Бессмысленный чиновничий язык перестал быть русским

Получаю я тут недавно письмо от министра… Ну, если честно, это первый такой случай в моей жизни. Да и министр мне написал не федеральный, а областной. И все-таки я ощутила торжественность момента: мне, простому обывателю, от настоящего министра послание! А получилось это так. Летом я волею случая оказалась в Калужской области, где увидела фантастической красоты здание — дом хирурга С.П.Федорова, построенный в стиле модерн в начале ХХ века. Правда, сейчас этот сказочно прекрасный дом стоит пустой и бесприютный, ветшает, и на его крыше уже растут деревья. А возле наглухо заколоченной двери висит издевательская табличка «Музей». Не в силах спокойно видеть эту страшную картину, я обратилась к калужским властям — и получила от областного министра культуры вежливый ответ на официальном бланке. Когда отбурлила первая радость от столь внимательного отношения к мнению рядового гражданина, я стала вчитываться в текст письма. Вот что там говорится: «На территории усадьбы «Воробьево», где в 1898–1918 гг. жил в летнее время хирург Федоров С.П.», расположенной по адресу: Калужская область, Малоярославецкий район, д. Алешково, санаторий Воробьево (далее — усадьба), являющейся объектом культурного наследия регионального значения, музеи, на хранении которых находятся культурные ценности, входящие в Музейный фонд Российской Федерации, отсутствуют. В связи с тем, что в настоящее время данный объект не относится к собственности Калужской области или органов местного самоуправления Малоярославецкого района Калужской области, решение вопроса о доступе посетителей в здание усадьбы не относится к полномочиям органов государственной власти в сфере культуры Калужской области». Честно говоря, из сказанного более или менее понятно одно: руководство области никакой ответственности на разрушение памятника культуры не несет. Вполне допускаю, что это именно так. И все-таки меня мучает противоречие между тем, что усадьба «является объектом культурного наследия регионального значения», и тем, что региональные, то есть областные власти заниматься ею не считают нужным. Да и фраза об отсутствии на территории усадьбы музеев входит в очевидное противоречие с табличкой «Музей», которую кто-то изготовил и закрепил на многострадальном федоровском особняке. Конечно, хотя министры мне прежде и не писали, я не впервые в жизни вижу официальный документ, составленный так, что понять его смысл не представляется возможным. Мне всегда нравился эпизод из «Былого и дум» А.И. Герцена, где недавно назначенный губернатор пытался вникнуть в содержание казенных бумаг и одну из них ему не удалось понять даже с третьей попытки. «Он позвал секретаря и дал ему прочесть. Секретарь тоже не мог ясно изложить дела». Обратились к столоначальнику (в современной терминологии — начальнику отдела), которому, по утверждению секретаря, следовало передать загадочный документ. Опытный столоначальник тоже не сумел передать смысл бумаги своими словами, но взялся написать на нее ответ. Когда текст был готов, губернатор с изумлением признал, «что это действительно был ответ на ту бумагу». Получается, что более полутора веков назад чиновники уже владели искусством составления документов, которые, не имея ясного содержания, тем не менее способны участвовать в процессах управления. Тексты их сродни магическим заклинаниям, которые могут казаться непосвященному бессмысленным набором звуков, но при этом имеют над жизнью необъяснимую власть. «Чиновник говорящий», а тем более «чиновник пишущий» в целом ориентирован на порождение текстов, не поддающихся переводу с русского на русский. Но когда это происходит в рамках его рутинной деятельности, такие бумаги никому особенно не вредят. Они пересылаются, подшиваются, на них составляются точно такие же невразумительные ответы — а жизнь идет своим чередом. Гораздо хуже, когда на чиновника находит творческий раж. В эти моменты он стремится с помощью своих странных текстов-заклинаний переустроить и облагородить мир. Именно это происходит сейчас в сфере образования и называется внедрением нового образовательного стандарта 3++. В само́м обозначении мне видится нечто мистическое. «С двумя плюсами» — это, вне всякого сомнения, хорошо. В далекие школьные годы каждый из нас мечтал о такой оценке. И вот два плюса пришли к нам, скромным труженикам вузов, в виде новых министерских требований. Причем не так ужасны исходные федеральные документы (там еще кое-что можно понять), как сопровождающие их