О взаимозависимости: нартский Бог, нартский мир и нартский характер
Аннотация. Предметом исследования стали адыгские сказания, посвященные золотым нартским яблокам. Оно выявило лишь контуры большой темы. Как считает автор статьи, по мере подключения к анализу новых произведений эпоса тема способна изменять свои очертания, в первую очередь, в смысле их четкости, определенности.
Ключевые слова: золотая яблоня, Гадагатль, нарт, Плодородный полумесяц, адыгский, черкесский, шапсугский, кабардинский, Бог, Тхэшхо, Тхьэшхо, общественный строй, уклад, характер.
Shazzo A.M.
About mutual dependence: the Nart God, a Nart world and a Nart character
Abstract. The study objects are Adyghe tales devoted to golden Nart apples. The study has revealed only the shapes of a big theme. Analyzing new works of the epos, the author’s considers that the theme is able to change its outlines, especially their clearness and definiteness.
Keywords: a golden apple-tree, Gadagatl, Nart, Fertile half-moon, Adyghe, Cherkessian, Shapsug, Kabardian, God, Tkheshkho, Tkhashkho, social system, mode of life, character.
Цикл сказаний о золотом яблоке нартов [1: Т. I, 95-113], который представлен в семитомнике, изданном адыгским (черкесским) фольклористом Аскером Гадагатлем, относительно небольшой. В него входит лишь четыре произведения или их варианта. Однако, несмотря на свой объем, они, возможно, имеют особое значение. Очевидно, например, что они иллюстрируют еще одну из сторон хозяйственной жизни нартов, их внимание к садовым деревьям, первым из которых, естественно, стала яблоня. В названии «Майкоп» – на языке адыгов «Мыекъуапэ» – начальный компонент «мые-» значит и яблоня дичка, и ее плод. В избранных же для анализа сказаниях речь идет о плоде культурного дерева – «мыIэрыс».
И, действительно, нарты в первых же сказаниях эпоса показаны как растениеводы, например, сказание о том, как Сэтэнай-Гуащэ пересадила цветок; животноводы – сказание, в котором отцом Саусэрука нередко выступает безымянный пастух; производители зерна – сказания о похищении у нартов семян проса; коневоды-селекционеры – сказания, в которых показаны чудесные свойства многих нартских коней и т.д. Другими словами, в нартском эпосе достаточно много подтверждений тому, что прародиной легендарного народа, как, собственно, и современных адыгов, могла стать одна из благодатных долин на территории Плодородного полумесяца, где впервые на земле появилось земледелие и скотоводство, а с ним, видимо, и садоводство [2].
Из четырех сказаний о золотой нартской яблоне два изложены на западно-черкесских диалектах: хатукайском и шапсугском, два на восточно-черкесских: кабардинском и бесленейском соответственно. В качестве основы для рассуждений нами выбран, во-первых, шапсугский вариант сказания как наиболее полно отражающий главную тему цикла. В остальных нет рассказа о втором по своим несравненным свойствам яблоке, которое делает человека более щедрым, отзывчивым и молодым. Во-вторых, взят за основу и кабардинский вариант, в котором более ярко отражен как общественный уклад нартов, как их религиозные представления, так и особенности их «национальных» характеров.
Следует отметить также, что по своим художественным характеристикам кабардинский вариант, который называется «Нартхэ я дыщэ жыгыр» [1: Т. I, 103-111] (Золотое дерево нартов), превосходит остальные сказания – и не только потому, что облечен в стихотворную форму. Он представляет нартский мир, его философию в значительно более разнообразных оттенках, насыщает его многими дополнительными образами, снабжает интересными деталями и т.д.
В связи с этим следует сказать еще об одном «варианте» данного сказания – о его переводе на русский язык [3]. Он несколько отличается от оригинала и, кажется, уже живет самостоятельной жизнью. Правда, при этом, несмотря на свои художественные достоинства, он не является безупречным средством постижения того мира, которому посвящены сказания.
