Горец: он с детства знал, что будет военным
Горе пришло не только в семью Гаджимагомедовых и Мазаевых. Именами тех, кто честно выполнял свой долг, будут называть улицы и школы. И надо сделать так, чтобы они не забывались никогда — имена тех военных, которые остались верны присяге, не пошли на сделки с совестью и погибли во имя мира и спокойствия, которых всегда добивалась Россия. Время все расставляет по своим местам. И оно докажет, что наше дело — правое.
В понедельник, 21 марта, в Махачкале вдова погибшего во время военной спецоперации на Украине офицера Нурмагомеда Гаджимагомедова Мадина получила награду мужа — Звезду Героя.
К награде Нурмагомед был представлен посмертно — за героизм и мужество. Для вручения Звезды Героя России в Дагестан приехал замминистра обороны России Юнус-Бек Евкуров.
А за несколько дней до этого специальный корреспондент «Вечерней Москвы» побывал в Дагестане, пообщался с родными и близкими Нурмагомеда, и сегодня мы рассказываем о нем — герое нашего времени, ставшем кумиром для многих молодых ребят и символом офицерской чести.
Его последний бой был страшным. Силы противника превосходили наши. Еще и местных жителей выставили живым щитом. Из-за них и вели огонь на поражение. Боевую машину подбили. Он успел выскочить, бросился в сторону. Открыл огонь по нападающим. Отвлек внимание на себя. Его десантники заняли круговую оборону. Его ранило. Он продолжал сражаться до последнего патрона.
Что происходило в его душе в те секунды, когда он принял решение? Это был миг. Две чаши весов, на одной из которых лежал его светлый мир — с красивыми горами, морем, любимым домом, мамой, отцом, крошечной дочкой на руках и женой, друзьями. А на другой… На другой была возможность спасения. Ценой предательства. Ведь за отречение от присяги российского офицера в эфире, его покаянные слова или унизительные мольбы о пощаде и растоптанную честь заплатили бы дорого. Он не рассматривал возможность такого выбора. Свой выбор он сделал загодя. И достал гранату.
Махачкала — это море и камни. Море сейчас по-зимнему стальное, бьется о берег, будто плачет. Камни молчат, только иногда, под утро, покрываются каплями росы, исчезающей под первыми лучами солнца.
Лицо Энгельса Гаджимагомедова рассечено морщинами и тоже кажется каменным. За его спиной — портрет сына, в телефоне — бесконечные видеоролики, которые шлют ему со всех сторон России друзья Нурика. Говорит Энгельс сдержанно, рублено, жестко. Только иногда по лицу гуляют желваки. Он сам офицер и говорит по-офицерски.
— Расскажу вам то, чего не говорил никому. Когда Нурик в Сирии был, при нем случай был. Одного парня из соседней роты захватили враги, вырубили ударом по голове и в кипяток бросили. Нурик когда вернулся, сказал мне: «Пап, я, если что, в плен не сдамся. Лучше смерть, чем на коленях стоять. Последний патрон всегда буду при себе держать!» Гордый он был, честью военного дорожил, на унижения не пошел бы. Поэтому так и поступил. Нурика нет. Погиб как мужчина и воин.
Его имя теперь знакомо каждому. Как гордился бы им дед — Магомед, который в Дагестане был известен.
— Дед мой богатым фермером был, трудягой, его раскулачили и репрессировали в 1936 году, так что у семьи жизнь не сахар была, — рассказывает Энгельс. — Отец этого простить не мог, конечно, но родину любил и служил ей честно. Он работал на заводе в Каспийске, от простого слесаря до замначальника цеха дошел. У Вилли Токарева — помните усатого такого певца? — начальником был. А потом первый секретарь обкома Лакского района позвал его бригады создавать в горах. Отец все сделал, потом в Кулинском районе работал, и везде успешно, он тут легендой был. Он сам нас, шестерых, поднимал. Бабушка знала, что мама наша рано уйдет, она образованная очень была, даже в медресе преподавала, а ученые — те же ясновидящие.
Когда Великая Отечественная война началась, отец на фронт пошел. Дошел до Белоруссии, с войны ефрейтором вернулся. Так званием этим гордился! Редкий был человек. А память какая: он номер автомата своего, ППШ, знал наизусть! Нет сейчас ни у кого такой памяти. А еще он в селе Кани дом прадеда восстановил, мы с Нуриком его в порядок привели — старый дом, каменный, 280 лет первому этажу!
