Отечественная война. Вяземский капкан для Великой армии
Великая армия: от Малоярославца до Вязьмы
После оставления Москвы французская армия оказалась в затруднительном положении, так как продолжать войну с каждым днём становилось всё сложнее. Произошедшее вскоре Малоярославское сражение явно продемонстрировало, что сил Великой армии недостаточно для того, чтобы удерживать инициативу и вести наступление в столь желанном для Наполеона и его маршалов направлении. От идеи зимовки на житном юге России пришлось отказаться, и корпуса были вынуждены вернуться в Можайск, через который они победоносно проходили всего пару месяцев назад. «Мы приблизились к Можайску, куда и прибыли поздней ночью 28 октября, когда погода переменилась, стало холодно и пошел снег. Запах стоял отвратительный; пахло частью горелыми домами, частью разлагающимися телами павших животных» — вспоминал Генрих Ульрих Роос — врач, участник похода 1812 года. Армия, в которой осталось лишь 60−65 тыс. пехотинцев и 15 тыс. всадников, на которых приходилось лишь 5 тыс. лошадей, была вынуждена вернуться на Старую смоленскую дорогу.
Марш по разорённой, ограбленной французами земле тяжело давался вчерашним триумфаторам. Те деревни, селения и отдельные дома, что уцелели летом, теперь подверглись совершенному разорению и разрушению. «В ночь на 26 октября мы подошли к Уваровскому и были удивлены, увидав село все в огне… Нам сказали, что был отдан приказ сжигать все находившееся на нашей дороге. В этом селе был деревянный дом, напоминавший по своей величине и великолепию самые красивые дворцы Италии. Богатство его отделки и меблировка соответствовали красоте его архитектуры… все эти богатства не пощадили, и мы узнали на следующий день, что наши солдаты не захотели просто поджечь дом, находя этот способ чересчур медленным, а предпочли подложить в нижний этаж бомбы с порохом и взорвали его. Теперь мы видели горящими все села, в домах которых мы несколько дней тому назад отдыхали. Их теплый ещё пепел, разносимый ветром, прикрывал трупы солдат и крестьян». Прибывавшие вслед за авангардом полки видели зарево пожаров и пепелища, сжигая то немногое, что не успели уничтожить передовые части, так что арьергард, на который постоянно наседали русские, терпел холод и голод.
28 октября, когда большая часть Великой армии уже ступила на Смоленскую дорогу, главные силы русских войск ещё оставались между Калугой и Малоярославцем. Не имея точных сведений о неприятеле, Кутузов развернул преследование, ожидая, что французы будут отступать по линии Гжатск (совр. Гагарин) — Сычёвка — Белый на северо-запад к Двине. В действительности же Наполеон двигался на запад к Вязьме на Смоленск. 31 октября Милорадович и Платов вступили в контакт с неприятелем: у Колоцкого монастыря (в 25 км к западу от Можайска), где находились французские раненые и большой отряд пехоты, был сильный бой. Здесь, по признанию Цезаря Ложье — офицера гвардии Евгения Богарне, «в первый раз разбили и бросили пушки», два батальона пехоты были разгромлены, захвачены два знамени. Однако худшее было ещё впереди. Как только русскому командованию стало ясно направление движения неприятеля, Кутузов предписал главным силам двигаться по кратчайшей дороге на Вязьму, намереваясь перехватить сильно растянутые порядки французов. Платов должен был следовать за противником по Смоленской дороге, Милорадович держаться ближе, сохраняя сообщение с основной армией.
Маршал Даву: спаситель империи?
Моральное воздействие постоянно наседавших русских отрядов было таково, что французы более не помышляли о каких-то наступательных действиях или удержании позиций. Отныне единственной заботой стало отступление. При всём этом не стоит думать, что Великая армия больше не представляла собой сколько-нибудь значимой силы: разложение войск ещё не было необратимым, многие полки и батальоны сохраняли боеспособность даже в таких тяжёлых обстоятельствах, а отдельные части армии продолжали худо-бедно выполнять свои функции. 31 октября Наполеон со штабом прибыл в Вязьму, где принялся диктовать приказы и рассылать депеши, стремясь выжать из своего положения максимум. Император не терял надежды устроиться на зимовку между Днепром и Двиной, для чего требовалось хоть немного стабилизировать фронт и дать людям и лошадям отдых. В прессе начинающееся бегство было объявлено всего лишь стратегическим манёвром, целью которого было сблизить части армии, разбросанные по всей России. Для этого требовалось задержать русских в Вязьме, обойти которую, оставив у себя в тылу сильный французский отряд, было бы затруднительно. Как это обычно бывает, самая тяжёлая задача выпала на долю войск арьергарда, возглавляемых Даву. Маршал, совершивший столько подвигов на поле сражений, должен был добиться настоящего чуда, чтобы дать армии возможность отступить.