Как бы то ни было, если в хатукайском тексте говорится, что матерью семерых братьев и трех сестер (похитительниц нартских яблок) является «Хы-Гуащэ» – Морская госпожа, в шапсугском – «Псытхэ-Гуащэ», т.е. Госпожа-богиня воды, в бесленейском вообще не упоминается, то в кабардинском «Псытхэ-Гуащэ» представлена в качестве «богини», которая имеет вполне земное происхождение.
Точных сведений о том, кем она была до самоутверждения в статусе богини, текст сказания не дает. В нем отмечается буквально следующее:
«ЩIым тетыныр имыдэу,
Псытхьэ-Гуащэ Тхьэ зищIыну
ХыщIэ кууми лъахэ щэщI».
Дословно: «Не позволяя себе оставаться на земле, / Псытхэ-Гуащэ для того, чтобы сделаться богиней, / В морской глубине основала родину». То есть из цитаты видно: она поступила именно так, потому что у нее было такое право, данное, – скажем пока осторожно, – Природой.
На ее выбор отреагировал Тхэшхо. Узнав о «своеволии», он разгневался, принялся сотрясать землю, в том числе и морское дно, однако наказать ее не смог. Другими словами, Тхэшхо проявляет себя в данном сказании лишь как один из богов – например, бог суши. И это последнее не соответствует, на наш взгляд, духу времени, отраженному в самом анализируемом сказании.
В переводном варианте все практически совпадает с оригиналом, но в дополнение сказано, что Псытхэ-Гуаще в своем самоутверждении «ослушалась» Тхэшхо. А это срабатывает, с одной стороны, как намек на родственные или какие-то иные – иерархические связи между рассматриваемыми героями произведения, что не подтверждается оригиналом, с другой, – как бы «возводит» Тхэ в ранг «отца небесного», что, видимо, не противоречит тогдашнему мировосприятию нартов. В целом же подобное видение не слишком гармонирует с нартской философией.
Нарты, видимо, считали, что Тхэ (Тхьэ) или Тхэшхо (Тхьэшхо), сюда же «Уашхъо» / Уащхъуэ (Синее или Голубое небо) – одна сущность, Демиург. Он создал все, включая самих нартов. То есть они – творения Бога, которые, ощущая себя совершенными (Бог не мог создать что-то неидеальное), стремятся стать еще лучше. Это, последнее, подтверждается человеческими характерами, раскрытыми сказанием. Кроме того, о таком стремлении говорят свойства второго вида яблока, которое нацелено как на физическое, так и на нравственное совершенствование человека.
Одновременно нарты чувствовали себя и свободными, как они думали, по воле Бога. А потому не удивлялись тому, что кто-то из них превращался, например, в Псытхэ-Гуащэ. Так и должно быть, видимо, говорили нарты. Если все честно, если других более достойных на это вакантное место не существует, то почему бы и нет?!
И чтобы закончить тему богов в сказаниях о нартской золотой яблоне, а заодно прояснить происхождение данного чуда, скажем, что, согласно той же кабардинской версии, оно является даром Тхагалиджа. А он, в свою очередь, многими исследователями, в том числе благодаря анализируемому кабардинскому произведению, трактуется как бог плодородия. Однако необходимо и здесь оговориться. В большинстве сказаний Тхагалидж не выглядит богом. Более того, существует небольшой цикл сказаний, который так и называется: «Нарт Тхагалидж» [1: Т. IV, 195-203]. Другими словами, он – человек, хранитель нартского проса, который, состарившись и чувствуя приближение смерти, передает его нартам, завещая беречь. Человек он, правда, необыкновенный, талантливый земледелец, специалист по выведению новых сортов зерновых культур (а в нашем случае и садоводческих), одаренный Богом (Тхьэр зэтагъэр), возведенный не только нынешними учеными, но даже своими современниками в ранг некоего высшего существа.
Форма общественного строя нартов того времени, видимо, демократия. Во всяком случае, во всех четырех сказаниях (или их вариантах) упоминается Хасэ, на заседаниях которого нарты решают, как быть дальше. Более подробно о Хасэ говорится опять же в кабардинском варианте сказания. Правда, какого вида демократия была в их время, такая ли, какую древнегреческий мыслитель Платон называл аристократией, властью мудрецов и философов [4; 5: 102-109], из анализируемых здесь текстов мы понять не можем.