тьмы и тьмы толкований, сочиняемых чиновниками помельче. Не успели мы привыкнуть к тому, что старые добрые советские ЗУНы — знания, умения и навыки — обернулись так называемыми компетенциями, а на подходе новый затейливый оборот речи — «индикаторы компетенций». И уже ринулись в бой многочисленные мастера толкований начальственного замысла, которые радостно разъясняют опешившим доцентам и профессорам, что «каждая компетенция — это набор родственных индикаторов. Эти индикаторы объединяются в один или несколько блоков в зависимости от смыслового объема компетенции». И все это мы должны будем отразить в новых редакциях учебных программ. Причем основное их содержание все сжимается, да что там — скукоживается, в то время как компетенции и их новорожденные индикаторы разрастаются, подобно непобедимому борщевику в дачной местности. Впрочем, у меня есть все основания надеяться, что следующие поколения будут значительно меньше, чем мы, страдать от чиновничьего экстатического камлания. Никто ведь не отменял привычку, которая, как известно, «свыше нам дана». А к обессмысленной ритуализованной речи мы сегодня заботливо приучаем детей с самого юного возраста. Мне кажется, тот, кто написал на высокий балл сочинение в рамках ЕГЭ по русскому языку, может сразу же оформиться секретарем к тому министру, что умеет простым нанизыванием слов снять с себя ответственность за судьбу памятника культуры. В течение нескольких лет на ЕГЭ по русскому языку от ученика требовалось написать сочинение по предложенному тексту, причем надо было непременно согласиться или не согласиться с автором и привести два аргумента (желательно из художественной литературы!) в доказательство своей правоты. Сейчас же мы узнали, что «критерии оценивания ответов на задание 27 уточнены» и выпускнику больше не следует искать примеры в произведениях писателей, а надо прокомментировать проблему «с опорой на исходный текст». Все бы ничего, но мне доподлинно известно, что некоторая часть школьных учителей уже запрещает детям использовать те аргументы, которые год назад объявлялись строго обязательными. В официальных методических рекомендациях, размещенных на сайте Федерального института педагогических измерений, изменения в требованиях ЕГЭ по русскому языку разъясняются так: «Из задания 27 с развернутым ответом в 2019 г. была исключена аргументация экзаменуемым собственного мнения с опорой на жизненный и литературный опыт. Это было обусловлено поверхностным, формальным уровнем приводимых в сочинениях экзаменуемых аргументов. Критерий К4 перешел в разряд дихотомических». Мне, честно говоря, больше всего нравится последняя фраза. Кстати, может быть, великолепный некогда дом С.П. Федорова в Калужской области тоже «перешел в разряд дихотомических»? По-моему, местным чиновникам надо взять эту формулировку на вооружение. Наверное, может возникнуть вопрос: почему все это меня так раздражает? Ведь бюрократические глупости вечны, а люди, по словам еще одного классика, не обращают «никакого внимания на общий ход дел», руководствуясь «личными интересами настоящего». Ну кто станет принимать всерьез индикаторы компетенций и руководствоваться ими в своих поступках! Но все, я боюсь, не так просто. Известно, что человек, работающий в шумном цехе, к шуму привыкает и перестает обращать на него внимание. При этом он, сам того не замечая, начинает громко говорить даже вне заводских стен. А тот, у кого постоянно включен телевизор, привыкает к шуму информационному и часто не реагирует даже на важные сообщения. Не меньший информационный шум создают официальные бумаги с нелепыми формулировками. Они воспитывают в нас нежелание вникать в существо высказывания. А следовательно, мы и сами перестаем стараться, предпочитая мукам сло́ва случайные и нескладные фразы. Мы не отвечаем за то, что говорим и пишем. И уже не стоит доверять нашим «я люблю тебя» или «можешь на меня положиться». Знаете, когда будет по-настоящему страшно? Думаю, когда министрами сделаются те, кто сдавал ЕГЭ и проникся его духом. Тогда «дихотомический разряд критерия» покажется нам милым детским лепетом. Настанет эпоха имитаторов речи, а значит, и имитаторов смысла. Впрочем, у меня остается надежда на то, что этого никогда не произойдет. Что ответственные посты займут не покорные, а сомневающиеся. Не повторяющие пустые заклинания, а готовые рискнуть и сказать по-своему. Если дом хирурга Федорова до тех пор не разрушится окончательно, они придут, отремонтируют его и откроют в нем прекрасный музей. Без лишних слов.