Милорадович намеревался перехватить часть сил противника у Царёва-Займища, что в 40 километрах к западу от Вязьмы, однако несогласованные действия частей авангарда не позволили организовать засаду. Французы, побросав всё, что можно, улизнули из раскинутой для них ловушки. Теперь общая атака сил Милорадовича и Платова была назначена на 3 ноября, когда большая часть французской армии уже вышла из Вязьмы, в окрестностях которой оставались части Даву, Евгения Богарне и Нея, оставленные подкреплять Даву. Корпус последнего не успел войти в Вязьму и был атакован русскими частями. Милорадович и Платов спланировали бой на окружение, причём сначала атаковала кавалерия, затем на высотах расположились три батареи конной артиллерии и лишь потом стала подходить пехота. Для Даву ситуация грозила обернуться катастрофой. Несмотря на то что войска Богарне и Понятовского шли на выручку своим товарищам, запруженная повозками и оставленными орудиями дорога чрезвычайно замедляла движение подмоги. Впрочем, Милорадович не стал рисковать частями принца Вюртембергского, приказав тому очистить путь, и Даву удалось вырваться к своим, пускай и с большим уроном. Но на этом бой не закончился: не давая противнику возможности опомниться, Милорадович развернул фронтальный бой, который закипел уже в окрестностях Вязьмы. В 13 часов сражение началось уже с новой силой.
Задачей минимум французских командиров было не дать русским окружить и уничтожить вверенные им войска, при лучшем исходе нужно было попытаться закрепиться на высоком берегу Вязьмы и оборонять его как можно дольше. Сначала Даву и Богарне удерживали позиции к западу от города у Большого и Малого Ржавцев и деревни Мясоедово, но совместная атака Милорадовича и Платова, поддержанная 80 орудиями, заставила маршалов отказаться от этой задумки и отойти к центру Вязьмы. Здесь французы одновременно пытались организовать оборону и сжечь уцелевшие строения, чтобы затруднить организацию преследования, однако их левому флангу уже угрожали кавалеристы Уварова, а в тылу замаячили партизаны Фигнера и Сеславина. Милорадович мог довольствоваться тем, что противник был сбит с позиций и явно намеревался отступать к своим, однако не таков был командир русского авангарда. Уже в темноте в шестом часу вечера генерал приказал начать новую атаку на город, подожжённый французами. Силы атакующих состояли из 26-ой и 11-ой пехотных дивизий, возглавляемых генералами Паскевичем и Чоглокова соответственно. Голову колонны 11-ой дивизии составлял Перновский полк, первым ворвавшийся в город с распущенными знамёнами и барабанным боем.
В самом центре Вязьмы у церкви Рождества Богородицы развернулось побоище: перновцы атаковали с остервенением, а французы держались за каждую пядь земли, за каждый дом. После упорного боя перновцам удалось закрепиться на другом берегу Вязьмы, отбить центр города и вытеснить противника на его западную окраину. «В Вязьме в последний раз мы видели неприятельские войска, победами своими вселявшие ужас и в самих нас уважение. На другой день не было войск, ни к чему не служила опытность генералов, исчезло повиновение солдат» — писал Ермолов — участник сражения и будущий покоритель Кавказа. К 18 часам всё было кончено: французские части продолжили беспорядочный отход на запад, где их ожидала гибель под Красным и Березиной, а русским войскам удалось отбить Вязьму и не допустить перегруппировки противника. Общие потери французской армии, включая больных и пленных, принято оценивать в 6−7 тыс. солдат и офицеров, русская армия потеряла около 2 тыс. человек.