Жизнь удалась
Здесь вам не тут!
В.С. Черномырдин
Гости съезжались на дачу.
Брежнев праздновал очередную победу на выборах.
В конце 70-х годов общественную должность председателя правления подмосковного дачного кооператива оспаривали два претендента. Фамилия одного была – Брежнев (совпадение, вот и певица у нас есть – Вера Брежнева). Другого фамилию… запамятовал. Ну, так и назовём его условно – Другой. Скажите – был ли на подходе к 80-м у Другого хоть какой-нибудь шанс в единоборстве фамильных звучаний? Хоть какой-то ресурс? Никакого шанса. И ресурса – ни малейшего. Кроме характера, от природы бойцовского. Другой верил в свою звезду, и… в середине 80-х инертный консервативный Брежнев проиграл голосование содачнику, Другому, который шёл на выборы под лозунгом, созвучным классике (знакомый литературовед посоветовал): «Нет, я не Брежнев, я другой, ещё неведомый избранник», имея в виду законсервированное Брежневым строительство гаража, которое Другой обещал расконсервировать.
С тех пор, в зависимости от смены общественных формаций, от противостояния эпох, менялся и социальный статус претендентов-соперников: на председательском посту они чередовались друг с другом. А дачный кооператив ветшал и разваливался – не было денег, не было стройматериалов. Вообще ничего не было – кроме председателей и правления.
Пролетали годы. Десятилетия, вовлекая в вихри истории и Брежнева, и Другого. А уж какие вихри… Надо ли напоминать?
Однако сегодня они, слава богу, живы, здоровы. Оба. Обитают в доме для престарелых. У них просторная светлая комната – на двоих. Дом не испытывает материальных затруднений, потому что содержится известным олигархом. Он выкупил землю, где доживал свои дни дачный кооперативный посёлок, стёр его с лица земли, а на освободившемся пространстве выстроил – для своих надобностей – замок, не хуже, чем у Максима Галкина в деревне Грязь, и огородил его семиметровым забором.
Упомянутая качественная богадельня, тем же олигархом отремонтированная, – неподалёку. Из её окон – вид на забор.
Брежнев с Другим, старым приятелем, любят после плотного завтрака посидеть на скамеечке у входа в свой нынешний дом и порассуждать о текущей политике: «Северный поток», выборы в Думу, то-сё… Им уютно вместе, комфортно, и они считают, что жизнь ихняя в целом удалась. Ихняя.
Ведь иные члены правления и вовсе остались ни при чём и ни с чем.
Унесённые ветром.
На всех качественных богаделен не напасёшься. Преобладают некачественные. Когда случаются пожары – горят хорошо. Горько.
Угадайте, было это всё на самом деле или я выдумал.
В Варшаве, где в конце 70-х я представлял Всесоюзное агентство по авторским правам, мы жили в одном доме с выдающимся польским актёром и режиссёром Адамом Ханушкевичем. Дом был старый, капитальный, но без мусоропровода, и когда Адам выходил во двор с помойным ведром, то был, по свидетельству Иры, видевшей мизансцену через окно, элегантен неотразимо. И не согласиться с ней было нельзя.
А ещё я запомнил Ханушкевича на Первомайской, кажется, демонстрации. Тут польские руководители в изобретательности превзошли наших: во главе шествия полагалось идти популярным людям культуры. И они шли мимо высоких трибун и приветственно помахивали руками, понимая, что таковы условия игры. Представляю, что творилось в эти минуты на душе у театрального аристократа, мастера эффектных мизансцен! Он-то отдавал себе отчёт, что во дворе с ведром выглядит элегантнее. А какой у него был спектакль «Месяц в деревне», сколько любви, воздуха, света! И какая чуткость к тургеневским интонациям…
Такой красивый спектакль мог сделать только очень красивый человек.
* * *
Ближе к концу 60-х в одной делегации оказались Элем Климов, Эльдар Шенгелая, ваш покорный слуга и ещё – ответственный комсомольский работник по имени, кажется, Дима. Мы посетили страну, про которую тогдашние остряки говорили, что в социалистическом лагере это самый свободный барак. Дима оказался нормальным мужиком, открытым и доброжелательным, охотно выпивал наравне со всеми, в идеологические полемики по возможности не ввязывался. И только однажды, когда не хватило мест в машине и пришлось сильно потесниться, пробормотал себе под нос, но так, чтобы соседи услышали: «Ничего, в следующий раз приедем на танке, всем места хватит».
