Как крестьянка помещицей стала
На берегу Невады
Отца у этого Николая звали Алексеем, и оставил он сыну небольшое, но крепкое хозяйство – 200 десятин земли и аккуратный, красивый двухэтажный дом, стоявший на берегу созданного им же пруда.
Военная служба Николаю Алексеевичу никогда не нравилась, но и гражданская как-то не пошла, потому он крепко осел в своем имении Орловка, занялся его укреплением и украшением. Прежде всего, Киреевский прочистил и расширил пруд, созданный его почтенным родителем. Протекавший здесь ручей с иностранным именем Невада нес воду чистую, как слеза, – и в пруду вода этой чистоты не потеряла. Рыба, которую запустил в водоем помещик, была обычная – карп и карась, но в кристально чистой водной массе красный карась и зеркальный карп казались совсем сказочными, когда на утренней или вечерней зорьке начинали свои рыбьи игры.
Завел себе Николай Алексеевич и небольшую лодку, на которой регулярно совершал прогулки по своему водному богатству (часто с парой удочек). Благоустроив пруд, занялся помещик парком: высадил несколько сот деревьев диковинных пород. Они составили три 200-метровые аллеи, выходившие к дому. Самая нижняя шла параллельно ручью, впадавшему в помещичий пруд. Уже через несколько лет «аглицкий парк», как называли его здешние крестьяне, стал второй, после пруда, местной достопримечательностью.
Так и жил помещик, ведя хозяйство, занимаясь украшением природы, но затосковал вдруг сильно, и тоска эта долго не проходила. Знал Киреевский, в чем дело, потому что меланхолия злая посещала его время от времени, несмотря на постоянную занятость.
Прекрасная купальщица
Четвертый десяток уже шел Николаю Алексеевичу, а хозяйки имения у него все не было. Ни одна из соседских помещичьих невест, как ни пытались они привлечь внимание непьющего, некурящего, хозяйственного Киреевского, не сумела покорить его сердце. Богатые его не интересовали – Киреевский был натурой увлекающейся, романтичной и (что для помещиков являлось большой редкостью) доброй по отношению не только к людям своего круга, но и к крестьянам из соседнего села.
И вот однажды… Шел Николай Алексеевич от дома к пруду, на свое любимое место – искупаться перед сном на вечерней зорьке решил. Подходя к берегу, услышал вдруг плеск и энергичные шлепки по воде. Разозлился помещик: кто это здесь развлекается? Отодвинул Киреевский рукой ветки куста и хотел было уже закричать, чтобы прогнать незваного купальщика, да так и замерла его рука, а приоткрытый рот не издал ни звука.
Спиной к нему на деревянных мостках сидела девушка и, свесив длинные волосы к воде, чем-то их мыла. Уходящее за горизонт медное солнце осветило ее тело, и помещик чуть не вскрикнул от восхищения. А когда она встала и повернулась вполоборота к берегу, Киреевский увидел ее лицо, плечи, грудь – и пропал!
Задохнувшись, он осторожно отпустил куст и услышал, как девушка бросилась в воду и поплыла – вразмашку, быстро – к противоположному берегу. Николай Алексеевич понял, что она из соседнего села – Смирных.
Как будто ненароком, к брату наведываясь, побывал Киреевский в селе Смирные и узнал, что его купальщица не девушка вовсе, а крестьянская жена Ольга Ловчикова, и у нее уже двое детей. Известие об этом душевный жар помещика не затушило, а лишь усилило. Спустя неделю, чуть не напугав Ольгу до смерти и дав ей возможность одеться, Николай Алексеевич познакомился с чужой женой…
Короткое счастье
Так Киреевский нашел свою избранницу – такую, что уже через месяц о его романе узнали в уездном Малоархангельске. Узнали и осудили, пробовали уговорить отказаться, стыдили, но безрезультатно.
Однако если у Николая Алексеевича страдания были только моральные, то Ольгу муж несколько раз бил смертным боем. Но, вышедшая замуж по указке родителей, слушала она только свое сердце, поэтому с синяками и шишками бежала к пруду, где ее уже ждал любимый барин Николай Алексеевич.
Однако и Киреевский просто развлекаться с чужой женой не собирался. Однажды Николай Алексеевич явился к Ольгиному мужу и предложил ему сделку: он договаривается со священником Успенского храма села Смирные отцом Василием, и крестьянину Ловчикову разрешат развод, а Киреевский, взяв в жены Ольгу, позаботится о ее детях, мужу же в качестве компенсации подарит десять десятин земли.
Сделка состоялась, хотя и не сразу. Три года ушло у Николая Киреевского на поездки – в Орел и Малоархангельск. Он сумел убедить всех, что Ольга Григорьевна – это его жизнь, много раз замаливал свой грех прелюбодеяния, стоя на коленях. В конце концов в Успенской церкви села Смирные в присутствии всех местных крестьян Киреевский обвенчался со своей любимой.
Двух детей Ольги Николай Алексеевич воспитывал как своих, а от большой любви родился у них вскоре общий сын Георгий. К сожалению, недолгим оказалось счастье рыцаря-помещика и барыни-крестьянки: Киреевский скоропостижно скончался в 1907 году, не дожив даже до 40 лет. Хозяйкой имения Орловка после смерти мужа стала Ольга Григорьевна. К своим смирновским соседям, став барыней, она относилась, как и муж, по-доброму. Потому крестьяне ее уважали и любили.
Живые свидетельства
Эту историю любви помещика к крестьянке рассказала мне двадцать лет назад старейшая жительница покровской деревни Орловка Матрена Павловна Гревцева.
Многое в жизни она повидала и испытала. Когда началась война и муж ушел на фронт, осталась Матрена одна с малолетними детьми. Немцы оккупировали деревню, где она жила тогда, выгнали ее из дома, Пришлось семье скитаться по подвалам. А во время освобождения сгорела ее хатенка (фашисты сожгли при отступлении), и несколько месяцев, не имея крыши над головой, ночевала Матрена Павловна вместе с детьми в погребах или просто под телегой.
Потом был тяжелый труд: копала, носила, косила – и все почти задаром. Только наладилась жизнь – дети выросли и разъехались, умер муж. Нелегкую и длинную жизнь прожила Матрена Гревцева. И светлым пятном в памяти 85-летней старушки осталась навсегда история любви помещика и крестьянки. Рассказывала Матрена Павловна – лицо светилось, а подробности такие вспоминала, будто вчера все видела.
Хотя и были у меня большие сомнения по поводу правдивости событий, живописно и красочно поведанных мне землячкой, но уж очень душевно и убедительно все выглядело. Я записал эту, как мне казалось тогда, легендарную историю и опубликовал ее в одном из областных изданий. А потом на какое-то время забыл о ней.
Прошло полтора десятилетия, и во время работы с документами Госархива Орловской области, когда я выяснял послереволюционную судьбу некоторых малоархангельских помещиков, натолкнулся вдруг на дело о выселении Киреевской Ольги Григорьевны и Балашовой Анны Ивановны… У забытой, казалось, истории о любви помещика и крестьянки нашлось документальное подтверждение.