Рассказ спотыкается о горькое «мы с Нуриком». Пока не получается осознать, что его нет. Кажется — сейчас зайдет, как всегда, веселый, что-то расскажет, обнимет за плечо. Воля у Энгельса железная.
— Ночью 24 февраля я спал вроде, потом слышу — то ли кошка кричит, то ли ребенок плачет. Прислушался и разобрал: «Папа, папа, помоги мне!» По нашему кричит папа — «буттай, буттай». Я вышел во двор: нет никого. Лег, снотворное выпил, начинаю засыпать — опять кричит. Я за ворота — и там никого. Сон ушел, сел за стол, сижу. А в пять пятнадцать мне позвонили: «Энгельс, держись. Погиб сын. Как герой погиб». Вечная ему память. Пусть будет в раю. А нам еще очень многое надо сделать…
Разговор часто прерывается звонками телефона. Энгельса знают многие, звонят, ищут слова поддержки. Он слушает, благодарит. Молчит.
— Я пошел по стопам отца, военным стал. До полковника дослужился, орден Мужества получил, медали «За отвагу», «За боевые заслуги», наградной пистолет. Но не про меня речь. Нурик пошел за мной и за дедом. Он с малых лет говорил, что будет военным, а определился, когда я в Ингушетии работал и он с Юнус-Беком Евкуровым познакомился. Он тогда в ВДВ служил, потом был президентом Ингушетии, сейчас — замминистра обороны России. Тогда Нурик и сказал: все, папа, моя судьба — ВДВ. Я его в десять лет на карате отдал, он начал первые места в соревнованиях занимать. Школу экстерном окончил — в 15 лет! Поехал поступать в Рязанское военное училище, там начальник удивился: «Ты молодой совсем, куда? Или что, сынок, тебя родители из дома выгнали, не нужен никому? А ну подтянись десять раз!» Нурик подтянулся двадцать пять и стометровку пробежал, все испытания прошел, взяли его.
Через полгода я приехал на присягу, и он сказал: «Да, папа, это мое место!» Еще сказал, что ребята, которые рядом с ним, русские, развитые, а я, мол, кое в чем отстаю, и книг начал еще больше читать. Он во всем первым хотел быть, такой характер.
За год, впервые встав на лыжи, Нурмагомед начал занимать первые места и на лыжных соревнованиях. Увлекся боксом. Побеждал и там. Был случай, вспоминает Энгельс: во время боя Нурик в первом раунде получил два нокдауна.
«Я тебя сниму!» — дернулся отец. «Нет, папа. Я его уложу!» — ответил сын. И уложил… Зал взорвался: все друзья пришли бой посмотреть. Нурик был любимцем всех курсантов.
— Хваткий он был, развитый. Начальник училища говорил мне: «Спасибо за сына!» А я ему: «Учите его как надо, как своего бы сына учили!» Был момент — какие-то курсантские шалости начались, убежал он в самоволку, его наказали.
Он обиделся сначала: я же чемпион! Но я сказал: «Сынок, станешь начальником, поймешь. Сколько вас у него? Слушайся, лучше всех будь, науку впитывай». И Нурик через год стал командиром взвода. Я повторял: молодец, работай дальше. Только никогда не смотри, кто какой национальности! Сделал дагестанец плохо — его накажи. Сделал русский — его. И он меня понял.
После училища, рассказывает Энгельс Магомедович, у Нурмагомеда были две командировки в Сирию. Ему было 22. Там он получил осколочное ранение, приехал домой с Благодарственным письмом от президента Сирии и боевыми наградами. И резко повзрослел. Внутренний свет не исчез, но черты лица стали резче, сам — серьезнее. На побывке в Махачкале встретился с друзьями и понял, что стал старше их.
— Иначе и быть не могло, сказал я ему, — вспоминает Энгельс. — Ты на войне был. Смерть видел. Друзей терял. Я сам все это прошел. Знаю.
Когда Нурмагомеду дали «свою» роту, он сначала расстроился: ребята слабые, разболтанные, с гонором, к порядку не привыкли. Но через девять месяцев ее признали лучшей ротой ВДВ в России. Со всеми поладил. Оказалось — отличные ребята. И они стали единым целым.
— Он их объединил, они плечом к плечу стояли. Когда стало известно, что их отправят на Украину, он сказал просто: «Пришел приказ. Если кому что не нравится — лучше сразу скажите. Там надо быть вместе!» Никто не ушел.