Зато мы узнаем, что после принятия очередного решения участники Хасэ устраивали «санопитие» (где «санэ» – вино). А это для нашего исследования интересно, прежде всего, тем, что иллюстрирует прочное укоренение в активе нартского сельского хозяйства еще одной плодоводческой культуры – винограда. Ведь слово «санэ» значит «вино» во всех диалектах языка адыгов. А у шапсугов, как и у натухайцев, которых можно считать адыгами, сохранившими в своем субэтнониме имя «нарт» в виде «нат-» [6: 203-206], слово «санэ» означает не только вино, но и виноград в целом: и плоды, и растение. Да и слово из литературного языка западных адыгов «сэнашхьэ» – виноград (плод и растение) содержит компонент «санэ», пусть и в несколько измененном виде. В восточном варианте языка адыгов словом «санэ» также обозначается «вино», причем именно виноградное, хоть сам виноград именуется заимствованным словом «жызум».
В том же кабардинском сказании мы узнаем и о следующем: нарты на своем Хасэ пили не просто вино, а именно белое. Это должно говорить о том, что, во-первых, нарты, кроме белого, знали, как минимум, еще один сорт, во-вторых, белое вино у них считалось лучшим. На данное обстоятельство указывает то, что в заседаниях Хасэ (по логике) участвовали избранные, самые достойные представители народа, и им, конечно, следовало подавать на стол наиболее изысканные напитки.
Напомним в связи с отмеченными разновидностями вина, что и яблоки на нартской яблоне тоже росли двух сортов: одно, условно говоря, совершенствующее человека, второе, способствующее улучшению деторождения. При этом особо следует подчеркнуть тот факт, что оба яблока росли на одной яблоне. На него обращается внимание потому, что у черкесов прививание к одной яблоне веток разных сортов яблонь практиковалось, по крайней мере, до 70-х гг. прошлого века.
Продолжив же тему винограда, необходимо напомнить и о следующем. Из другого сказания – о том, как Сосруко (Саусырыко) добился участия в нартском санопитии на Хасэ, мы узнаем, что не только яблоки, но и «санэ» могло создавать чудотворный эффект. Так, выпитый и без того могучим нартом рог «санэ» вызвал у него необыкновенный прилив сил [7: 35-45].
О нравственном самосовершенствовании нартов как «национальной» черте характера подробнее говорится опять же в кабардинском варианте сказания «Золотое дерево нартов». И наибольшие требования данное произведение предъявляет к мужчинам. Так, нарт Пызыгэш, увидев, что похищают золотые яблоки голуби, и, выстрелив в одного из них (не зная, что голубь – в действительности голубка и будущая его жена) ранил его намеренно. И поступил он так из милосердия, а не только по расчету охотника, который намеревался отправиться за жертвой по следу.
Более ярко дух отчаянного благородства и пронзительной чести двух братьев проиллюстрирован в концовке сказания, которая, кстати сказать, совершенно не похожа на завершения западно-черкесских текстов. В кабардинском сказании Пыдж и Пызыгэш не просто братья, они близнецы, похожие друг на друга, как две капли воды. Выйдя на берег, Пызыгэш и Мыгэзэщ-Гуащэ обнаружили пустой шалаш Пыджа. Пызыгэш не стал ждать возвращения брата, он отправился в лес на его поиски. Вскоре из лесу с добычей вернулся Пыдж. Думая, что имеет дело со своим мужем, Мыгэзэщ-Гуащэ стала любезничать с Пыджэм. Эту сцену увидел возвращавшийся из безрезультатного поиска Пызыгэш.
И тут каждый из близнецов-братьев поступил так, чтобы его действие не противоречило нормам нартской этики. Пызыгэш, вспылив, направил свой гнев не на жену или брата, а на себя. Он запустил стрелу вертикально вверх. Она, вернувшись, пронзила его насквозь и ушла в землю «на семь слоев». Пыдж, увидев и поняв, что произошло с братом, не посмел остаться в живых: он проткнул себя своим же мечом.