Во всяком случае, по возвращении Эльдар основные впечатления прокомментировал так: «Славно всё было. Можно ещё куда-нибудь в таком же составе... И Диму с собой возьмём. Как идейно-политического руководителя».
* * *
Из дипломатических баек, услышанных в той же поездке.
Наш посол в социалистической стране любил проводить вечера в обществе коллеги, представлявшего одно из африканских развивающихся государств. Оба были не дураки выпить и по завершении встреч лыка обычно не вязали.
А утром, морщась от похмельной головной боли, посол внушал подчинённым: «Работать надо с ними. Понимаете? Работать. Разъяснять, укреплять наши позиции…»
* * *
Полюбите, девушки, электрика,
Пока его током не убило!
(Из народной песни)
* * *
Есть профессии, которые изначально исключают недобросовестную работу. Канатоходцы, например, воздушные гимнасты под куполом цирка. Это не новость, но проблема в том, что всех наших сограждан не загонишь под купол.
Ещё чистое, честное дело – укрощение хищников. Зайди к тиграм в клетку и попробуй схалтурить.
Или вот ещё эстрадный дуэт из 50-х годов: «Кац и Андрюшенас, художественный свист». Свистели многие, но чтобы так художественно – больше никто, и публика это знала. Вот и попробуй сфальшивить – публика не простит. Ну да, та самая, которую не загонишь под купол…
А всё-таки интересно, наверное, было бы пожить в мире, где обманывать и притворяться – себе дороже.
* * *
Остап Бендер из «Золотого телёнка» осуществлял свою блистательную аферу с мгновенным обогащением тогда, когда отдельная человеческая личность значила у нас всё меньше и меньше. Собственно, поэтому афера и провалилась: Великий комбинатор недооценил того, с какой силой может навалиться класс-гегемон на миллионера-одиночку.
Сумел бы Остап стать богатым и счастливым сегодня? Ведь он, помимо прочего, был ещё и романтиком.
* * *
Сколько себя помню, не остывала у нас конфронтация – на любом уровне – между левыми и правыми, между западниками и почвенниками, между ещё кто его знает кого и с кем. Не удавались (за редкими исключениями) попытки мирного сосуществования, без передержек, подначек и даже без откровенного взаимного хамства. Всякий раз получалось примерно как у Балаганова с Паниковским из «Золотого телёнка», которые в очередной раз «так разгорячились, что начали даже тихонько отпихивать друг друга ладонями и наперебой выкрикивать: «А ты кто такой?» Такие действия предшествуют обычно генеральной драке…»
И отпихивание (не только ладонями), и взаимные вопросы-упрёки, подобные вышеприведённому, разве что покруче, переходящие в генеральные драки… Уши заткнуть, глаза закрыть, а всё равно – и слышно, и видно. От одного только телевидения куда денешься? А уж если надумаешь газеты купить противоположных идеологических установок…
Эпидемия взаимной ненависти, более цепкая, чем коронавирус.
Угомониться – что мешает? Смириться с тем, что ваш сосед, оппонент, коллега может думать иначе, чем вы? Неужели то, что в своих взаимоотношениях с мирозданием и друг с другом мы от Балаганова с Паниковским не так уж далеко и ушли?
Но, помнится, ещё Вольтер… насчёт толерантности.
Да при чём тут Вольтер?
«Антилопу-Гну» – к подъезду!
* * *
Вот только их жалко было – и Балаганова, и Паниковского.
И Козлевича жалко – с его «Антилопой», которая рассыпается посреди дороги.
Рассыпается, и однако, и всё-таки… Такси свободно. Прошу садиться! Эх, прокачу!
Как-то это получалось… По-людски, что ли.
* * *
Наверное, ведь можно и так – по-людски.
Даже в нешуточных передрягах.
* * *
Как известно, в своё время Расул Гамзатов послал с заседания Верховного Совета домой в Махачкалу супруге Патимат телеграмму следующего содержания: «Сижу в президиуме, а счастья нет». Иногда прикинуть хочется, какую телеграмму послал бы жене великий поэт, окажись он ненароком в нынешней Государственной думе.
Чувства юмора ему было не занимать.