Друзья, рассказывает Энгельс, говорят: «Мы думали, ты у нас хороший, а сын оказался лучше тебя. Там хорошие нужны, вот Бог Нурмагомеда и забрал». Но говорят и другое. Мол, как так? Мог больничный взять, нездоровым сказаться.
— Я что могу на это ответить? — кипит Энгельс. — Мой сын кадровым офицером был. Он знал, куда идет, выполнял как офицер приказ главнокомандующего. Он же присягу давал! Больничный?! Хорошо. Он бы его взял, другой, третий! А землю нашу кто защищать будет, когда пора пришла?! Другие? Больно мне, но нет у меня претензий к президенту. Я когда служить начинал, у нас портянок на смену не было. Он сейчас страну с колен поднимает. Ему она досталась уничтоженная, слепым надо быть, чтобы этого не видеть. Мой Нурмагомед мужчиной был. Офицером.
И пусть будет мирное небо над нами, пусть страна станет сильной. А сын мой и другие ребята погибшие пусть основой станут для объединения россиян. Я через многое прошел, друзей хоронил. Теперь вот сына потерял. Большое горе. Но мы мужчины. Этим все сказано…
Брак родителей Нурмагомеда был коротким — увы, они расстались, так бывает. Горькую новость Сапижат Мазаевой принес ее брат Малик. Сказал: «Гордись, сестра, настоящего мужчину воспитала…» И ее мир рухнул. Не зря накануне так болело сердце.
Дверь в квартиру Сапижат открыта — таков обычай. Тихо звякают тарелки, сменяющиеся бесконечной каруселью: пришли одни люди, посидели за столом, ушли, пришли другие. На Кавказе радости — общие. И горе общее. И траур. Тонкая, невероятно красивая Сапижат — как застывшая черная птица со сломанными крыльями. Глаза — два бездонных озера, в которых нет ничего, кроме боли. Она знала, какой у нее сын. Бесконечно любила его. Была бесконечно любима им.
За прошедшие дни Сапижат измучили журналисты. Говорить ей трудно. Каждое слово — мука.
— Мне все кажется, я проснусь сейчас, и все это окажется сном, — слова шелестят, слетая с высохших губ. — Кем Нурик был для меня? Всем. Светом. Опорой. Моими руками, моими ногами, моим сердцем, душой, всем.
Растить двоих сыновей, Нурика и Абдула, сына от второго брака, Сапижат было нелегко. Работала иногда на двух, а то и на трех работах. Но рано осиротевшие братья и сестры Мазаевы всегда держались вместе, помогали друг другу, в самые трудные времена деля на всех и кусок хлеба. Нурмагомед был в семье общим любимцем.
— Я его рано в школу отдала, ему шести не было. Мне так проще было — брать его с собой, я же учительница младших классов, — отрешенно вспоминает Сапижат. — Он даже маленький мне не позволял сумки с тетрадями носить, все сам! Брата из садика заберет, по дому поможет, приберется. Все — он. Помню, он сказал мне, что пойдет в ВДВ. Я ответила, что тогда трудиться придется еще больше. И он учился старательно, экзамены хорошо сдал. И все, все его любили.
Столько друзей… Из училища один не приезжал, всегда ребят с собой привозил. Говорил — надо им край наш показать, ведь у нас так красиво.
Она замолкает, глядя в пол. Потом еле слышно продолжает:
— Нурик говорил: «Мама, все у нас будет хорошо, теперь заживем! Я все сделаю, ты ни в чем не будешь нуждаться...»
До конца контракта оставалось три месяца. Он мог остаться служить, уйти в спорт или выбрать что-то еще. Почему-то кажется, что остался бы…
В прошлом году, 14 марта, сыграли свадьбу: Нурмагомед женился на Мадине. Столько планов было. И, конечно, он мечтал о детях.
— Когда пришел Мадине срок рожать, он позвонил: «Мама, ты же будешь с ней, не оставишь ее одну?» И вот дочка у них родилась, моя внучка — Теймия.
Подержать дочь на руках Нурмагомед не успел. Только восхитился фотографией маленькой спящей красавицы и радовался ей до слез. За год они с Мадиной толком вместе и пожить не успели — у офицера Гаджимагомедова были сплошные командировки. Отправляясь в ту, что стала последней, он верил, что приедет домой, к своим девочкам, Мадине и Теймии, которую так ждал.
Но сначала надо было сделать трудную мужскую работу. Он тоже хотел, чтобы был мир.
