически неправильным». Брусилова произнесла слово «грабёж», проходя мимо храма, где происходило изъятие ценностей. Вот цитата из протокола её допроса на суде 29 апреля:
Брусилова: Виновной в агитации себя не признаю.
Председатель: А в чём признаёте?
Брусилова: В произнесении слова «грабёж» признаю.
Председатель: Что можете объяснить по поводу этого произнесения?
Брусилова: Проходя мимо нашей церкви и увидев происходившее там изъятие, оскорбившее моё религиозное чувство, я политически неправильным словом выразила своё настроение, причём я обращалась не к толпе, а к моей знакомой, случайно проходившей тут же.
Председатель: К кому?
Брусилова: Я просила её не привлекать. Если угодно верить, так моему показанию.
Председатель: Значит, Вы фамилии назвать не хотите?
Брусилова: Да... Я сказала...
В последнем слове 7 мая она сказала: «Ваш приговор я встречу спокойно, потому что по моим религиозным верованиям смерти нет... Я милости и пощады не прошу...». Милости и пощады ей просили обновленцы, и меру наказания на Московском процессе ей заменили по их просьбам – почти все они в индивидуальных ходатайствах просили помиловать вдову и мать. Стараясь вызвать сочувствие большевиков к Брусиловой, два обновленца написали в своём ходатайстве, что её муж был «убит на фронте белогвардейцами». До сих пор не известно, так ли это.
Известно, что бывший штабс-ротмистр лейб-гвардии Конно-гренадерского полка Русской Императорской армии Алексей Алексеевич Брусилов (1887-1919), сын прославленного военачальника Первой мировой войны Алексея Алексеевича Брусилова (1853-1926), командовал кавалерийской бригадой в Красной армии в 1919 году. Известно, что в том же году он скончался, а вот при каких обстоятельствах – точно не известно. Большинство исследователей склоняется к тому, что он был захвачен в плен войсками Добровольческой армии – дроздовцами, деникинцами или корниловцами – и расстрелян. Некоторые указывают даже на возможные обстоятельства казни: Брусилов мог быть взят в плен и расстрелян деникинцами или корниловцами вместе с другими членами штаба «красного» генерала Антона Владимировича Станкевича (который был повешен) на станции Золотарёво Мценского уезда под Орлом в октябре 1919 года. Но другие говорят о том, что Брусилов перешёл в Добровольческую армию и либо погиб на Дону, либо заболел тифом и скончался в Ростове, либо был убит при эвакуации из Новороссийска в 1920 году.
Отец ротмистра Брусилова утверждал (в том числе и в мемуарах8), что сын был бесспорно расстрелян белыми:
Brusilov was convinced that he had been executed on Denikin’s orders when the Whites found out who he was. Denikin was thought to despise Brusilov for having overseen the ‘destruction of army’ in 1917. The fact that Alexei had only joined the Reds in the hope of persuading the Cheka to spare his father’s life left Brusilov full of remorse. He blamed himself for Alexei’s death and was determined to avenge it.
Брусилов был уверен, что по приказу Деникина сын был казнён, когда белые его опознали. Считалось, что Деникин презирает Брусилова за то, что тот просмотрел «распад армии» в 1917. Сам факт, что Алексей-младший пошёл к красным только ради того, чтобы спасти отца от казни в ЧК, поверг отца в глубокое раскаяние. Он обвинял себя в смерти сына и был полон решимости отомстить.
Бывший генерал от кавалерии Русской Императорской армии, командующий Юго-Западным фронтом в Первой мировой войне и изменивший ход войны своим знаменитым «Брусиловским прорывом», добровольно вступил в Красную армию в 1920 году и возглавил в ней Особое совещание при главнокомандующем всеми вооружёнными силами Советской республики, а также состоял при Реввоенсовете для особо важных поручений. Кроме того, генерал Брусилов существенно помог новой власти тем, что подписал воззвание «Ко всем бывшим офицерам, где бы они ни находились», в котором призывал их служить большевикам, и также и воззвание к воинам Добровольческой армии генерала Петра Николаевича Врангеля (1878-1928), призывая их сдаваться красным и тем сохранить жизнь. 96 тысяч врангелевцев, поверивших заслуженному генералу и сдавших оружие, были расстреляны из пулемётов или утоплены в Чёрном море, а также и многие из 14 тысяч русских офицеров, добровольно вступивших в Красную армию по призыву Брусилова, были репрессированы. «Брусилов тяжко переживал свою ошибку, но продолжал служить новой власти» и был похоронен ею в 1926 году со всеми воинскими почестями.
В отличие от мужа и свёкра, Варвара Брусилова, урожденная Котляревская, потомственная дворянка и внучка действительного статского советника, не имела никаких иллюзий относительно новой власти, не верила ей и сдаваться ей не была намерена. Меру наказания на процессе 1922 года ей заменили на 5 лет заключения и отправили в Новинскую тюрьму, откуда она 31 июля 1922 года писала Ленину. Письмо её ни в коем случае не было прошением о помиловании, а было обвинением как большевикам, так и обновленцам:
Владимир Ильич!