Женщины в сказании нравственно более свободны. Так, девушке на выданье можно было заманивать к себе женихов с помощью хитрости, например, превратившись в голубку и похищая золотые яблоки. В речи адыгов слово «лIы» – «муж» применяется не совсем так, как это отражено в словарях. Оно значит «герой», затем по нисходящей – «мужчина» и лишь затем – «муж». Нечто подобное мы наблюдаем и в русской речи в слове «муж», если оно переводится в возвышенный (уже устаревший) стиль. Думается, что речь нартов была максимально приближена к современной адыгской. Именно поэтому «голубки», рискуя жизнью, похищали яблоки у нартов. Им нужен был не просто муж, а «лIы» – герой, мужчина.
Женщина, обремененная не слишком строгими правилами, например, уже став вдовой, была вправе пообещать подвернувшемуся человеку выйти за него замуж и не сдержать слова. Тем более, если она считала, что он не достоин ее. Так поступила Мыгэзэщ-Гуащэ с нартом Тлебыцэжеем (Лъэбыцэжьей), который, увидев тела двух братьев, предложил похоронить их, взамен на то, что она даст согласие на замужество с ним. Женщина выразила готовность. И это несмотря на то, что Тлебыцэжей славился как человек нечестный, стремящийся за счет интриг возглавить Хасэ нартов. Поэтому же Мыгэзэщ-Гуащэ, дождавшись окончания погребения, незамедлительно вернулась в свой подводный край.
Но и женщине отступать от норм поведения позволялось далеко не всегда. Мать Мыгэзэщ-Гуащэ отправила дочь в Нартию, где она и родила двух братьев-близнецов – Орзэмэджа и Имыса. Только там она и могла разрешиться. И ее дети впоследствии, естественно, стали знаменитыми в нартском мире. Видимо, не последнюю роль в этом сыграло то, что она вкусила – и не раз – нартского золотого яблока.
В переводном варианте сцены с Тлебыцэжеем нет. Мыгэзэщ-Гуащэ после самоубийства братьев возвращается в свой подводный край и там рожает сыновей-близнецов. Этим она невольно нарушает нартский патриархальный уклад, когда дети в обязательном порядке должны быть возвращены отцу или, если он погиб, его роду. Так поступила, например, Исп-Гуащэ, жена нарта Химиша. Будучи уже беременной, она ушла от мужа. Он вскоре, не дожив до рождения сына Пэтэрэза (Бэтраза), погиб. Исп-Гаущэ вернула сына нартам сразу после его рождения, даже не приложив его к своей груди [1: Т. IV, 21-79].
В качестве вывода к предложенному нами здесь небольшому исследованию можно сказать следующее: проанализированные сказания выявляют взаимосвязь между нартским представлением о Боге-Всесоздателе, их общественным строем и их «национальным» характером. При этом с помощью избранных произведений нами выявлены лишь контуры данной взаимосвязи. О ее бесспорном существовании и прочности можно будет судить по дальнейшим исследованиям, выполненным в русле избранного направления.
Литература:
1. Нартхэр (адыгэ эпос). Текст угъоигъэ томибл. – Мыекъуапэ, 2017.
2. Касьян А.С. Клинописные языки Анатолии (хаттский, хуррито-урартские, анатолийские): проблемы этимологии и грамматики. – М., 2015. – 445 с.
3. Золотое дерево. [Электронный ресурс]. – Режим доступа: дата обращения 16. 01. 2020.
4. Формы правления по Платону. [Электронный ресурс]. – Режим доступа: дата обращения 20. 01. 2020.
5. Шаззо А.М. Как нарты возвращали себе имидж народа-образца для подражания // Литературная Адыгея. – 2019 – №4 (116),.
6. Шаззо А.М. Элементы археолингвистики в этимологии термина «нарт» / Адыгский эпос «Нарты» и мировое эпическое наследие. – Краснодар. 2017. – 240 с.
7. Куек А.С. Бинарные оппозиции и амбивалентность в адыгском нартском эпосе // Вестник АРИГИ им. Т.М. Керашева. – 2019