— Он мудрый был не по годам, мой сын. Я к его словам прислушивалась. Мы могли говорить с ним обо всем. 25 лет ему было, а он стал настоящим главой семьи. Знаю, он был бы хорошим мужем Мадине и отцом. Да, я горжусь им, бесконечно горжусь. Но я потеряла сына… Молю Всевышнего, чтобы ни одна мать не пережила такое горе. О мире молю.
Рядом с Сапижат сегодня все ее родные. Сестры — точно тени, черные от горя. Лишних слов нет — касание руки, поддержка. Слезы высыхают, не пролившись. Дагестанки мужественны, как и их мужчины.
В горький час, как раньше в часы радости, Мазаевы собираются вместе. Тут же и малыши — внуки сестер. Семья растет. Вот забегает в комнату крошечная красавица Фатима, не особенно понимая, почему любимая Сапижат так грустна. Сапижат, обращаясь к ней, ласкова и терпелива. Это — будущее. Год пройдет, научится ходить и Теймия. Хочется верить, что Нурмагомед увидит это — из дальнего, неведомого нам далека.
Нет при такой потере подходящих слов. Поэтому их и не стараются произносить. Вспоминают самое светлое. Вот Нурик в спортзале — сидит, отдыхая, читает наизусть стихи Расула Гамзатова. Ребята устали после тренировки, и он сказал им — сейчас почитаю стихи, вам легче станет. А на этом видео он читает свои стихи, чуть смущаясь, но не без гордости. Он вообще очень увлекался поэзией и литературой, сам начал писать — о смысле жизни, предназначении, душе.
— Мы с ним в последние годы были уже, скорее, не как отец и сын, а как коллеги и друзья, — вспоминает Энгельс. — Он говорил иногда: папа, откуда ты знаешь то-то? Я отвечал: сынок, я все прошел, ты только начинаешь идти. Мне 55 лет, а дают все на десять больше. Это потому, что видел я много и многих потерял. Я думал: старею, Нурик моей опорой будет, подрастающее поколение мужчин нашего рода можно ему поручить. Не суждено. Но они будут знать, что погиб он как герой. Бог все видит. Сколько можно было нашей стране голову перед другими склонять?
Запад — что, нам одни разрушения нес. Вот ты спрашиваешь, как воспитывают таких сыновей. Отец мой говорил, что все с кровью предков наших передается. Думаю, так и есть. Нурик край наш любил, Россию любил, жизнь любил. Сирийца одного научил по-лакски говорить. Мне парень этот звонит сейчас с другого конца света и на лакском говорит слова поддержки! Все мы люди, все смертны.
Мой сын как метеорит был — пронесся по этому миру, многим осветив путь, и исчез. Так было суждено. Потому что он собой остался и с совестью своей заигрывать не стал. Военные действия все таковы: кто-то страдает, чтобы потом были мир и свет. И я читал и Коран, и Евангелие, и Тору, и везде одинаковое написано: не убей, не воруй, не обманывай. Нурмагомед это глубоко понимал. В породу он пошел своим характером — сильный, волевой, мужественный и справедливый. И если народ наш сплотится сейчас — значит, не зря мой сын погиб. У нас в Дагестане 37 национальностей, и все мы россияне. Это почувствовать надо! Хватит делиться на своих и чужих. Нас же стравливают специально, разве не понятно? Не началась бы спецоперация на Донбассе, и была бы нам всем хана, уж поверь мне, я знаю.
В школе, где учился Нурмагомед, под его портретом — море цветов. В горах, на высоте 2000 метров над уровнем моря, в селе Кани, где похоронен Нурмагомед, подрастают 187 деревьев, которые его отец посадил в память о каждом участнике Великой Отечественной войны, ушедшем оттуда на фронт. Там же он поставил и открыл мемориал в их память. Не зная, что вскоре приедет в село хоронить сына. Год, два — и зазеленеет в Кани роща. В память о фронтовиках. И о Нурике.
Шелестит звук видеоролика. Нурмагомед — на краю старого дома в Кани. Секунду-другую балансирует, собирается, и вдруг, перевернувшись через голову, прыгает назад и твердо встает на ноги под аплодисменты друзей. Тут и улыбки не сдержать — пусть и сквозь слезы. А тут — снег, горы, солнце. Как из ниоткуда появляется голос — звонкий, наполненный счастьем. Нурмагомед стаскивает очки, шапку — и сияет: он только что спустился на лыжах с Эльбруса, о чем мечтал. «Вот какая красота… Вот это я понимаю! Кайф! Как я счастлив! Это лучшее, что может быть в жизни. Или одно из лучших…» Улыбка — ярче солнца. Счастливый — до замирания сердца. Таким он и останется в памяти у нас. Навсегда.