Моя подпись напомнит Вам недавний процесс церковников, в котором 5 человек поплатились головой за свои религиозные убеждения. Я была в числе 11 приговорённых к высшей мере наказания. Говорят, что Советская власть за убеждения не судит. Это неправда. Конкретной вины у нас всех не было никакой, к нам были так суровы за то, что некоторые из нас имели мужество перед лицом Трибунала поднять голос в защиту своих святынь, сказать вслух то, о чем шепчется по углам и шумит вся Православная Русь. Вам лучше, чем кому-нибудь, должно быть известно, что никакого заговора, никакой преступной организации у нас не было. Большинство из нас впервые увидели друг друга на скамье подсудимых. Нас объединяло только оскорбленное религиозное чувство. Пусть с Вашей атеистической точки зрения мы были не правы – разве за это можно казнить? Не милости, не пощады я у Вас прошу, я спокойно глядела в глаза смерти весь долгий месяц одиночного заключения после приговора, но мне лишь невыносимо больно было за тех, на которых у Вас поднялась рука, мне больно за невинно пролитую кровь.
У Вас, именующего себя вождём русской революции, я спрашиваю: какими словами, если не кровавой расправой назвать Ваш революционный суд?..
Не думайте, что этим путем Вы искорените религиозное чувство в душе русского народа. Знайте, что тысячная толпа, присутствовавшая на нашем процессе в Трибунале в то время, как Вы поливали нас грязью и называли нас бандитами и людоедами, эта толпа приветствовала нас, как новых мучеников христианства всюду, где могла. Они молчали потому, что знали, что слово в «свободной» Советской России карается смертью, они видели это на живом примере.
…Я предлагала мои молодые силы на служение ближним для санитарной и медицинской работы в голоде и эпидемии, но в этом мне было отказано. Я обречена на бессмысленное сидение в тюрьме. Конечно, мое заключение облегчено сознанием моей невиновности и моральной поддержкой с воли. Со всех концов Москвы несут мне передачи…
Бывший епископ Антонин заявил в печати, что мы обязаны ему спасением нашей жизни. Знает ли он, что не все захотят принять этот дар от его запятнанных кровию рук! Ведь на него и его сподвижников… падает ответственность за загубленные жизни. В.И. Брусилова.
Непримиримая, бесстрашная Варвара Брусилова, имевшая мужество «поднять голос в защиту своих святынь», была в 1920-е годы известна всей Москве: москвичи называли её православной Жанной д’Арк. Не сломили её и Соловки, куда человек её духа неизбежно должен был попасть в те годы. В письме от 24 октября 1934 года Екатерине Пешковой Брусилова не роптала на свою судьбу, а только просила перевести её с лесоповала в лагерь и тревожилась о тех, кто остался на воле:
Никаких хлопот о смягчении участи прошу не предпринимать – просила бы только ходатайствовать об отправке меня на Соловки до закрытия навигации, для этого теперь, кажется, нужна санкция Москвы, и об указаниях из Центра о работе по специальности – последнее мне было обещано в июле этого года. Если это возможно, очень хотела бы получить переводную работу, литературную, которую я могла бы вести и на больничной койке и в свободное от лагерной работы время с тем, чтобы окончательно не потерять своей квалификации и знания языков, и одновременно урегулировать материальный вопрос. <...>
О прожитых в заключении годах я не жалею; они морально дали мне больше, чем отняли, несмотря на огромную усталость. Тяжелее всего мне безвестность и тревога об оставшихся на воле, ибо сам по себе лагерь не так уж и страшен, как это кажется со стороны, до сих пор, за малым исключением, мне всегда и всюду было хорошо, и среди товарищей я не ощущала свое одиночество.
В переводе было отказано, но несгибаемая Брусилова вела свою борьбу до конца:
...И еще я знала одну соловчанку в том же 37-м году – Варвару Николаевну (кажется) Брусилову, жену сына генерала Брусилова. Она работала на ферме в Соловках, получила новый срок – 10 лет, несколько раз объявляла голодовки и в июне, примерно, 37-го года ее вывезли самолетом с Соловков на лесоповальную командировку Белбалтлага, где она также голодала, и только на 23-й день голодовки ее забрали из барака. Больше я ее не видала, это была ее последняя голодовка.
14 марта 1937 Варвара Ивановна Брусилова была арестована в Медвежьегорском районе, 2 сентября 1937 приговорена к расстрелу, а 10 сентября расстреляна по обвинению «в ведении антисоветской агитации».18 Место расстрела: Водораздел (VII-VIII шлюзы Беломорканала).
Вы также можете подписаться на мои страницы:
- в фейсбуке: https://www.facebook.com/podosokorskiy
- в твиттере: https://twitter.com/podosokorsky
- в контакте: http://vk.com/podosokorskiy
- в инстаграм: https://www.instagram.com/podosokorsky/
- в телеграм: http://telegram.me/podosokorsky
- в одноклассниках: https://ok.ru/podosokorsky