Нурмагомеду Гаджимагомедову и другим защитникам страны сейчас многие посвящают стихи. Одно из стихотворений пришло в еженедельник «Вестник», что выходит в Махачкале. Оно перед вами:
Тобой гордятся весь Кавказ
И вся громадная Отчизна.
Погибнуть дал себе приказ,
Но не попасть в клыки фашизма.
Ты предпочел увидеть смерть —
Унизиться не мог ты пленом.
Ты выбрал славу, горца честь,
Взойдя над суетой и тленом.
Кто о последствиях судил,
Тому не быть вовек героем.
Ты жизнь короткую прожил,
Что измерялась смертным боем.
Не думал ты тогда, что молод,
Что жизнь дается только раз.
Чека гранаты, мрак и холод.
Ты честно выполнил приказ.
Ты смертью жизнь в нас вдохновил.
Ты нам пример — нам, нашим детям.
Все знают, как ты жизнь любил.
За смерть твою нам враг ответит.
России храбрые сыны —
Карелы, лакцы, кабардинцы,
Мы дружбой братскою сильны —
Татары, русские, тувинцы.
России честь ты отстоял,
Ты подвигом вселил отвагу,
Во всех, кто доблесть не сменял,
Кто Родине давал присягу.
В Нурмагомедов мы теперь
Все превратились, став как скалы.
И пусть шипит нацистский зверь,
В уродстве обнажив оскалы.
Поклон тебе, о Дагестан!
Пусть будут вечны твои горы.
За сына твоего дастан
Мы воспоем в твоих просторах.
Отцу и матери поклон,
Взрастивших воина, героя.
Благословен их кров и дом.
Помянем его память стоя.
ДОСЬЕ
Нурмагомед Энгельсович Гаджимагомедов (29 сентября 1996, село Кани, Кулинский район, Дагестан — 24 февраля 2022, Украина) — российский военнослужащий. Гвардии старший лейтенант, командир роты 247-го гвардейского десантно-штурмового Кавказского казачьего полка ВДВ России. Герой Российской Федерации (посмертно, 2022). Первый российский военнослужащий, удостоенный звания Героя Российской Федерации за воинский подвиг, совершенный во время специальной военной операции. С детства увлекался спортом, занимался карате.
В 2012 году окончил среднюю школу № 42 города Махачкалы. В мае 2015 года в Перми завоевал бронзовую медаль чемпионата России по кикбоксингу. Любил творчество поэта Расула Гамзатова и сам сочинял стихи. В 2017 году окончил Рязанское высшее воздушно-десантное училище.
С 1-го курса был командиром взвода. Занимался армейским рукопашным боем, позже получил звание мастера спорта.
Служил в должности командира роты в составе 247-го гвардейского десантно-штурмового Кавказского казачьего полка ВДВ России с дислокацией в Ставрополе.
В ТЕМУ
- Одну из улиц Махачкалы планируется назвать именем Нурмагомеда Гаджимагомедова.
- Первенство России по вольной борьбе среди юниоров, которое должно состояться с 24 по 27 марта 2022 года в каспийском Дворце спорта имени Али Алиева, посвятят памяти Героя России Нурмагомеда Гаджимагомедова.
ЦИТАТА
Владимир Путин, президент России:
— Я русский человек. Но когда я вижу примеры такого героизма, мне хочется сказать, что я лакец, я дагестанец, я чеченец, ингуш, русский, татарин, еврей, мордвин, осетин.
ПРЯМАЯ РЕЧЬ
Сергей Меликов, глава Дагестана:
— Офицеры и солдаты, которые выполняют свой воинский долг на территории Украины, защищают всю Россию и Дагестан в том числе. Если бы мы сегодня этого не сделали, то через несколько лет, а может и раньше, война пришла бы в наши дома. Такие люди, как Нурмагомед Гаджимагомедов, совершающие подвиги и защищающие свою Родину, будут с нами всегда. Вечная им память и слава! И его семья никогда не останется без поддержки. Такие трагедии мы просто не имеем права оставлять без внимания. Будет сделано все, чтобы помочь семье пережить это горе, которому я искренне сочувствую и сопереживаю.
Присвоенная Нурмагомеду награда — свидетельство признания лучших человеческих качеств нашего земляка, мужества и самоотверженности настоящего российского офицера. Эта высокая оценка его подвига очень важна для каждого из нас.
